ПРОЗА Archives -

Читать дальше 'Валерия ШУБИНА. Заливанский-Непросыханский-Нащокинский, или По другую сторону матрицы'»

Валерия ШУБИНА. Заливанский-Непросыханский-Нащокинский, или По другую сторону матрицы

Comments (1)

Валерия Шубина

Всё, что описано ниже, случилось в Нащокинском переулке. В Москве есть такой недалеко от Пречистенки. Сюда на новую аренду переехал банк, где в 90-е я получала проценты от акций, добытых за бумажку под названием «ваучер». Не так чтобы я презирала эти гроши, но, ступая в Нащокинский, я думала о другом. В моей насквозь литературной башке крутилось: «А не отсюда ли вышла «Пиковая дама»?» Ведь здесь у Нащокина жил Пушкин. Играл в карты. Не тут ли задумал встречу старой графини с таинственным чудаком Сен-Жерменом, знавшим тайну трех карт. Ведь во времена Пушкина само это место называли Сен-Жерменским предместьем. Писали как о злачном уголке, куда тянуло разношерстную эксцентричную публику: от артистов до шарлатанов. И Нащокин Павел Воинович, живший здесь, отличался чудачествами. О нем как о фантастическом сумасброде вспоминают мемуаристы, и всегда хорошо. Пушкин любил его, хотя в письме к жене жаловался: «…дом его бестолочь и ералаш… Всем вольный вход, всем до него нужда, всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет…» В письме ничего о карточной игре, но именно она привлекала народ. И, конечно, деньги. Нащокин давал в долг, обратно не требовал, если не отдавали, прощал, зла ни на кого не держал. И Жуковский, и Баратынский, и Гоголь, Брюллов… всех не перечесть! дивились его расточительству, но всегда с уважением. Отмечали его чистую совесть, великодушие. Особняк Нащокина знал каждый извозчик и вез к нему по одной только фамилии.

Василий КИЛЯКОВ. Посылка из Америки

Читать дальше 'Василий КИЛЯКОВ. Посылка из Америки'»

Василий Киляков

Ехал на мотоцикле большим селом с запущенными садами и палисадниками, с осенними желтыми цветами. Стояла осень, бабье лето. Дул сильный порывистый ветер, срывая с тополей остатки листьев. Нудный мелкий дождь моросил с утра, а к обеду небо сплошь затянуло облаками.

Улица села Рожково так была разъезжена тракторами, что по дороге местами приходилось останавливаться и толкать мотоцикл, а дождь как назло не унимался. Я свернул к знакомой избе с крыльцом и скамеечками. Мотоцикл поставил под навес двора, закурил, сидя на скамеечке. Порывы ветра пронизывали и под навесом, с мелкими всепроникающими каплями, и холодно было сидеть. Вдруг растворилось окно, хозяйка позвала меня в избу, открыла сенцы. В кухне домовито стояла русская печь, занимавшая всю кухню, свежевыбеленная и зашторенная ситцевой занавеской. Хозяйка тяжело полезла на печь, сняла валенки и подала мне. Валенки оказались как раз впору, по ноге.

Галия МАВЛЮТОВА. С миру по нитке

Читать дальше 'Галия МАВЛЮТОВА. С миру по нитке'»

Галия Мавлютова

Он никому не верил. Никогда. Ни одной минуты. Все всегда врали. Они улыбались, сюсюкали, а сами врали.

Алексей родился покладистым. В детстве его часто били. Все синяки и шишки мальчик терпел, иногда мог и ответить, но чаще ложился на спину и ждал, когда всё закончится. Так и жил. Худо-бедно окончил школу, поступил в техникум, получил специальность электрика. Дома было скудно и бедненько, и сразу после армии Алексей завербовался на север. Тогда ещё вербовали. И на севере не повезло. Сначала жил в промёрзшем общежитии, потом выделили комнату в коммуналке в довесок крепкой рабочей семье. Как-то пришло известие, что родители умерли, сначала мать, потом отец. На похороны Алексей не поехал. На работе не отпустили, а он не стал перечить. Родителей похоронили по социалке. Жильё у них было ведомственное. Богатства не нажили. Как жили – тихо и незаметно, так и ушли ни с чем.

Читать дальше 'Фёдор ОШЕВНЕВ. Академик из детсада и другие миниатюры'»

Фёдор ОШЕВНЕВ. Академик из детсада и другие миниатюры

Comments (1)

Федор Ошевнев

Академик из детсада

Подготовительная группа детсада гордилась настоящим уникумом. Азбуку и таблицу умножения он освоил в три года. Ну а к шести уже хорошо читал, писал и легко оперировал с многозначными числами. Мало того, еще и здраво рассуждал о разных политических проблемах.

