МАРИЯ ВАТУТИНА ● ТОЛЩА ВРЕМЁН
* * *
покуда не треснула толща времен
и звездами бездна полна
всегда повторяется этот закон
в тебе отступает война
война иссякает как боезапас
в глубинах нейронных складов
война выползает как нечисть из нас
по воле усталых фронтов
ночная пехота и эта и та
впирается в млечный покой
и хочется лайкнуть в окошке поста
врага
непослушной рукой
ну что побузили и хватит айда
кровавый заканчивать квест
но скольких же нам не вернуть никогда
когда нам война надоест
* * *
Памяти Б. А.
Вчера я долго на светило
Смотрела, не сводила глаз.
Меня лишь к ночи отпустило,
И я раздумьям предалась.
Я поняла в той точке моста,
Что ближе к звездному венцу:
Служить поэзии так просто,
Как служат сыну и отцу –
Не получая доказательств,
Не потакая чудесам,
Не исповедуя издательств
Любви к бульварным словесам.
О! Это – женское занятье,
О! Это – женская печать:
Плод непорочного зачатья
С вселенской болью источать.
В неведенье жить невесомом
Над мутной вечностью реки,
Где спуск сливается с подъемом,
Мостостроенью вопреки.
* * *
Было чем заняться вроде,
Но ждала моя фреза.
В ожидании Володи
Проглядела я глаза.
Словно с неба, где фонтанчик
Радужных предчувствий бьет,
Я ждала, когда мой мальчик,
Меж домами промелькнет.
Отложив стихописанье,
Мне вмененное судьбой,
Я ждала мое созданье
В куртке ярко-голубой.
День стоял морозный, бездный,
С первой снежной пеленой.
И заказчик мой небесный
Улыбался надо мной.
* * *
Ничего, что про меня забыли,
Не зовут, не плачут. Я уже
Попривыкла быть основой пыли,
Словно книжка в дальнем стеллаже.
Просто закрутились в проволочке,
Просто темным взглядом повели.
Я вон там в тенечке, в уголочке,
На высокой полочке Земли.
Вышли из дверей толпою громкой,
Где уж, где там помнить про меня.
Что ж, и я пойду отсюда кромкой
Длинного торжественного дня.
Иноверка тем, и этим – выкрест,
Механизм для записи стихов,
Говорю же, я с пустыней свыклась,
Мой удел и должен быть таков.
К СОРОКАЛЕТИЮ МОЕГО ПЕРВОГО СТИХОТВОРЕНИЯ
До меня и не было мира, но вот появилась я.
Посадили деревья, вспенилась полынья,
Полетели птицы по небу, а до этого был стоп-кадр.
Здравствуй, мир мой – поэзия, и остальной театр.
Сорок лет назад что-то клюнуло, бздынкнуло, понеслось.
Нашептал, шепнул щепетильный бог, шепелявый дух:
Собирай людей под свои знамена, иди насквозь,
Морда кирпичом, грудь колесом, вся – слух,
Пролагай надежду между морских громад,
Полагайся только на свой язык, на гортанный свод.
Он не то, что до Святой земли и золоченых врат,
Он, не к ночи сказано, до Киева доведет.
Сорок лет я училась поступи гоминид,
Сорок лет лелеяла буквы, катала во рту слога.
Оказалось, столько нас по пустыням-то гомонит,
Что знаменам нашим тесно уже слегка.
Слушать – некому! Сыплется манна, да мимо рта,
Расступается море, а радости ни черта.
Что же делать, ангел мой, всякий в пустыне наг.
Что ж делать, ангел мой, всякий в пустыне нем.
И преследует по пятам язык мой враг…
И разверсто небо звездное надо всем.
Сорок лет я это небо в себе ращу.
Сорок лет в пустыне рифму домой ищу.
* * *
И жаждешь жизни, словно юный грек,
И стыдно плакать, словно римской крале…
В ближайший месяц приземлится снег
На европейской стороне медали.
