RSS RSS

ИРИНА РОДНЯНСКАЯ ● «КАНОНИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ ИСТОРИИ» И ЕЁ ПРОЕКЦИЯ В БУДУЩЕЕ. ИЗБОРСКИЙ КЛУБ КАК ВИЗАВИ КРЕМЛЯ?

Heute wollen wie marschiеren,

Einen neuen Marsch probieren.

Немецкая строевая 1936 г.

Начну с примера невинного лукавства, затеянного в обход «духа времени». Известный историк и публицист Юлия Кантор пишет в «Российской газете» за 2 апреля с.г. об увековечении памяти жертв политических репрессий ‒ и о том, какие этой государственной целевой программе чинятся препятствия: «цифры могут быть слишком большими», а это, мол, «нанесет ущерб имиджу России». Напротив, возражает автор статьи, в глазах всего мира эта программа «будет способствовать четкому социально-историческому разграничению понятий “Россия” и “СССР”». Такая намеренно простодушная аргументация явно анахронична: сверху давно поступил запрос на слияние означенных понятий в общем движении родной истории. Ну а то, что статья Ю. Кантор все же появилась в правительственной газете-официозе, ‒ свидетельство тому, что эта поставленная перед обслуживающей власть историографией задача будет решаться не беспрепятственно.

Я помню время, когда либеральная публицистика с упоением твердила о молодом Российском государстве, ведущем отсчет непосредственно с 1991 года и развязавшем себе руки вместе с отсечением прошлого ‒ царского, советского ли. (Ну а то, что в ряде международных прав и обязательств Российская Федерация объявила себя преемницей Советского Союза, представлялось чисто прагматической мерой, к идеологии и историософии отношения не имеющей.) Конечно, это была беспочвенная утопия, характерная для поверхностного свободолюбия 1990-х годов.

Исторические события непрерывны, и влияние памяти о них на настоящее и будущее неизбежно. Вопрос в том, как эту память интерпретировать. Антикоммунистическое меньшинство (не буду доказывать, что это именно меньшинство, и уходить в объяснения, почему так сложилось) в лице еще Александра Исаевича Солженицына расценивало советскую эпоху как долговременный ‒ но все-таки временный уход России со своих естественных исторических рельсов; травматический и трагедийный ‒ но оставляющий надежду на возвращение в покинутую колею и залечивание травмы внутри тысячелетней истории российской.

По миновении двадцати лет эти надежды не оправдались как в умах интеллектуалов, так и в массовых настроениях. По мере того как безыдейный «мягкий авторитаризм» (Е. Гайдар) постсоветской власти усваивал все больше черт позднесоветского идеологического авторитаризма ‒ и в геополитике, и во внутреннем партийно-политическом и властном строительстве, ‒ идея коммунистического отклонения от русского пути стала настойчиво вытесняться идеей единого исторического потока, восстановившего после кратковременной гражданской смуты 1918 ‒ начала 1920-х годов свое прежнее течение уже в советскую, преимущественно сталинскую эпоху. Другими словами, поступил заказ на бесконфликтную связь времен, на маскировку травматического разрыва, на «патриотический» вклад советчины в копилку народной гордости. Импульс тут исходил из властных кругов, но одновременно ‒ от ностальгических чувств недовольных настоящим масс. Победы 1945 года в особенности, но и других опорных точек ‒ от полета Юрия Гагарина до былых спортивных триумфов, а также идеализированных напоминаний о прежней патерналистской госполитике в области здравоохранения, образования, искусства ‒ всего этого, казалось бы, могло хватить, чтобы вопрос о преступлениях и неминуемом крахе советского строя был отодвинут в сторону или переложен на плечи какой-нибудь мировой закулисы («англичанка гадит», как говорили в позапрошлом веке).

Однако этих спускаемых в народ картинок прошлого хватает ровно настолько, чтобы заткнуть рот разгромленной горстке «демократов» (о чем, в частности, свидетельствуют все интерактивные голосования на телепередаче «Исторический процесс») и представить нынешних держателей государственного руля как восстановителей и продолжателей чуть было не загубленного векового дела («Россия поднялась с колен»). То есть подпереть выхваченными из минувшего фрагментами властный status quo.

