МАРИНА САВВИНЫХ ● МЕСЯЦЕСЛОВ
Сентябрь 13-го
Мы живём, под собою не чуя страны
ОМ
Мы живём в атмосфере тотальной войны,
И достанется всем на орехи!
Наши лица друг другу за шаг не видны,
А видны лишь грехи и огрехи.
То копыто, то хвост в непроглядном чаду –
Приглядеться и стыдно, и жалко.
Выгорает страна как болото в аду
Или как подожжённая свалка.
И припомнить-то нечего – не разговор,
А долбёжка неписаных правил:
Кто смолчал – не солгал, кто не пойман – не вор,
Кто юлил – тот следа не оставил.
И не знаешь, которая рожа мерзей, –
То ли враг, размалёванный краской,
То ли пёстрые глазки недавних друзей
Под небрежно наброшенной маской…
И откуда-то сверху – с вершины греха –
С окровавленной скользкой арены –
Раздаётся «ха-ха»… и даёт петуха
Виртуоз императорской сцены.
Октябрь 13-го
Миясат Муслимовой
Так реки Лакии – текут или поют –
В пульсирующем каменном свеченье,
И шёпоты садов – затишье и уют –
И блеянье отар – по склонам там и тут –
Протяжные слова их стройного реченья…
Застенок или путь – теснины этих гор?
Под взорами орлов ты извилась тесьмою,
Как будто впереди предсказанный простор,
Не ведомый твоим излукам до сих пор,
Сулит проклятие или грозит тюрьмою,
И голос твой дрожит – вселенский плач и стон
Тебя преследуют предчувствием тяжёлым,
Что на тебя с высот кренится царский трон,
Вот-вот низринется обвал со всех сторон,
И смертоносный сель прокатится по сёлам…
Ты прячешься в камнях, ты замедляешь ход,
Ты сводишь берега, как раненые плечи,
И зимняя тоска тебе на грудь кладёт
Неотвратимый снег и неделимый лёд,
И еле слышатся тогда речные речи.
Но сон твой короток… ведь рекам не до сна,
Когда живая кровь толкается в истоках…
Минуют холода, и новая весна
До самого тебя распеленает дна,
И ты воспрянешь – дело только в сроках!
Ноябрь 13-го
Облака расступаются – тихо течёт синева
По ноябрьскому городу в необозримую слякоть.
И сжимается сердце, и глухо болит голова,
И так хочется плакать – и не получается плакать…
Словно небо разомкнуто жерлом к усталой земле,
И тяжёлые длани над общей судьбою простёрты.
Все мы – дети детей – на бегущем во мрак корабле…
И оттуда, из мрака, тревожные ловим аккорды.
Что нас ждёт за пределом? над домом колеблется свет…
И в скудельном сосуде волнуется жизнь молодая.
Старики улетают. Как птицы. Туда, где нас нет,
И куда неизбежно за ними отправимся вслед.
– Не грусти и не бойся, – мне папа сказал, улетая…
Декабрь 13-го
В. А.
Капитан секретного фрегата,
Пролагаю неуклонный курс…
Соль столетий – чем душа богата, –
Мой неисчерпаемый ресурс.
Где пристать крылатому не мелко,
На зюйд-вест или норд-ост идти?
Укажи, настойчивая стрелка,
Направленье верного пути,
Чтобы избежать соблазна кривдой,
Чтоб, стремясь на еле слышный зов,
Просквозил меж Сциллой и Харибдой
Шёлк моих багряных парусов,
И когда, исчадье брызг и пены,
Встанет смертный морок надо мной,
Чтобы не сподобились сирены
Оплести сознанье пеленой
Умопомрачительного яда…
Мачта из архангельской сосны –
Это всё, что для опоры надо
Жаждущим надежды и весны!
Вей, декабрьский ветер, вьюгой рея,
Холоди тугие вены рей!
Пусть летит сквозь ночь путём Борея
Флот моих упрямых декабрей!
Где-то, на краю грядущей бури,
В гавани, далёкой, как рассвет,
Я ещё глотну твоей лазури,
Берег вдохновений и побед!