А ты все хочешь счастливо зажить,
Для сорока срокóв ища отсрочки.
Наладить лыжи и лыжню сложить:
Две длинные рифмованные строчки.
И покатить. Да будет нежен он,
Безмолвный снег в лесу дневном и белом!
И чтобы – звон! Такой лилейный звон
Над сетью звуков в мире оголтелом.
И как ты над судьбой не колготись,
Поймешь – коль скоро время межевое –
Что без любви здесь можно обойтись,
Когда зима, и замерло живое.
Чтоб – жить не больно. Чтобы – по лыжне.
Чтоб о любви и помышлять не смела.
Ах, только бы пришла зима ко мне,
Ах, только бы душа заледенела.
* * *
1.
Береги меня, береги
От мостков у ночной реки,
От русалочьей злой тоски,
От надломленной от доски.
Дальше, в темень, наискосок
Удаляется огонек.
Оглянись: там, где стык дорог,
Я осталась – не чую ног.
В этот чуждый дегтярный мрак
Я входить не могу никак.
Кто-то дышит оттуда так,
Что не в силах я сделать шаг.
Спят баркасы и барсуки,
Спят лабазы и рыбаки.
Я домой поверну, домой,
По настилу над вечной мглой.
Буду просто и ясно жить,
На веревках белье сушить
Да по банкам стрелять в лесу,
Чтобы ухало на мысу.
Буду светлую благодать
В подпол на зиму закрывать.
Мне в житейских делах никак
Мировой не поможет мрак.
2.
Скороспелый ледок на речке,
Занесенный метелью плёс.
Надо мной не держали свечки,
Кто по свечке потом принес.
Ну, и я не хвастлива, дескать,
Самой высшей ценой жила.
Что мне с выжженным сердцем делать,
Что имела – все отдала.
А тому, как спасала эту,
Наводненную жизнью гать –
У меня свидетелей нету,
Я не знаю, как доказать.
* * *
покуда не треснула толща времен
и звездами бездна полна
всегда повторяется этот закон
в тебе отступает война
война иссякает как боезапас
в глубинах нейронных складов
война выползает как нечисть из нас
по воле усталых фронтов
ночная пехота и эта и та
впирается в млечный покой
и хочется лайкнуть в окошке поста
врага
непослушной рукой
ну что побузили и хватит айда
кровавый заканчивать квест
но скольких же нам не вернуть никогда
когда нам война надоест
* * *
Памяти Б. А.
Вчера я долго на светило
Смотрела, не сводила глаз.
Меня лишь к ночи отпустило,
И я раздумьям предалась.
Я поняла в той точке моста,
Что ближе к звездному венцу:
Служить поэзии так просто,
Как служат сыну и отцу –
Не получая доказательств,
Не потакая чудесам,
Не исповедуя издательств
Любви к бульварным словесам.
О! Это – женское занятье,
О! Это – женская печать:
Плод непорочного зачатья
С вселенской болью источать.
В неведенье жить невесомом
Над мутной вечностью реки,
Где спуск сливается с подъемом,
Мостостроенью вопреки.
* * *
Было чем заняться вроде,
Но ждала моя фреза.
В ожидании Володи
Проглядела я глаза.
Словно с неба, где фонтанчик
Радужных предчувствий бьет,
Я ждала, когда мой мальчик,
Меж домами промелькнет.
Отложив стихописанье,
Мне вмененное судьбой,
Я ждала мое созданье
В куртке ярко-голубой.
День стоял морозный, бездный,
С первой снежной пеленой.
И заказчик мой небесный
Улыбался надо мной.
* * *
Ничего, что про меня забыли,
Не зовут, не плачут. Я уже
Попривыкла быть основой пыли,
Словно книжка в дальнем стеллаже.
Просто закрутились в проволочке,
Просто темным взглядом повели.