Между тем этот status quo нынче как раз расшатывается. И расшатывают его не только кризисные явления и неудачи тех или иных локальных проектов, но и запрос населения (причем не одной лишь «креативной» прослойки) насчет перспективы: куда идем?

Тут-то ‒ как симуляция ответа ‒ и выдвигается концепт «советской цивилизации», внедряемой в большое время других цивилизационных фаз отечественной истории и проецируемой в будущее, как бы обнаруживая росток развития. Свежее указание создать и завизировать «каноническую версию» истории ‒ это не просто жесткая рекомендация школьному образованию, это нечто, аналогичное по функции «Краткому курсу истории ВКП(б)», ‒ то, что должно быть написано на знаменах похода в футурум.

Кто за это тонкое и по-своему творческое дело возьмется? Вряд ли функционеры популистских новообразований вроде «Общероссийского народного фронта» или позабытого уже, кажется, «Открытого правительства», декорирующих власть «народной поддержкой». В их среде по определению нет умственных сил.

Однако одна кандидатура, один коллективный разум уже наличествует. И его преимущество ‒ в определенной независимости от административных структур и в частичном лишь совпадении целей с интересами этих структур. Я говорю об Изборском клубе, ближайшая задача которого, как сформулировал член этого клуба, экономист и публицист Михаил Делягин, ‒ «создание интеллектуальной альтернативы либеральному проекту, который несовместим с существованием России». У Изборского клуба есть уже разноформатная сеть публичности: доклады собственного Института динамического консерватизма, свой журнал (в его № 1 опубликован манифест отцов-основателей, а № 2 посвящен мобилизационной доктрине милитаризации), Интернет-ресурс «Однако» и многое другое на постоянно обновляемом сайте. Все это доступно любопытствующим, но я все же оглашу первичные данные.

У Клуба был предшественник ‒ некий «Сергиевский проект». В 2005 году он выпустил огромный текст «Русская доктрина», долженствующий стать новым «оружием сознания» (один из составителей ‒ Егор Холмогоров). Но резонанс изборцев обещает быть куда более громким, чем это прошедшее почти не замеченным теоретизирование.

Клуб был образован в древнем городе Изборске в сентябре 2012 года и, конечно, при всяческой помощи местной администрации. Его председателем стал специфический златоуст Александр Проханов ‒ сегодня одно из центральных медийных лиц на федеральных телеканалах. Исполнительный секретарь ‒ Виталий Аверьянов, числящийся философом консерватизма. Среди постоянных членов всё люди известные, многопишущие, влиятельные: Сергей Глазьев, Наталья Нарочницкая, Михаил Леонтьев, Юрий Поляков, вышеупомянутый М. Делягин, историк Андрей Фурсов, архимандрит Тихон (Шевкунов), Максим Шевченко, отец неоевразийства Александр Дугин, экономист Михаил Хазин, генерал Леонид Ивашов. На предварительном заседании Клуба присутствовал министр культуры Владимир Мединский; сочувствие выразили протоиерей Всеволод Чаплин и Всемирный русский собор. Из одного этого перечня следует, что общественное пространство уже широко оглашено и покрыто именитыми изборцами. Есть и выходы к государственной власти ‒ через сочувственника Мединского или советника президента Глазьева. Но именно лишь выходы, пунктирные контакты ‒ Изборский клуб можно квалифицировать не как кремлевское детище, а как группу давления на Кремль, действующую в благоприятных для такого давления условиях. Сами изборцы заявляют, что их клуб ‒ «тест для российских властей вообще и для Путина в особенности»[1]. Они призывают Путина стать наконец «преобразователем России» и мечтают, чтобы от знакомства с их докладами и документами у Путина, якобы унывающего на пессимистических словопрениях Валдайского клуба, «заблестели глаза».

