Владимир ГОЛЬДШТЕЙН. Первоапрельский велосипед. Рассказ

Вечер в Натании выдался, как всегда, душным. Обожженная летним солнцем земля Израиля выдыхала теперь полуденный зной в неподвижный воздух, и струйки пыльного марева колебались между колесами пробирающихся к побережью машин.

Рабочий день благополучно закончился несколько часов назад, завтра суббота – мой единственный выходной, и я, недолго думая, решил провести этот вечер около моря. Собственно, выбор был невелик: сидеть в душной квартире под завывающим вентилятором у телевизора, поехать к друзьям, чтобы сидеть перед телевизором у них, или отправиться к морю. Надо ли объяснять, почему я выбрал последнее?

Весь прошедший год после моего развода с женой эти невеселые варианты неумолимо вставали передо мной каждый вечер, и все чаще я выбирал море. В выходные будет уже иначе – по воскресеньям меня тянуло на стройку, где я успешно работал бригадиром. Все просто – я любил свою работу. В этой строительной компании я начинал простым рабочим, получая в час всего двадцать шекелей. Приходилось целый день стоять на жаре с отбойным молотком и сбивать старые потолки и стены. Ну да что вспоминать плохое? Я приехал в эту страну, чтобы чувствовать себя по-настоящему дома, жить и работать, несмотря ни на какие трудности. И в конце концов все стало получаться, вот только семейная жизнь…

Я, наконец, выехал на набережную и припарковал машину на стоянке, раскинувшейся почти на самом берегу. Мой серебристый «Мицубиши», купленный на одолженные у родственников деньги вскоре после приезда, смотрелся совсем неплохо среди кустиков чахлой зелени, разделявших стоянку на небольшие секции. Я захлопнул дверцу, бросил окурок в прозрачный пластиковый мешок, заменяющий урну (по соображениям безопасности обычных урн у нас нет), и направился к воде.

Побродив полчаса по набережной и подышав морским воздухом, я вернулся к автостоянке. Машин заметно прибавилось. Вплотную к моей теперь стояла потрепанная чешская «Шкода» с облупившейся краской на дверце. Я перевел взгляд на свою машину и замер.

Незнакомая стройная блондинка в светлом брючном костюме деловито отпирала мой «Мицубиши». Точнее, она пыталась открыть его своим ключом. Замок явно не поддавался (и в этом не было ничего удивительного!), но незнакомка упорно пробовала снова и снова. Я обошел свою машину, открыл дверцу с другой стороны и с улыбкой опустился на сиденье пассажира.

Когда я распахнул дверь изнутри, женщина сначала ничего не поняла, а потом возмущенно вскрикнула на чистом русском языке:

– Что вы сделали с моей машиной?! Вы специально сломали замок!

Видимо, она собиралась звать полицию. Несмотря на грустное настроение, я даже расхохотался, представив себе дальнейшее развитие событий – когда во мне заподозрят арабского террориста. Заодно сразу вспомнился сюжет фильма «Ирония судьбы», правда, сейчас-то замки оказались разными, да и действие происходило не совсем в заснеженном Ленинграде.

– Я действительно так похож на бандита?

Тут моя незадачливая блондинка, кажется, прозрела. Она растерянно присмотрелась к машине (к сожалению, не ко мне), бросила взгляд куда-то вдаль и уже другим тоном промолвила:

– Ой! Извините… У нас совсем одинаковые машины. Моя вон там, за кустами, а я еще очки сняла.

Интересно, что ни она, ни я не удивились нашему русскому языку. Хотя в Израиле русскую речь теперь можно встретить повсюду, но все же это не Россия, и кто-то из нас вполне мог оказаться израильтянином. Я бросил взгляд на ее светлые волосы и снова улыбнулся – только не она, конечно. «Что-то часто я сегодня улыбаюсь», – подумалось тут же. Я и забыл, когда такое настроение было в последний раз.

Женщина между тем все еще стояла, чуть пригнувшись, перед распахнутой дверцей.