Я вон там в тенечке, в уголочке,
На высокой полочке Земли.
Вышли из дверей толпою громкой,
Где уж, где там помнить про меня.
Что ж, и я пойду отсюда кромкой
Длинного торжественного дня.
Иноверка тем, и этим – выкрест,
Механизм для записи стихов,
Говорю же, я с пустыней свыклась,
Мой удел и должен быть таков.
К СОРОКАЛЕТИЮ МОЕГО ПЕРВОГО СТИХОТВОРЕНИЯ
До меня и не было мира, но вот появилась я.
Посадили деревья, вспенилась полынья,
Полетели птицы по небу, а до этого был стоп-кадр.
Здравствуй, мир мой – поэзия, и остальной театр.
Сорок лет назад что-то клюнуло, бздынкнуло, понеслось.
Нашептал, шепнул щепетильный бог, шепелявый дух:
Собирай людей под свои знамена, иди насквозь,
Морда кирпичом, грудь колесом, вся – слух,
Пролагай надежду между морских громад,
Полагайся только на свой язык, на гортанный свод.
Он не то, что до Святой земли и золоченых врат,
Он, не к ночи сказано, до Киева доведет.
Сорок лет я училась поступи гоминид,
Сорок лет лелеяла буквы, катала во рту слога.
Оказалось, столько нас по пустыням-то гомонит,
Что знаменам нашим тесно уже слегка.
Слушать – некому! Сыплется манна, да мимо рта,
Расступается море, а радости ни черта.
Что же делать, ангел мой, всякий в пустыне наг.
Что ж делать, ангел мой, всякий в пустыне нем.
И преследует по пятам язык мой враг…
И разверсто небо звездное надо всем.
Сорок лет я это небо в себе ращу.
Сорок лет в пустыне рифму домой ищу.
* * *
И жаждешь жизни, словно юный грек,
И стыдно плакать, словно римской крале…
В ближайший месяц приземлится снег
На европейской стороне медали.
А ты все хочешь счастливо зажить,
Для сорока срокóв ища отсрочки.
Наладить лыжи и лыжню сложить:
Две длинные рифмованные строчки.
И покатить. Да будет нежен он,
Безмолвный снег в лесу дневном и белом!
И чтобы – звон! Такой лилейный звон
Над сетью звуков в мире оголтелом.
И как ты над судьбой не колготись,
Поймешь – коль скоро время межевое –
Что без любви здесь можно обойтись,
Когда зима, и замерло живое.
Чтоб – жить не больно. Чтобы – по лыжне.
Чтоб о любви и помышлять не смела.
Ах, только бы пришла зима ко мне,
Ах, только бы душа заледенела.
* * *
1.
Береги меня, береги
От мостков у ночной реки,
От русалочьей злой тоски,
От надломленной от доски.
Дальше, в темень, наискосок
Удаляется огонек.
Оглянись: там, где стык дорог,
Я осталась – не чую ног.
В этот чуждый дегтярный мрак
Я входить не могу никак.
Кто-то дышит оттуда так,
Что не в силах я сделать шаг.
Спят баркасы и барсуки,
Спят лабазы и рыбаки.
Я домой поверну, домой,
По настилу над вечной мглой.
Буду просто и ясно жить,
На веревках белье сушить
Да по банкам стрелять в лесу,
Чтобы ухало на мысу.
Буду светлую благодать
В подпол на зиму закрывать.
Мне в житейских делах никак
Мировой не поможет мрак.
2.
Скороспелый ледок на речке,
Занесенный метелью плёс.
Надо мной не держали свечки,
Кто по свечке потом принес.
Ну, и я не хвастлива, дескать,
Самой высшей ценой жила.
Что мне с выжженным сердцем делать,
Что имела – все отдала.
А тому, как спасала эту,
Наводненную жизнью гать –
У меня свидетелей нету,
Я не знаю, как доказать.