RSS RSS

МАРИНА КУДИМОВА ● КРЕПЬ И ТЕСНОТА

Владимир Леонович                                                         Памяти Владимира Леоновича.

«Тощая прожорливая сквозистая земля» русского Севера в разгар нынешнего лета упокоила поэта Владимира Леоновича. Поэта крупного, единственного, несменяемого. Он уважал русский крупный план, на котором только и видно величие и страдание этой огромности, тонущей в самой себе. И прописными буквами выделял в стихотворении: «КРУПНО ВСЕ». Крупность, крепкосбитость в немыслимом сочетании с ладноскроенностью – читай: аристократизмом – отличают и его поэзию:

эта гибкая свобода

любит крепь и тесноту.

Говорят, лег Володя в мелкозернистый песочек, не размываемый осенним обложным дождем и весенней талой мокредью, а лишь прессуемый осадками – всегда выше нормы. Но народ, которому Леонович служил, а не поклонялся вслепую, не склонен относиться к природе как к власти, которую поругивать и подвысмеивать – дело обычное (хотя Володя и сказал – по обыкновению, как в сосновый хлыст врубил: «Эта воля любит власть»). Соотношение с властью: «нам — вас кормить, а вам — нас убивать» народ принимает стилистически. А несменяемость, богоданность самых скудных мест своего исторического и труднического жительства понимает генетически, а гены ведь пальцем не выковыряешь:

Травушку не хают, водушку не хулят,
хоть сивун те, хоть лишай, земляная цвель.

Володя покинул Москву давно и добровольно, а после удалился и из Костромы, куда было переселился. До Кологрива отшельно и аскезно (как, собственно, и в столице) жил в селе Илешево, сайт которого действует, дотошно освещая время восхода и захода, а церковь Богоявления Господня – нет: порушена. На сайте писано, что «древняя Илишевская волость упоминается еще в 1579 г., когда Иван Грозный готовился к военному походу на Ливонию и собирал войска с разных волостей». Сколько Леонович написал о таких черессильных русских местах!

Семь домов, десяток душ, четыре коровенки.
Лен-заводик развалился и давно затих.Владимир Леонович
Прошлого останки, полова-одонки —
кабы только не обидеть стариков моих…

Стариков-слабаков зайцы залягают…
Все бегом ты, бабка Ольга — панешь на бегу!
Добегут до пенсии — дальше не смогают,
но велит им родина через не могу.

Он и сам исповедовал это «через не могу» до последних своих дней, «крестьянским вечным ломовым трудом/ недуги буйной родины врачуя». Печь клал, лодку смолил, часовню ставил, монастырь восстанавливал. И – генетический интеллигент – зорко следил за собой, опровергая жизнью несовместность «ломового» и рафинированно-эфирного:

А душа не умирает:
в памяти и при огне
совершается во мне.

С Леоновичем меня, юную и заполошную, познакомил незабвенный Александр Тихомиров. Сам Саша погиб рано, написал немного, да и того по сию пору толком не прочли. Леонович встретил в валенках. Говорил мало и тихо. Чувствовалось, что однушка на улице Гиляровского для него – гостиница. Что Москва, которую он любил и знал, взаимностью его не балует. Я твердила безмолвно его стихи о Егории Храбром – Георгии Победоносце:

Он принимает назначенный труд:
вот уж на дыбу его волокут,
вот и в купели —
в черном котле, что кипит не шутя,
варят его —
он глядит, как дитя
из колыбели.

Автор так и глядел – в тот день и присно. Я только еще смутно догадывалась тогда о полноте сбывчивости каждого слова, сказанного не всуе. В процессе жизни убедилась – и не разуверилась.

Для круга, в который я удостоилась попасть, Володя был неопровержимым мэтром. Для официальной, плановой поэзии – невесть кем. «У него тогда была одна книжка с опасным названием «Во Имя». Потом вышла еще («Нижняя Дебря») – стало две. Этими посеченными крупицами выразить меру крупности Леоновича, «титаническое усилье», о котором он писал в стихотворении, в современной ему поэзии было неисполнимо. По мере общения и моего – взросления, а его – «оклашивания» (от слова «классик») он все далее уходил от соприкосновений с издательскими планами и кланами. Мы бок о бок переводили грузинских поэтов, месяцами пропадая в Тбилиси и окрестностях. Потом я уезжала к себе в Тамбов, а Володя – то в Карелию, то Калязин, то в костромские дебри. Леонович и профессий «интеллигентных» не избежал. Из новокузнецкой многотиражки «Металлургстрой» вылетел за то, что защищал травимого Евтушенко. Учительствовал в сельской школе. Его ученик поднялся высоко и издал несколько сборников учителя.