Январь 14-го
По великим снегам, страну мою обуявшим,
По тайге, белопенной, мехами до пят наклонной,
По серебряным склонам с их яхонтами и яшмой –
Под звездой путеводной, оранжевой и зелёной…
Твердь небесная, слякоть ли земляная,
Вскользь по рельсам, вплавь – на плече парома…
Но пока ты со мною – я точно знаю:
Где бы я ни скиталась, я всюду дома.
Не затем ли нужны монахи, певцы, скитальцы,
Чтобы звёзды пели, а песни во тьме сияли?
Я ещё приеду сжать твои пальцы –
И колени твои обнять,
И выпить c тобой печали.
Ведь монахам, певцам, скитальцам – что в жизни надо?
Чтоб любовь путеводная им далеко светила.
И тогда любая стезя – отрада.
И любая песня – оплот и сила.
И тогда по снегам великим, по тьмам кромешным,
По нехоженым дебрям – к добру и ладу –
Всё равно пробьёмся – на то нам, грешным,
И урок отмерен – на вечность кряду!
Февраль 14-го
Да – всё отвергнуть или всё принять,
Неся свой крест среди сестёр и братий…
Так есть и будет: время обнимать,
И время – уклоняться от объятий!
Когда весь мир – театр и Колизей,
Финал – открыт, но финиш – предсказуем,
Бегу подобострастия друзей…
Но ведь Распятый – в кротости своей –
Ничьим не погнушался поцелуем?!
Апрель 14-го
Ирлану
Город в стальном дожде
Вьётся и так, и сяк,
Синий и голубой
В тёмных своих изгибах,
Словно в сетях ловцов
Высвеченный косяк
Узких слепых сардин –
Солнце сквозное в рыбах.
А у тебя сейчас –
Ласточки над окном,
Влажный зелёный шум –
По мировым порталам…
Ангелы пьют луну.
Близится окоём.
Не остаётся нот
Лестницам и вокзалам.
Ангелы пьют луну.
Чёрное входит в дом.
Белое входит в дом.
Красное – у порога.
И на столе твоём
Пахнет раскрытый том
Кофе и табаком
И сквозняком немного.
Июнь 14-го
Ширвани Чалаеву
На грани вдохновенья и рассудка –
В междоусобье угля и огня –
Становится серебряно и жутко,
И чёрный ливень льётся сквозь меня.
И дерево, и камень, и заката
Кровавое спадает полотно…
Певец, взгляни: твоя трава не смята,
Твоё не распечатано вино…
Не найдены ключи к твоим подвалам,
И женщина не названа твоя…
Аллах акбар! Под рыцарским забралом
Струится смерть, как лунная змея.
Душа от цитадели откололась –
И унеслась потоками со скал…
О, если б мог мой обречённый голос
Отдать долги, которых ты взыскал!!!
Но песнь растёт – так пламенно и долго –
Так льнёт переплетаться с нитью нить,
Что нет на свете долга, кроме долга –
Отдать, озвучить и соединить…
Август 14-го
Сложим ли, братья, вновь песню о тихом Доне?
Тьмою закрылся день – по лесу стонет птичь.
Бьют над рекой дубы в бронзовые ладони.
Что тебя, Игорь, ждёт – разуму не постичь…
Встала Обида-Жаль в сёлах Даждьбожья внука,
Мёртвым младенцем Див кличет по берегам…
Что вам дала, князья, гибельная наука
Милую степь бросать варварским сапогам?
– Это моё и то! – брат укоряет брата.
А между тем идут, чтобы крушить и жечь.
Братоубийце в дом – каинова награда:
Червь по путям колен, чадам – гнилая речь.
Сами себе князья вышли ковать крамолу.
До верху взбился смерч, прядая за Двину.
Горе святым горам, русской земли престолу!
Снова Ярилин штык окровянил луну.
Запад кипит войной. Дышит восток проклятьем.
Веются по Днепру смутные голоса.
Ты за холмом, страна, что завещалась братьям,
И на тебя глядят судные небеса.
Октябрь 14-го
Андрею Леонтьеву
Особенность не знать себе цены
Респекта удостоится едва ли:
Не сведущему метки не видны
На шаткой социальной вертикали.