Феномен происходил из особой семьи. Дедушка – доктор филологических наук, бабушка – одаренный кардиолог, папа и мама – юристы. И брат на семь лет старше, по книгам которого младший занимался самообучением.

Наталья СТЕРКИНА. Открытка

Читать дальше 'Наталья СТЕРКИНА. Открытка'»

Наталья Стеркина

Девочки держатся за уголки розовой, туго натянутой наволочки: раз-два – игрушечный клоун взлетает вверх. Кружится, кувыркается, падает и вновь подпрыгивает. Девочки хохочут: цирк, цирк!

На веревке танцуют птички-прищепки. Плещется белая простынь.

Мы смотрели в окно, стоя рядом в комнате муромской травницы – горбуньи. Весна 1983 – синее небо, свежий ветер, одуванчики.

Зимой в хипповской коммуне на Плющихе мы, конечно, не раз встречались: ты пребывал там постоянно, я временами зависала.

Ты много курил, надрывно кашлял. «Проклятые рудники!» – смеялся ты, смеялись мы. Оказалось – проклятая чахотка. Туберкулез – экзотика по тем временам.

Макс Неволошин. Индонезия плюс

Читать дальше 'Макс Неволошин. Индонезия плюс'»

Макс Неволошин

Знаменитых драконов с острова Комодо мы так и не увидели. На утренние экскурсии мест не хватило, а после обеда у меня сиеста. Кроме того, надо ли час таскаться по джунглям в самое пекло…

– …чтобы увидеть торчащий из-за пальмы хвост? – сказал я жене.

– Почему хвост?

– Потому что у них тоже сиеста. В такую жару все здоровые и сытые организмы… а-а-а-э, – я зевнул.

– Может, всё-таки поедем. Я так давно хотела… Какой ты мелкий эгоист!

Если моей жене в чём-то отказать, сразу выясняется, что именно этого она хотела с детских лет.

– Ну, поезжай одна.

– Очень умно. А если меня там похитят? Убьют? Изнасилуют?

– Сомневаюсь, что это будет в таком порядке. И потом кто изнасилует – драконы?

– Аборигены!

– Легче поверить, что это сделают драконы, – пробормотал я, засыпая. – Ну, кричи, если что. Я приплыву.

– Ты же не умеешь плавать.

– Да? Тем более. Давай-ка лезь ко мне под бочок. И кондишен сделай посильнее.

Последние слова ударились о захлопнутую дверь.

Владислав Кураш. Каждому своё

Читать дальше 'Владислав Кураш. Каждому своё'»

Владислав Кураш

Гигантские тридцатиметровые ветряки с неторопливо вращающимися, громадными трёхлопастными крыльчатыми ветроколёсами мощных электродвигателей, и похожими на хвост дракона виндрозами, расположенные на вершинах зелёных холмов, окружавших такую же зелёную чашевидную долину, напоминали сказочных великанов с неправдоподобно длинными ручищами.

Внизу, у подножия холмов, вилась еле заметная серебристая паутинка автобана. В сером тумане выхлопных газов на сумасшедшей скорости по нему двигался непрерывный поток автомобилей. Среди прочих, ничем не выделяясь из общего потока, в западном направлении двигался новенький пятидесятиместный автобус «вольво». Два дня назад он выехал из Киева, оставил за спиной пол-Украины, Польшу, и теперь отмерял первые километры Восточной Германии.

Я смотрел сквозь боковое стекло на зелёные отроги Альп и не мог оторваться. Я не верил своим глазам. Мне казалось, что я попал в сказку. Или, может быть, сплю.

– Тише, не шевелись, а то проснёшься, и сказка исчезнет, – сказал я сам себе шёпотом, так, чтобы никто не слышал.

– Что, нравится? – спросил Андрюша.

Он сидел рядом и с самым довольным видом жевал бутерброд.

– Такой красоты я ещё не видел.

Я снова посмотрел на зелёные альпийские холмы и для полной уверенности ущипнул себя за руку. Сказка не исчезала.

Читать дальше 'Татьяна Шереметева. Отрывок из романа «Маленькая Луна»'»

Татьяна Шереметева. Отрывок из романа «Маленькая Луна»

Comments (2)

Татьяна Шереметева

ГЛАВА 9

Ахматова

В Брюсселе жизнь шла своим чередом. Писающий мальчик продолжал свой скорбный труд, толпы туристов всё так же упорно искали на близлежащих улицах писающую девочку. А в общих предбанниках городских туалетов уже вполне взрослые мальчики стояли у писсуаров и занимались примерно тем же, что и их знаменитый маленький собрат. По первому разу напрягает, потом становится как-то всё равно: их муниципалитету виднее.

Я ходила по большой городской площади, заставленной поддельным антиквариатом из Китая, и искала что-нибудь для души. Но душа демонстрировала норов и несговорчивость, и ничего для неё я не высмотрела. Бесконечные вазы и каминные часы, настольные лампы и пастушки не вызывали желания поселить их в моей спальне.