Как бы ни складывалось между нами земное, Володя всегда и для меня был Учителем – точности и прямоговорения, самых дефицитных сегодня в поэзии элементов. Свою неотмирность Леонович нес высоко и бережливо: страшился эту чашу расплескать – не говоря уж расколотить в тряске дней: «С детства я идиот. “Лодик! Спустись на землю!” Где-то я дал слабину – стал спускаться и застрял, как те недотёпы в преддверии I круга Дантовского ада». «Застревания» этого, ригидности Володя не спускал никому. Он и был тем самым героем собственного стихотворения, Мужчиной, говорившим правду всегда и при любых обстоятельствах, чего бы это ни стоило. Поэтом, которому было «Невмоготу/ слышать крик на воде – устоять на мосту».

Я бы так умирал, как заря ввечеру,
уходил-пропадал, как больное зверьё…
Только раз я живу, только раз я умру,
а потом я воскресну во Имя Твоё…

Воскресение только начинается!

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Марина Кудимова

Родилась в Тамбове.Начала печататься в 1969 году в тамбовской газете «Комсомольское знамя». В 1973 году окончила Тамбовский педагогический институт (ТГУ им. Г. Р. Державина). Открыл Кудимову как талантливую поэтессу Евгений Евтушенко. Книги Кудимовой: «Перечень причин» вышла в 1982 году, за ней последовали «Чуть что» (1987), «Область» (1989), «Арысь-поле» (1990). В 90-е годы прошлого века Марина Кудимова публиковала стихи практически во всех выходящих журналах и альманахах. Переводила поэтов Грузии и народов России. Произведения Марины Кудимовой переведены на английский, грузинский, датский языки. C 2001 на протяжении многих лет Марина Кудимова была председателем жюри проекта «Илья-премия». Премия названа в память девятнадцатилетнего поэта и философа Ильи Тюрина. В рамках этого проекта Кудимова «открыла» российским читателям таких поэтов, как Анна Павловская из Минска, Екатерина Цыпаева из Алатыря (Чувашия), Павел Чечёткин из Перми, Вячеслав Тюрин из бамовского поселка в Иркутской области, Иван Клиновой из Красноярска и др. Собрала больше миллиона подписей в защиту величайшего из русских святых — преподобного Сергия Радонежского, и город с 600-летней историей снова стал Сергиевым Посадом. Лауреат премии им. Маяковского (1982), премии журнала «Новый мир» (2000). За интеллектуальную эссеистику, посвящённую острым литературно-эстетическим и социальным проблемам, Марина Кудимова по итогам 2010 удостоена премии имени Антона Дельвига. В 2011 году, после более чем двадцатилетнего перерыва, Марина Кудимова выпустила книгу стихотворений «Черёд» и книгу малых поэм «Целый Божий день». Стихи Кудимовой включены практически во все российские и зарубежные антологии русской поэзии ХХ века

3 Responses to “МАРИНА КУДИМОВА ● КРЕПЬ И ТЕСНОТА”

  1. avatar Д. И. Гарбар says:

    С Владимиром Николаевичем Леоновичем я познакомился в городе Пудож, что на восточном берегу Онежского озера. В те поры он с несколькими московскими поэтами (из которых я помню только Яна Яновича Гольцмана) пытался обосноваться в заброшенной деревне Поржинское (кстати она расположена недалеко от той самой Норинской, в которой отбывал “ссылку” ещё не нобилиант И. А. Бродский).
    Познакомила нас библиотекарь Енгалычева, вокруг которой группировалась местная интеллигенция. Енгалычева – представитель старинной боярской (?) фамилии.
    С В. Н. Леоновичем мы как-то быстро сошлись. Помню прогулки по ночному Пудожу, разговоры.
    Я не говорил В. Н. о том, что пишу стихи, да и писал я тогда мало и редко).
    О чём говорили уже не помню. Но помню, что он произвёл на меня впечатление умного, много выдевшего и думавшего человека.
    Потом было ещё несколько встреч, после которых осталась пара сборников стихов с добрыми и умными надписями. На одной из них (“Нижняя Дебря”) написано: “давиду Гарбару – на память о сегодняшнем вечере – авось не последнем” (24.2.87) Увы, это была наша последняя встреча. Пусть земля ему будет пухом. И наша память.

  2. avatar Д. И. Гарбар says:

    Замеченные описки: *(да и писал я тогда мало и редко)- не открыта скобка;
    ** “Давиду Гарбару – на память…) – имя написано не с заглавной буквы.
    Извините.

  3. […] Марина Кудимова. Крепь и теснота. Памяти Владимира Леоновича // Гостиная: литературно-художественный журнал. — Выпуск 62. Октябрь, 2014. URL: https://gostinaya.net/?p=9656 […]

Оставьте комментарий