Не сведущий – не вЕдом, не ведОм
И в зеркалах общественных не ясен.
Его не позовут в приличный дом,
Он – чужд, непредсказуем и опасен…
Но есть такое зеркало: столпов
Отечества, плебеев и поэтов –
Соизмеряет с вечностью любовь!
Она не помнит кастовых запретов.
Её не возмутят ни стыд, ни страх,
Ни алчность, ни горение борьбою…
Ты в чьих-то отражаешься глазах –
И только в них – всегда – самим собою!
И как себя смиреньем ни дави,
Как ни кляни все лестницы и двери –
Ликующее зеркало любви
Воздаст когда-то каждому по вере!
В тщете людской, средь пагубных зыбей
Житейского волнуемого моря –
Хотя б в припадке гнева или горя
Его ты ненароком не разбей!
Как без него ты различишь во мгле
Базарных цен и стоимости мнимой,
Единственный, никем не заменимый,
Что значишь ты для Бога на земле?
Ноябрь 14-го
Рояль был весь раскрыт,
И струны в нём дрожали…
А. Фет.
Пусть будет дом на улице Коммуны,
Его непритязательный модерн…
Портьеры, подстаканники и струны
Рояльные… и профиль Анны Керн
На обороте выцветшей обложки
Потрёпанного томика стихов…
Фамильный вензель антикварной ложки
Серебряной… и аромат духов,
Навеянных как будто небом Ниццы…
А может, стеарин да керосин?
Отцовских книг секретные страницы –
Открой, сим-сим!
Декабрь 14-го
Румяне Внуковой
Претворила дождь в вино благоуханное –
Притворился ворон старцем просветлённым.
Всколыхнулся город льдами и барханами.
Потекли мосты пунцовым да зелёным.
И тогда на дерево, на большое дерево
Посадила стаю птиц с огневыми взорами –
Сторожить летучее, человечье, зверево,
Душу живу всякую над бедами скорыми…
Льётся по небу, звеня, облако скрипичное,
Каплет олово в песок у корней распятых.
Пусть сквозь мёртвых прорастёт зёрнышко горчичное,
И не будет на земле больше виноватых!
Сентябрь 13-го
Мы живём, под собою не чуя страны
ОМ
Мы живём в атмосфере тотальной войны,
И достанется всем на орехи!
Наши лица друг другу за шаг не видны,
А видны лишь грехи и огрехи.
То копыто, то хвост в непроглядном чаду –
Приглядеться и стыдно, и жалко.
Выгорает страна как болото в аду
Или как подожжённая свалка.
И припомнить-то нечего – не разговор,
А долбёжка неписаных правил:
Кто смолчал – не солгал, кто не пойман – не вор,
Кто юлил – тот следа не оставил.
И не знаешь, которая рожа мерзей, –
То ли враг, размалёванный краской,
То ли пёстрые глазки недавних друзей
Под небрежно наброшенной маской…
И откуда-то сверху – с вершины греха –
С окровавленной скользкой арены –
Раздаётся «ха-ха»… и даёт петуха
Виртуоз императорской сцены.
Октябрь 13-го
Миясат Муслимовой
Так реки Лакии – текут или поют –
В пульсирующем каменном свеченье,
И шёпоты садов – затишье и уют –
И блеянье отар – по склонам там и тут –
Протяжные слова их стройного реченья…
Застенок или путь – теснины этих гор?
Под взорами орлов ты извилась тесьмою,
Как будто впереди предсказанный простор,
Не ведомый твоим излукам до сих пор,
Сулит проклятие или грозит тюрьмою,
И голос твой дрожит – вселенский плач и стон
Тебя преследуют предчувствием тяжёлым,
Что на тебя с высот кренится царский трон,
Вот-вот низринется обвал со всех сторон,
И смертоносный сель прокатится по сёлам…
Ты прячешься в камнях, ты замедляешь ход,
Ты сводишь берега, как раненые плечи,
И зимняя тоска тебе на грудь кладёт
Неотвратимый снег и неделимый лёд,
И еле слышатся тогда речные речи.
Но сон твой короток… ведь рекам не до сна,
Когда живая кровь толкается в истоках…
Минуют холода, и новая весна
До самого тебя распеленает дна,
И ты воспрянешь – дело только в сроках!