Но все это внешняя сторона дела. Вызовом и одновременно приманкой у изборцев служит их историософская версия, которую они хотели бы канонизировать как напутствие российскому будущему. Конкурирующий либеральный лагерь никогда не был озабочен своей беспочвенностью, отчего провалился по части не только перспективы, но и ретроспективы. Альтернативу ему предлагается укоренить в веках, а не исключительно в идеализации (потерянного для России, по слову Солженицына) ХХ века. Вовсе не куцее «Back to USSR», как неосмотрительно охарактеризовал пафос Изборского клуба один из либеральных журналистов. Нет, наше непредсказуемое прошлое переписывается начиная с глубокой древности.

Сначала ‒ об инструментарии. Кто-то из оппонентов обозвал изборский набор понятийных орудий «агрессивным православием». Трудно придумать нечто более неуместное (если, конечно, сойтись на том, что православие ‒ как-никак христианство).

О конкретных столкновениях изборцев с христианскими представлениями есть что сказать (и будет сказано ниже), но главное ‒ в другом. Опорным для изборской философии истории стало понятие «генетический код» ‒ наукообразная мистификация или, если угодно, темная историческая мистика. Строго говоря, это не расизм, поскольку апелляция к некой издревле вживленной в евразийский континентальный менталитет парадигме не имеет в виду этничность, и упоминаемая всуе «генетика» ‒ не более чем расплывчатая метафора, условно позаимствованная из биологии. Но функционально такой подход тождественен расовому и движет изборскую мысль от фашизоидного, в духе Муссолини‒Джентиле, государственничества по направлению к идеологемам Третьего рейха. Если в христианской доктрине исторический процесс предстает как плод свободного соработничества Промысла и человеческой воли с ее личностным выбором, то здесь декларируется жесточайше закодированный детерминизм, в сравнении с которым даже пресловутое учение об общественно-исторических формациях оставляет некий люфт для свободной инициативы.

Заклинательное слово «коды» не сходит с языка изборцев. Н. Нарочницкая в нынешнем году издала свою книгу «Русский код развития». В изборском манифесте говорится об исходящей из «либеральных центров» смертельной угрозе, которой подвергаются «глубинные коды» народного сознания. А «милитарный» № 2 изборского журнала трактует о создании на либеральном пепелище «новой страны» ‒ но такой, чьи «глубинные коды» совпадают с кодами «красной империи», с кодами «белой» православной империи, с кодами Московского царства и кодами древней Киевско-Новгородской империи. Вот какой исчерпывающий набор «кодов» для строительства пятой по счету русской империи (заветная прохановская нумерация!). Манипулирование таинственными «кодами» намеренно затемняет понятие о реальной исторической России как христианской стране, вместе с Крещением фактически обретшей свою государственность.

Делаются ли попытки обратиться от этих риторических игрищ к разъяснениям аналитического свойства? Да, и здесь-то и берется на вооружение цивилизационный принцип. Сейчас в мире все определяют не государства, а цивилизации, уверены изборцы (снова напомню, что в отличие от претензий Муссолини на римское государственное владычество гитлеровский рейх мыслил себя не просто государством, а особой цивилизацией). Выявлению же тысячелетних кодов евразийской цивилизации, разумеется, помогает старый багаж ‒ от Данилевского и Н. Страхова как автора книги «Борьба с Западом» до Льва Гумилева. Но есть и новые наработки.

Одна из самых примечательных ‒ работа Андрея Фурсова «Русская власть. Россия и Европа. Великая Монгольская держава, самодержавие и коммунизм в больших циклах истории». Автор, в интересующем нас отношении, ‒ глава Центра методологии и информации изборского Института динамического консерватизма. По Фурсову, для всей российской цивилизации определительна «центрально-азиатская модель власти», берущая начало еще от державы хунну и далее от Чингисхана. Так норманнская теория несамобытности русской власти:

Я пью за варягов, за дедов лихих.

Кем русская сила подъята,

Кем славен наш Киев, кем грек приутих,

За синее море, которое их,

Шумя, принесло от заката[2] (т.е. с Запада. ‒ И.Р.) ‒

теория, до сих пор вызывающая у иных «патриотическую» ярость, сменяется золотоордынской теорией той же самой несамобытности, нисколько, впрочем, не травмирующей патриотических чувств. (Тут Фурсову приходится волей-неволей уступить прохановскую «Киевско-Новгородскую» империю современной украинской националистической историографии ‒ но чем не пожертвуешь ради ментального родства с Чингисханом!)