Зашла в магазин поблизости. Он был похож на лавку старьёвщика: ходить нельзя, можно пробираться боком. На втором этаже неожиданно для себя вытащила из-за древнего комода старую картину. Сквозь слой пыли можно было различить желтоватый фон и полуодетую женщину на бордовом диване. Чёрная чёлка, горбатый профиль. Боже мой, неужели это Ахматова?

«Бензина запах и сирени, Насторожившийся покой… Он снова тронул мои колени Почти не дрогнувшей рукой».

Или ещё, я же помню! «О, как сердце моё тоскует! Не смертного часа ль жду? А та, что сейчас танцует, Непременно будет в аду»…

Да. Непременно будет в аду…

Татьяна Янковская. Поездка в прошлое. Борщевой пояс*. Отрывок из повести «М&М»

Читать дальше 'Татьяна Янковская. Поездка в прошлое. Борщевой пояс*. Отрывок из повести «М&М»'»

Татьяна Янковская

– Нет, вы только посмотрите! – раздался сзади низкий женский голос, говоривший по-английски с сильным еврейским акцентом. Чьи-то руки обхватили Иннину голову и медленно развернули ее лицом к центру вестибюля. На потертом диване перед ней сидел, смущенно улыбаясь, мальчик лет шестнадцати в ермолке, и сколько Инна ни напрягала память, она была уверена, что видит его впервые. Она убрала чужие руки с головы и повернулась к женщине. Крашеная брюнетка со следами знойной красоты стояла у конторки и громко говорила, обращаясь к служащей отеля и проходившим мимо постояльцам:

– Вы только посмотрите на нее! Кто вас стрижет? У вас должен быть очень хороший мастер!

– А где вы живете?

– Во Флориде.

– А я в Нью-Йорке. Вы собираетесь в Нью-Йорк?

– Нет.

Читать дальше 'Игорь МИХАЙЛОВ. Купание в Чухломском озере'»

Игорь МИХАЙЛОВ. Купание в Чухломском озере

Comments (4)

Игорь Михайлов

Погружаться в сероватое пространство русского севера – все равно, что отрекаться от мира, удаляться в скит, бежать прочь. Чтобы никто и никогда больше не видел и не слышал. И ты, чтобы никого и ничего. Кроме густого ельника, брошенных деревень, лосиной морды, медведя или лешего.

Отставной, ссыльный, каторжный край. Медвежий угол, тишь да глушь. Дикий простор и вольная воля. Сума да тюрьма.

В самой природе, в ее неброскости, как будто даже стыдливости за свою внешнюю некрасивость – что-то щемящее, томительное и грустное, окаянное и невыплаканное, как песня или монашество. Безвозвратное и бесповоротное, словно иллюстрация к слову юдоль.

Или все не так, а наоборот.

Север – он обманчив, ненадежен. Издали вроде бы серенький волчок, а на поверку иначе. А потом пытаешься вспомнить что-то определяющее, деталь, особенность, а ее и нет, словно все это примерещилось или приснилось. А потом понимаешь, что поспешил. Просто север тебя не принял, а обманул.

Роман МИХЕЕНКОВ. Варенье из диких груш. Каприс. Alegretto

Читать дальше 'Роман МИХЕЕНКОВ. Варенье из диких груш. Каприс. Alegretto'»

Роман Михеенков

— Вы рисуете грушами?! – голос девушки дрогнул, она придумала и перед зеркалом отрепетировала совершенно другие слова, но от волнения все приготовления пошли прахом.

— Осень сама себя рисует, — пробормотал художник, даже не обернувшись.

Аграфена сквозь дикий виноград, скрывающий террасу от посторонних взглядов, всё утро наблюдала за соседом, мысленно проигрывая каждое мгновение этого разговора. Вот она подходит к невысокому заборчику, разделяющему их участки, грациозно на него облокачивается, дожидается, пока художник её заметит. Они здороваются, восторгаются красками золотой осени, потом приглашение на чай с вареньем из местной земляники.

На лужайке под грушевым деревом сосед разложил деревянные щиты, накрыл их холстом и, усевшись на раскладной стульчик, сосредоточенно наблюдал, как дикие груши шлёпаются на холст, оставляя причудливые кляксы. Художник то и дело вскакивал, бросался к только что упавшему плоду и замирал, внимательно его разглядывая. Охотящийся гепард. Движения стремительны и грациозны. Невысокий, худощавый, чёрные кудри с лёгкой дымкой седины. Аграфена почему-то обратила внимание на его идеально стройные ноги. От чего смутилась.

Наконец решившись, она подошла к забору. Но все планы спутались. Он просто её не заметил.

Карусель господня ПРОЗА

Олеся НИКОЛАЕВА. «Четвёртая стража» и другие рассказы