Ноябрь 13-го
Облака расступаются – тихо течёт синева
По ноябрьскому городу в необозримую слякоть.
И сжимается сердце, и глухо болит голова,
И так хочется плакать – и не получается плакать…
Словно небо разомкнуто жерлом к усталой земле,
И тяжёлые длани над общей судьбою простёрты.
Все мы – дети детей – на бегущем во мрак корабле…
И оттуда, из мрака, тревожные ловим аккорды.
Что нас ждёт за пределом? над домом колеблется свет…
И в скудельном сосуде волнуется жизнь молодая.
Старики улетают. Как птицы. Туда, где нас нет,
И куда неизбежно за ними отправимся вслед.
– Не грусти и не бойся, – мне папа сказал, улетая…
Декабрь 13-го
В. А.
Капитан секретного фрегата,
Пролагаю неуклонный курс…
Соль столетий – чем душа богата, –
Мой неисчерпаемый ресурс.
Где пристать крылатому не мелко,
На зюйд-вест или норд-ост идти?
Укажи, настойчивая стрелка,
Направленье верного пути,
Чтобы избежать соблазна кривдой,
Чтоб, стремясь на еле слышный зов,
Просквозил меж Сциллой и Харибдой
Шёлк моих багряных парусов,
И когда, исчадье брызг и пены,
Встанет смертный морок надо мной,
Чтобы не сподобились сирены
Оплести сознанье пеленой
Умопомрачительного яда…
Мачта из архангельской сосны –
Это всё, что для опоры надо
Жаждущим надежды и весны!
Вей, декабрьский ветер, вьюгой рея,
Холоди тугие вены рей!
Пусть летит сквозь ночь путём Борея
Флот моих упрямых декабрей!
Где-то, на краю грядущей бури,
В гавани, далёкой, как рассвет,
Я ещё глотну твоей лазури,
Берег вдохновений и побед!
Январь 14-го
По великим снегам, страну мою обуявшим,
По тайге, белопенной, мехами до пят наклонной,
По серебряным склонам с их яхонтами и яшмой –
Под звездой путеводной, оранжевой и зелёной…
Твердь небесная, слякоть ли земляная,
Вскользь по рельсам, вплавь – на плече парома…
Но пока ты со мною – я точно знаю:
Где бы я ни скиталась, я всюду дома.
Не затем ли нужны монахи, певцы, скитальцы,
Чтобы звёзды пели, а песни во тьме сияли?
Я ещё приеду сжать твои пальцы –
И колени твои обнять,
И выпить c тобой печали.
Ведь монахам, певцам, скитальцам – что в жизни надо?
Чтоб любовь путеводная им далеко светила.
И тогда любая стезя – отрада.
И любая песня – оплот и сила.
И тогда по снегам великим, по тьмам кромешным,
По нехоженым дебрям – к добру и ладу –
Всё равно пробьёмся – на то нам, грешным,
И урок отмерен – на вечность кряду!
Февраль 14-го
Да – всё отвергнуть или всё принять,
Неся свой крест среди сестёр и братий…
Так есть и будет: время обнимать,
И время – уклоняться от объятий!
Когда весь мир – театр и Колизей,
Финал – открыт, но финиш – предсказуем,
Бегу подобострастия друзей…
Но ведь Распятый – в кротости своей –
Ничьим не погнушался поцелуем?!
Апрель 14-го
Ирлану
Город в стальном дожде
Вьётся и так, и сяк,
Синий и голубой
В тёмных своих изгибах,
Словно в сетях ловцов
Высвеченный косяк
Узких слепых сардин –
Солнце сквозное в рыбах.
А у тебя сейчас –
Ласточки над окном,
Влажный зелёный шум –
По мировым порталам…
Ангелы пьют луну.
Близится окоём.
Не остаётся нот
Лестницам и вокзалам.
Ангелы пьют луну.
Чёрное входит в дом.
Белое входит в дом.
Красное – у порога.
И на столе твоём
Пахнет раскрытый том
Кофе и табаком
И сквозняком немного.