Автор перечисляет черты центрально-азиатской цивилизационной модели, из коих выделим приоритет власти над собственностью и единство социальной организации с организацией военной. Сюда же относится позаимствованный русской державой у чингизидов экстралегальный, следуя авторской терминологии, характер власти (т.е. приоритет власти над законом). От Византии, как утверждается, была транслирована лишь христианская форма власти с её легализацией свыше, но по сути центрально-азиатская, она же русская, власть являлась не- и сверх-христианской. И вот три ее апостола ‒ Иван, Петр и Иосиф. (А место четвертого апостола пока, видимо, вакантно ‒ или нет?) Понятно, что внутри этой модели советская эпоха русской истории не является каким-то отклонением, а представляет собой совершенно закономерную фазу. Посредством «красного» режима Россия предотвратила свой распад и продлила своё существование на единственно возможных для неё путях антикапитализма (в соответствии с фундаментальным «золотоордынским» первенством власти над собственностью).

Случившееся далее описывается Фурсовым во вполне прохановских катастрофических тонах: «Держатели руля мировой социалистической системы, персонификаторы традиционной русской кратократии (т.е. всевластия власти. ‒ И.Р.), принявшей вид коммунистической, отказались от Красного проекта… ради “бочки варенья и корзины печенья”, обещанных мировой буржуазией…» (Цитируемый в этом пассаже Аркадий Гайдар[3] как бы грозит кулаком своему внуку Плохишу.)

Ну а выходом из этой всё ещё не преодоленной катастрофы может быть только создание по прежней «кодовой» модели нового «импероподобного» государства ‒ по Фурсову, ни в коем случае не «узко-этнического» (русский национализм ‒ слуга англосаксонских и ватиканских схем, загадочно замечает автор), а заново собирающего вокруг русского ядра тяготеющие к нему евразийские пространства и этносы. Шиболетом народным этого будущего государства-цивилизации станет социальная справедливость (понятие сколь привлекательное и востребованное, столь же и растяжимое), с приматом общественной собственности. В таком будущем Фурсов не скупясь обещает всем-всем свободу и достаток, а что до идеологических скреп – пророчит новую кшатрийско-брахманскую этику (этику «воинов и священников»), при ревизии «всей геокультуры» и пересмотре «многих христианских идей» с привлечением дохристианской античности.

Для председателя Клуба Проханова такое ученое расщепление волоса нехарактерно. Он работает густыми мазками. Главное ‒ восстановить в общем сознании идею русского мессианизма, которая, по его словам, определяет сакральный характер и пасхальную цикличность (воскресение после очередной смерти) многовековой российской истории. «Православная» фразеология Проханова весьма энергична, но, разумеется, подложна; он упорно именует русской православной мечтой, вдохновлявшей Красный проект, как раз то, что в метафизическом плане делает этот проект неотвратимо богоборческим (даже независимо от личных взглядов богоненавистника Ленина): построение рая на земле. А новомученики этой эпохи промыслительно рекрутированы репрессиями, чтобы их небесными молитвами в 1945 году была одержана священная победа красного строя, ‒ такое вот богословие! На церковь же Проханов смотрит как на «драгоценную составляющую русской государственности». Легко убедиться, что с церковным христианством изборская идеология обращается по факту ‒ инструментально, по доктринальным принципам ‒ в лучшем случае еретически, в худшем ‒ язычески и бесовски. Однако же сбирает одобрительные кивки от безответственных духовных лиц!

