ВИКТОР ГОЛКОВ ● УЗОРЫ НА ОКНЕ

* * *

Если что-то есть во мне,
то оно пришло оттуда,
где узоры на окне
или детская простуда.

Где еще живой мой дед,
Мерно  досточку  строгает,
и косой, блестящий свет
ночь на блики разлагает.

Там, где утро, первый класс,
материнский взгляд вдогонку.
Все, что по закону масс,
разом ухнуло в воронку.

И стоишь как Гулливер,
персонаж из детской книжки.
Бывший юный пионер,
задыхаясь от одышки.
 

* * *

Жизнь, на радости скупая,
чужеземный звукоряд.
Ночью тени, обступая,
мне о прошлом говорят.
Я, случается, жалею,
вспоминая на ходу
ту тенистую аллею
в старом пушкинском саду.
А знакомая развилка
так безумно далека,
что дрожит и бьётся жилка
где-то в области виска.

 

* * *

Правда, что жила во мне,
исчезает неизвестной.
Я над плоскостью отвесной
наклонился: что на дне ?
Детство, молодость моя,
переулок Театральный,
контур прошлого овальный.
Дом, родители, друзья.
В тёмной сутолоке лип
запах сладкий до истомы,
и парящий, невесомый
белой лестницы изгиб.

 

* * *

Убывают чувства понемногу,
превращаясь в жалкое рваньё.
Только страхи возвращают к Богу,
по ночам вопя, как вороньё.

 
Это правда: я устал бояться,
по привычке жизнью дорожить.
Если страхи в сердце не роятся,
смысл теряет ощущенье "жить".

 
Может лучше в зыбкости рассветной
из вагона в блёстках конфетти
безбагажно, тихо, безбилетно
на последней станции сойти.

* * *

Если что-то есть во мне,
то оно пришло оттуда,
где узоры на окне
или детская простуда.

Где еще живой мой дед,
Мерно  досточку  строгает,
и косой, блестящий свет
ночь на блики разлагает.

Там, где утро, первый класс,
материнский взгляд вдогонку.
Все, что по закону масс,
разом ухнуло в воронку.

И стоишь как Гулливер,
персонаж из детской книжки.
Бывший юный пионер,
задыхаясь от одышки.
 

* * *

Жизнь, на радости скупая,
чужеземный звукоряд.
Ночью тени, обступая,
мне о прошлом говорят.
Я, случается, жалею,
вспоминая на ходу
ту тенистую аллею
в старом пушкинском саду.
А знакомая развилка
так безумно далека,
что дрожит и бьётся жилка
где-то в области виска.

 

* * *

Правда, что жила во мне,
исчезает неизвестной.
Я над плоскостью отвесной
наклонился: что на дне ?
Детство, молодость моя,
переулок Театральный,
контур прошлого овальный.
Дом, родители, друзья.
В тёмной сутолоке лип
запах сладкий до истомы,
и парящий, невесомый
белой лестницы изгиб.

 

* * *

Убывают чувства понемногу,
превращаясь в жалкое рваньё.
Только страхи возвращают к Богу,
по ночам вопя, как вороньё.

 
Это правда: я устал бояться,
по привычке жизнью дорожить.
Если страхи в сердце не роятся,
смысл теряет ощущенье "жить".

 
Может лучше в зыбкости рассветной
из вагона в блёстках конфетти
безбагажно, тихо, безбилетно
на последней станции сойти.