Июнь 14-го
Ширвани Чалаеву
На грани вдохновенья и рассудка –
В междоусобье угля и огня –
Становится серебряно и жутко,
И чёрный ливень льётся сквозь меня.
И дерево, и камень, и заката
Кровавое спадает полотно…
Певец, взгляни: твоя трава не смята,
Твоё не распечатано вино…
Не найдены ключи к твоим подвалам,
И женщина не названа твоя…
Аллах акбар! Под рыцарским забралом
Струится смерть, как лунная змея.
Душа от цитадели откололась –
И унеслась потоками со скал…
О, если б мог мой обречённый голос
Отдать долги, которых ты взыскал!!!
Но песнь растёт – так пламенно и долго –
Так льнёт переплетаться с нитью нить,
Что нет на свете долга, кроме долга –
Отдать, озвучить и соединить…
Август 14-го
Сложим ли, братья, вновь песню о тихом Доне?
Тьмою закрылся день – по лесу стонет птичь.
Бьют над рекой дубы в бронзовые ладони.
Что тебя, Игорь, ждёт – разуму не постичь…
Встала Обида-Жаль в сёлах Даждьбожья внука,
Мёртвым младенцем Див кличет по берегам…
Что вам дала, князья, гибельная наука
Милую степь бросать варварским сапогам?
– Это моё и то! – брат укоряет брата.
А между тем идут, чтобы крушить и жечь.
Братоубийце в дом – каинова награда:
Червь по путям колен, чадам – гнилая речь.
Сами себе князья вышли ковать крамолу.
До верху взбился смерч, прядая за Двину.
Горе святым горам, русской земли престолу!
Снова Ярилин штык окровянил луну.
Запад кипит войной. Дышит восток проклятьем.
Веются по Днепру смутные голоса.
Ты за холмом, страна, что завещалась братьям,
И на тебя глядят судные небеса.
Октябрь 14-го
Андрею Леонтьеву
Особенность не знать себе цены
Респекта удостоится едва ли:
Не сведущему метки не видны
На шаткой социальной вертикали.
Не сведущий – не вЕдом, не ведОм
И в зеркалах общественных не ясен.
Его не позовут в приличный дом,
Он – чужд, непредсказуем и опасен…
Но есть такое зеркало: столпов
Отечества, плебеев и поэтов –
Соизмеряет с вечностью любовь!
Она не помнит кастовых запретов.
Её не возмутят ни стыд, ни страх,
Ни алчность, ни горение борьбою…
Ты в чьих-то отражаешься глазах –
И только в них – всегда – самим собою!
И как себя смиреньем ни дави,
Как ни кляни все лестницы и двери –
Ликующее зеркало любви
Воздаст когда-то каждому по вере!
В тщете людской, средь пагубных зыбей
Житейского волнуемого моря –
Хотя б в припадке гнева или горя
Его ты ненароком не разбей!
Как без него ты различишь во мгле
Базарных цен и стоимости мнимой,
Единственный, никем не заменимый,
Что значишь ты для Бога на земле?
Ноябрь 14-го
Рояль был весь раскрыт,
И струны в нём дрожали…
А. Фет.
Пусть будет дом на улице Коммуны,
Его непритязательный модерн…
Портьеры, подстаканники и струны
Рояльные… и профиль Анны Керн
На обороте выцветшей обложки
Потрёпанного томика стихов…
Фамильный вензель антикварной ложки
Серебряной… и аромат духов,
Навеянных как будто небом Ниццы…
А может, стеарин да керосин?
Отцовских книг секретные страницы –
Открой, сим-сим!
Декабрь 14-го
Румяне Внуковой
Претворила дождь в вино благоуханное –
Притворился ворон старцем просветлённым.
Всколыхнулся город льдами и барханами.
Потекли мосты пунцовым да зелёным.
И тогда на дерево, на большое дерево
Посадила стаю птиц с огневыми взорами –
Сторожить летучее, человечье, зверево,
Душу живу всякую над бедами скорыми…
Льётся по небу, звеня, облако скрипичное,
Каплет олово в песок у корней распятых.
Пусть сквозь мёртвых прорастёт зёрнышко горчичное,
И не будет на земле больше виноватых!