Русское мессианское сознание, основанное на учении «о рае земном» (на «учении старцев», как в другом месте богословствует все тот же Проханов), ‒ вот что, оказывается, предопределяет извечную атаку Запада на русские исторические коды (опять они!), а покушения на лакомое русское геопространство с его богатствами ‒ тут не главное. У России как у священной державы (вспомним, увы, новомихалковский гимн), как у «православно-исламской цивилизации» ‒ неизменный и сквозной исторический враг. Иными словами, эта мессианская «цивилизация» выводится за пределы общехристианской ойкумены ‒ понятия, напрочь упраздняемого. Здесь уже не просто азартное углубление великой церковной схизмы, а предощущение армагеддона ‒ неизбежной «большой войны», на пороге которой России нужней всего «оборонные заводы и алтари». Геополитическая конфигурация, начертанная изборцами, в чем-то начинает напоминать провальную сталинскую на рубеже Второй мировой: с одной стороны ‒ православно-исламский союз с великим Китаем, с другой ‒ США и страны НАТО (с той разницей, что в пакте Молотова‒Риббентропа СССР был участником на равных, а ныне Россия теряется в тени Китая, в реальной политике обнаруживая себя на вторых-третьих ролях и лишь в воспаленных мечтах ‒ на первых).

Ясное дело, такому раскладу вещей могут соответствовать не златые горы, сулимые Фурсовым, и не вымечтанная «православная экономика», заменяющая принцип конкуренции гармоническим принципом сотрудничества (о чем тоже докладывалось на изборских заседаниях), а только и единственно экономика мобилизационная ‒ в соответствии с идеологией «большого рывка», максимального принудительного напряжения народа. «Родина заставит себя напрячь силы ‒ иначе не выживет» ‒ вот слоган изборцев из свежего выпуска «Однако». И отсюда вполне логичен еще один выкрик: «Десталинизация ‒ это удар по стране. Здесь наш рубеж, наш Сталинград».

Но как всего этого достичь? Как одержать Русскую Победу (по велеречивому слову Проханова) в нынешних обстоятельствах? Для этого, утверждается на страницах изборского журнала, потребно «создание гвардии развития», пассионарной «элиты возрождения», оттесняющей «элиту упадка»; сложение «партии нового типа», она же ‒ «орден меченосцев» (оба определения ‒ сталинские, последнее ‒ дословно из выступления вождя народов). Разумеется, на роль такой элиты изборцы назначают себя, но прошу отнестись к их претензиям без иронии. Ораторски заявленная мысль очень любопытно уточняется опять-таки Фурсовым, озабоченным «формированием субъекта русского стратегического действия», который обеспечил бы возможность развития страны «в соответствии с русскими социальными кодами» (не удержусь еще раз огласить сакраментальное слово…). Он полагает (и я не берусь его опровергать), что в становящемся посткапиталистическом мире возникает «орденская» структура власти, подспудно вытесняющая партийную демократию. Это малочисленные образования, обладающие зато критической массой интеллектуального превосходства над противником и организационной сплоченностью «В Большой эволюционной игре», замечает аналитик, побеждают именно такие «малыши». Соответствующая идея, конечно, носилась в воздухе и не раз спускалась на грешную землю в течение всего ХХ века. Это ленинская идея, успешно реализованная, когда большевистский «малыш» оформился и, при помощи череды расколов и отсечений в среде русской социал-демократии, стал «субъектом стратегического действия». Это, в отрицательном смысле, и идея Игоря Шафаревича, предупреждавшего о происках «малого народа», ‒ и в данном случае неважно, какую напраслину и на кого Шафаревич тут же и возводил. Это верная, то есть работающая, идея. Не так давно протодиакон Андрей Кураев говорил, что сообщество сексуальных меньшинств, этот «малый народ», ввиду своей агрессивной сплоченности может окончательно изменить на Западе лицо былой христианской цивилизации, ‒ и с этим трудно не согласиться. То же самое можно сказать об изборском «ордене» для России ‒ этом симметричном ответе «ордену интеллигенции», почти прекратившему свое двухвековое существование по причине интеллектуального банкротства.

Замечу, что в отличие от многих групп такого рода, действующих полуподпольно и/или закулисно, Изборский клуб ‒ абсолютно легальный визави по отношению к Кремлю. И тут полезно определить, где у него в этом амбициозном партнерстве гармония, а где ‒ нестыковки.

