RSS RSS

ЛИЛЯ ХАЙЛИС ● ХРОНИКИ АНГЕЛОВ

А тут Илиэль заныл с другой стороны. Откуда только взялся. И вяжется, и стонет, всё жалуется: – Какой из меня производитель? Кого я могу произвести, когда не привлекают меня женщины.

– Остынь, – ответствовал я. – На моей памяти тебя и не вызывал никто уж сколько эпох. Нужны им твои однобокие хромосомы!

– Можно подумать, – Илиэль тут же огрызнулся, – что один ты за всех трудишься.

Я пожал плечами: – Люцифера забыл. Тот вообще пашет, как папа Карло. Сам произвёл целый генотип.

– Это ли не страшно.

Илиэлю всегда всё плохо. Вот его-то я точно изобразил.

– Может, они и стремятся вывести как раз отрицательный генотип?

– В смысле? – подозрительно спросил я.

Что-то не особо вдохновлял меня поворот разговора.

Илиэль кивнул куда-то в неопределенном направлении: – А ты до сих пор не заметил, что именно Люсика бабы больше всех любят?

Ещё бы это пропустить.

Илиэль тяжко вздохнул: – Вот можешь ты мне объяснить, чем матерей привлекает Люцифер? За ним же постоянно формируется очередь.

Я приосанился и скромно усмехнулся. Тоже, мол, не лыком…

– Напрасно ты иронизируешь.

Илиэль снова вздохнул и продолжал быстрым горячечным шепотом: – А замечал ли ты, Михаэль, что не менее сильно они любят и Иоша? Особенно жалеть горазды. Небось, на вызовы таскают ещё похлеще Люсика. Двужильные эти наши близнецы, что ли? Но! – Илиэль выпучил зрачки, не хуже Сарины, когда та входит в раж. – Только погляди, какая интересная вырисовывается закономерность: на какого мальчишку не глянешь, из каждого так и прет маленький Люсик. Замечал, сколько развелось разновидностей Люцифера? Куда ни плюнь, его черты. С другой стороны, взять того же Иошика: куда деваются его гены? И видишь, вроде похоже на Иошалэ, вдруг бац – снова всё тот же Люцифер. Как так получается? Или Иош горазд только работать языком? Вроде и непохоже.

Я изобразил подобие улыбки.

– Ничего смешного, – рассердился Илиэль. – Многие из баб это любят, хотя вряд ли кого таким способом зачнешь…

Я кивнул, опасаясь даже улыбнуться.

– Болтовню любят, я имею в виду, – уточнил Илиэль для дураков. – Но я ведь знаю точно, что трудиться заставляют всех, значит, и Иоша, и не только языком. Что из этого следует? Напрашивается малоприятный вывод: они нас ещё и скрещивают? Буквально, начиная с близнецов?

Я слабо сопротивлялся, хоть без того тошно: – Как нас можно скрестить? Полагаю, мы не яблони с черешнями, а они тоже не Мичурины с Лысенками.

– Вот я и удивляюсь.

Илиэль смахнул крылом пот со лба и крякнул: – Мало того, так и в девочках… Снова и снова, отовсюду сплошной Люсик, какое личико не возьми, отовсюду просматривается Люциферова кровь… А куда деваются все остальные хромосомы, вот что интересует лично меня. И второй вопрос: они это делают нарочно или пока не замечают?

– Не понял, – протянул я своё коронное.

Илиэль отмахнулся: – Не валяй дурака, всё ты прекрасно понимаешь.

И что я понимаю? – тоскливо процедил я.

– А то, – отрубил Илиэль. – Матерям нравится в людях именно зло, поэтому они нарочно усиливают гены, ответственные за агрессию, подлость, ну я не знаю, ну нахальство, например. Как тебе такая версия?

– А никак, – быстро сказал я. – На неё можно отыскать множество контр-версий.

– Приведи хоть одну, – ухватился Илиэль.

– Хорошо.

И чувствовал, что увлекаюсь, а уже не остановишься.

– К примеру, – я лихорадочно думал. – Сарина ошиблась в расчете. Не нарочно, а случайно, может Сарина ошибиться?

– Вряд ли, – безнадежно протянул Илиэль и совсем скис.

– Ну не Сарина, так Ева, пропустила или не заметила чего-то важного. И привет. Выводили смелость, получилась агрессия. Что там у тебя ещё, подлость?

– Не у меня, у Люцифера… С чего же подлость?

– Мало ли, – уклончиво отвечал я. – Допустим, им нужны дипломаты… Или там, политики…

– А нахальство? – напомнил Илиэль. – От какой-такой положительной черты получилось нахальство?

– Очень просто, – не задумываясь, ляпнул я. – Целеустремлённость положительная черта? Прямота, бесшабашность, – все таких любят. Граничит зато с дерзостью, а там прямой выход к нахальству, хамству, наглости… Одно легко вытекает из другого.

Закругляться пора, пока цел. Я сделал озабоченное лицо и ринулся в пролёт, отмахнувшись от Илиэля, готового кощунствовать далее на сию рисковую тему.

Не только не желал я обдумывать причины систематического ухудшения генов, но и признавать правоту Илиэля в том, что оно вообще имеет место. Мне бы как-нибудь не допустить распространения рукописи… Да легче же позволить крылья оторвать, чем уничтожить или продолжать глупо скрывать свой труд…

Никчемушный я тип. Сочинитель, одно слово. За что, какая мать сотворила меня таким? Но на это я уже сетовал. Кому-нибудь, кроме Сейтана с Люцифером, нужны мои сочинения? В генотип-то не тиснешь крамольную рукопись… Чего ради не сплю ночами?