Нельзя не заметить совпадения в ближайших интересах и намерениях. Замирение все еще тлеющей гражданской войны между «красными» и «белыми», доставшейся от ХХ века, но замирение не под знаком высшей Правды, испытующей и нравственно оценивающей «правду» каждой из сторон, а под знаменами новейшего этатизма. Такое преодоление российской смуты, предлагаемое изборцами, не может не приветствоваться верховной властью. Укоренение коммунистического семидесятилетия в веках ‒ как закономерного этапа российской исторической органики ‒ тоже более чем приемлемо. Призыв к милитаризации страны и превращению ее в ощетинившуюся крепость опять же все сильнее сходствует и даже, судя по набору медийных пропагандистов, сливается с речами прокремлевских СМИ, муссирующих образ «стратегического противника», который непременно поступит с нами, как с Ираком и Ливией, если найдет брешь в щите Родины. Совпадает и стилистика нагнетания сакральных символов ‒ гражданских и религиозных: реки крови, пролитые в трагическом столетии, объявляются священным жертвоприношением, свободным от привкуса чьей-либо вины.

Но риторика риторикой, а цели власти и изборцев ‒ пока еще ‒ разнятся. Власть более всего заинтересована в сохранении status quo, позволяющего околовластным группировкам извлекать вполне земную выгоду из своего верхнего положения и уберегаться от эксцессов снизу. Поэтому, кстати, несмотря на все секретные и не очень бюджетные статьи, она будет не в силах обеспечить хотя бы видимость взятых на себя социальных обязательств ‒ и одновременно, как того требуют изборцы, превратить страну в военный лагерь, а народ ‒ в его обслугу.

Другими словами, намерения власти, грубо говоря, «застойные», а намерения изборцев ‒ мессианские. Их больше всего раздражает цепляние власти за ее комфортный статус, они силятся выманить или выкурить власть из этой норы ‒ в том числе через своих агентов влияния (например, через ведущего авторской телепрограммы «Постскриптум» Алексея Пушкова).

Ближайшая задача Изборского клуба в диалоге с Кремлем ‒ предложить ему идеологию, которая скрепила бы мессианским цементом уже совпадающие у них официозные мотивы. «Деидеологизированное государство нежизнеспособно», ‒ провозглашают они и ставят вопрос о пересмотре хотя бы той статьи Конституции, в которой закреплена эта деидеологизированность. «Русская мессианская идея вселенской справедливости» поставила бы Российское государство в совершенно исключительное положение в мире, покончила бы на свой лад с его, мира, пресловутой «многополярностью» и в геополитическом аспекте развязала бы руки для сколь угодно далеко идущих действий. Ибо мессианское государство ‒ это сверхгосударство, претендующее на цивилизационное господство.

Власть между тем побаивается мессианской идеологии, способной перенапрячь ее и вышибить из седла, ‒ но и исподволь нуждается в ней. Характерный симптом: в едином школьном учебнике истории, ‒ сказано на медиа-сессии 25 апреля с. г. президентом, ‒ должна быть дана официальная оценка исторических событий (передаю, как слышала в прямом эфире). Но ведь источником такой сверхавторитетной оценки может быть только идеологическая инстанция, которой в наличии как бы и нет, но без которой власть уже чувствует себя прямой сиротой. Изборский клуб надеется покончить с этим затянувшимся сиротством. Не берусь сказать, получится ли у него это.

Самое драматическое в такой идейной панораме ‒ это действительно обнаружившийся разрыв внутри нашей культурной истории: выпадение из актуального оборота русской религиозно-философской мысли, казалось бы, торжественно возвращенной в этот оборот в девяностых годах минувшего века. Все усилия по «различению духов» и социальный анализ, положивший начало доктрине солидаризма, всё, что выстрадано этой мыслью в кошмаре первой половины ХХ столетия, все её предвидения, предостережения и советы оказались словно стертыми в умах. Именно в эту расщелину попущено было ворваться изборской фантасмагории, знаменательно совпадающей, при противоположности оценочных знаков, с другой экстремой ‒ интерпретацией отечественной истории a la Юрий Афанасьев или Александр Янов. Некий клуб «Новых Вех», по идее вполне представимый, не возник ‒ и его разрозненные потенциальные члены должны чувствовать историческую вину за его отсутствие.

В заключение скажу то, что лишь по видимости не согласуется с заявленным выше. Мысль об особости России ‒ не об изоляционистском пути её, а о её ситуации в общем сложении мира ‒ содержит зерно истины. В упоминавшейся «Русской доктрине» 2005 года говорится: «Россия ‒ это система стропил, поддерживающая свод над всеми народами мира, дарующая мировому целому равновесие и стабильность». Если и так, гордиться этим было бы неосторожно, ибо, с другой стороны, пользуясь выражением Е. Кузьминой-Караваевой (матери Марии), на России «мир сосредоточил все свои самые страшные лучи». И не потому, что хочет её уничтожить, а потому, что Россия ‒ мост (скорее, чем стропила), по которому движутся с Запада на Восток и с Востока на Запад разнородные духовные и культурные энергии, и он всегда рискует разрушиться под влиянием входящих в резонанс перегрузок.

Но обе эти взаимодополняющие и лишь на интуитивном уровне приемлемые максимы звучат и неким обещанием для России и мира. В нашем «отставании» от стран ‒ флагманов новейшего миропорядка еще Солженицын видел не дефект «догоняющего развития», а некий позитивный шанс, предохраняющий от соскальзывания в пропасть. И неплохо сказал о том же Юрий Поляков, пускай и член Изборского сообщества, и персона, с которой во многом прочем не приходится соглашаться: передовой мир укоряет нас, что он уже накинул петлю себе на шею, а мы еще даже веревку не намылили.

Кто знает, не поможет ли эта ненамыленная веревка освободиться соседям от удушающей петли? (Если, конечно, Россию не подтолкнут ее внутренние силы к самоубийству каким-нибудь антиевропейским способом…) Это не идея русского мессианства, а идея вселенского обмена служениями, включая услугу Западу, которому Россия столь многим обязана.

______________

*Впервые опубликовано в журнале “Посев”, 2013, № 7 , в рамках круглого стола: «”Советская цивилизация”: Нынешние оценки и симптомы реставрации».


[1] ДАТЬ ОБЩУЮ ССЫЛКУ НА ИХ САЙТ

[2] Толстой А.К. Змей Тугарин // Толстой А.К. Полн. собр. соч. В 2-х т. Т. 1. Л.,

1984. С. 142.

[3] См.: Гайдар А. Сказка о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Ирина Роднянская

Роднянская Ирина Бенционовна – критик и публицист. Окончила Московский библиотечный институт. Печатается как критик с 1956 г. Автор книг "Социология контркультуры" (в соавторстве с Ю.Н.Давыдовым. 1980), "Художник в поисках истины" (1989). "Литературное семилетие" (1994), "Книжный сад" (1995), "Движение литературы" (2006), "Мысли о поэзии в нулевые годы" (2010). Автор статей о современной литературе, русской классике, русской философии. Заведовала отделом критики журнала "Новый мир". Участвовала в создании знаменитой "Философской энциклопедии" вместе с Сергеем Аверинцевым, Ренатой Гальцевой, Юрием Поповым и другими. Лауреат премии Александра Солженицына за 2014 год. Входит в редколлегию журнала «Гостиная» (отдел критики).

One Response to “ИРИНА РОДНЯНСКАЯ ● «КАНОНИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ ИСТОРИИ» И ЕЁ ПРОЕКЦИЯ В БУДУЩЕЕ. ИЗБОРСКИЙ КЛУБ КАК ВИЗАВИ КРЕМЛЯ?”

  1. avatar Ирина says:

    Чрезвычайно интересное и глубокое исследование. Члены клуба – известные и несомненно влиятельные люди, чьи идеи находят весьма широкий, и, похоже, постоянно расширяющийся отклик в многих сердцах. Хотелось бы надеяться, что процесс “намыливания веревки” по крайней мере затянется (хотя, кажется, мыло уже припасено вдосталь!)

Оставьте комментарий