Размышления мои были тоскливыми. Я не видел решения своих проблем, пока не взглянул на всю катавасию под другим углом: с какой такой, собственно, стати мне считать себя и свою рукопись пупом мироздания? Очевидно, Великие Матери действительно знают, нечто такое, что не способны осмыслить мы? А с Хрониками – не стану жечь, вот ни за что! Будь что будет.

* * * *

Сего ли признания я жаждал! От всяческих эмоций спасаясь да суеты сует, взял я в охапку кипу листов с оригиналом рукописи и улетел от всех подальше. А, собственно, и деваться особо некуда. На Олимпе, как всегда, пир горой, тошнит уже от их сексуально-озабоченных штучек. Зевс помешался на нимфетках. Гера криком кричит, да кто её слушает, а ещё мать. Эрида разносит сплетни, нечего сказать, достойное занятие для женщины. На Парнасе вообще оргия не прекращается никогда. Аполлон никак не отыщет достойную себе пару. Афродита разрывается между сотней художников и тремя десятками скульпторов: кто кого переваяет. Ничего нового. Метнулся было на Тибет, но уж слишком там торжественно. Короче, прихватил амброзии с нектаром и оздоровительный коктейль из соков Гофи с Акаем, да и двинул на излюбленный Синай.

Хорошо там в горах! Воздух особенный, прозрачный, даже призрачный немного, потому белесый горизонт кажется иногда подернутым этакой нежнейшей фиолетовой дымкой. Так леко дышится, тепло, пасутся себе тихие овечки, наплевать с высоты на зловредный Египет со всеми фараоновскими прибамбасами, включая мрачные пирамиды с ужасными сфинксами. А тихо-то как! Редко-редко шумнёт крыльями ястреб или там горный орел… Да что мне их крылья, своих не занимать. И не надо, не надо, не надо про плагиат, Казбек, да героев какого-то там времени… Ясно же, что раз я ангел, то содрано у меня, а не наоборот…

Вот здесь я и устроился в тени пышного розового куста. Откуда тут розовый куст, тоже непонятно. Видно, оттуда же, откуда и тихие овечки. Однако, у природы не бывает причуд: всё закономерно. Развел для уюта костерок, развернул обрывок программы, поверх которой накалякал свои Хроники, и сам не заметил, как стал от всей души читать вслух небесам да ястребу с горным орлом. И ведь читалось… Какой вообще смысл уничтожать это теперь, когда Люцифер всё равно обзавелся копией. Не стану! Ни за что не предам свою рукопись огню.

Разложил перед костерком выпивку-закуски, смакую взглядом. И слышу вдруг подозрительный шорох из-за куста. Выясняется, там мнется рослый красавец в драной египетской одежде. Я присмотрелся – сплошная фирма, не говоря уже об изобилии драгоценностей. Что ж за тип? Главное, на врага не похож: сам перепуганный. Никак, и этого бабы заели. Ещё и всё платье в клочья разнесли в порыве вредности. Я, в меру собственных куцых возможностей, стал успокаивать беднягу, представился: – Михаэль.

Тот уставился на мои крылья и представляется: – М-м-м-м…

– Да ты присаживайся, угощайся.

Куда там! Стесняется, небось. А ведь явно мужик не из робкого десятка. Но видно с голодухи, потому что набросился на сласти, только напитки ему почему-то не понравились. Достал свою флягу, сам глотнул, а потом протянул мне. Я как нюхнул, так чуть не упал в обморок от духа, тот ещё нектар, а М-м-м-м хоть бы хны, снова глотнул, крякнул и тогда уж слегка оклемался и завел: “Барухата Адонай”. Вот тебе и египтянин! Что же получается, наш человек? Нельзя, выходит, судить по одежке, пусть и фирма. Я с удовольствием подхватил во всё горло: – Элоэйну, мелех аолам…,– а потом мы затянули дуэтом: – Ашер кидишону…

Короче, посидели с М-м-м-м от души. В самом деле, наш человек оказался, а египетская маскировка для меня так и осталась мистической загадкой истории. Он больше молчал, когда не пел, зато я и напелся, и наговорился всласть. Тоже, между прочим, надо иногда. И тут-то мелькнула у меня мысль сунуть ему рукопись на время, пока там, наверху не разберутся Люцифер с Сейтаном. Не будут же, в конце концов, Кибела с Сариной обыскивать каждого, кто погулял по Синаю.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Лиля Хайлис

Бард, поэт, прозаик. Родилась в Молдавии в 1952 г. Эмигрировала в США в 1979г. С 1980 года живет в Калифорнии. Начала сочинять короткие рассказы в юности, еще в Кишиневе, публиковалась там же, в газете "Молодежь Молдавии". В эмиграции продолжала писать короткие рассказы и публиковалась в Нью-Йорке, затем Лос-Анжелесе, Сакраменто и Сан-Франциско. В конце 80-х стала писать стихи и песни, в 90-х написала и издала романы "Катастрофа" о гибели Атлантиды и "Ступеньки в небо" о жизни эмигрантки в Сан-Франциско, затем детективный роман "Хеппи Энд" в соавторстве с Александром Зевелевым. Последней работой писателя является трилогия повестей "Хроники Ангелов".

Оставьте комментарий