– Извините, – повторила она, – меня там знакомые ждут.

Она виновато, совсем по-детски сморщилась, посмотрела на меня светлыми глубокими глазами и направилась к своей машине. Не знаю, что на меня нашло в этот душный вечер. Никогда раньше я не приударял за женщинами. Наверное, в душе ощущал, что успехи мои будут невелики. Так заложено природой: кто-то просто присутствует, отпускает нелепые шутки – и все женщины без ума. Другой же будет на голове ходить да еще петь при этом, подыгрывая на гитаре, – и никакого толку. Может быть, это просто судьба, часто думал я. Как и семейная жизнь, которая у меня не сложилась. Но в тот вечер меня словно подменили. Не знаю почему, но я поехал вслед за машиной незнакомки. Возможно, причиной стала необычность нашей встречи или ее почти детское поведение, а скорее всего – что-то совершенно неуловимое и необъяснимое, проникшее в самую глубину души. Ну а состояние души, как известно, никакими словами не опишешь.

Машина ее действительно была точно такой же, как моя, только под задним стеклом виднелся игрушечный тигренок со смешной мордой на шарнире. Женщина высадила сидевших в ее машине пассажиров – пожилую пару – около одного из домов и направилась к окраине города. Я все время держался прямо за ней, но она совершенно не замечала «хвоста». Лишь когда шоссе приблизилось к невысоким холмам, за которыми уже не было городских домов, я наконец понял, куда она направляется. Слева, в неглубокой ложбинке рельефа, лежал новый жилой комплекс, состоящий пока всего из нескольких многоэтажек. Этот комплекс (по-совковому – микрорайон) строила как раз наша компания. Правда, я был в нем только один раз, но знал, что квартиры тут относительно недорогие, хотя достаточно просторные и уютные.

Женщина свернула к одному из крайних домов и затормозила недалеко от подъезда. Я остановился позади и вышел из машины. Уже стемнело. В большинстве окон горел свет, и на безбрежном южном небе тоже зажегся затейливый звездный узор. Таинственная незнакомка, из-за которой я оказался почти за городом, все еще ничего не замечала. Она заперла машину и направилась к дому. Только теперь я увидел, что идет она тяжело, чуть сутулясь: может быть, из-за тяжелой сумки на плече и пакета с продуктами в руках, а может, как и я, просто устала за неделю. Я стал мучительно соображать, каким способом привлечь ее внимание – не зря же тащился в такую даль! – как вдруг у самой двери она совершенно неожиданно обернулась и застыла в недоумении.

– Вы?! – впрочем, удивления в ее голосе было меньше, чем я ожидал.

Я подошел ближе. Вечерний ветерок доверчиво обдал меня запахом ее духов. Аромат был приятный, но необычный – очень нежный, явно европейский, казалось даже, что это просто естественный запах ее волос.

– Я был рядом с вами последние полтора часа.

– Вы за мной следили!

– Да, – честно признался я. – Хотел с вами познакомиться.

– Таким способом?

Тут она, очень кстати для меня, видимо, вспомнила, что повод для знакомства подала сама. Я думал, что наша словесная дуэль перед знакомством только началась, но женщина поставила пакет на асфальт, стряхнула со лба прядь волос и произнесла:

– Людмила.

– Саша, – так же просто отозвался я.

Неоновый свет фонаря освещал слева ее лицо, придавая ему совершенно необычный вид. Никого не было поблизости – только мы вдвоем под вечерним небом, скомканный пакет у наших ног, да еще приютивший нас Израиль, благополучно встречающий очередной шабат.

Я наконец рассмотрел ее. В чертах ее лица не было той точеной безупречной красоты, которая так ценится большинством требовательных мужчин? и которую я никогда не любил. Чуть вздернутый нос, большая нижняя губа, щеки с едва заметными ямочками. Ничего не говорило о нанесенном макияже – скорее всего, я его просто не замечал. На вид Людмиле можно было дать немногим больше тридцати. Впрочем, у меня всегда были сложности с определением женского возраста. Ее глаза, подернутые дымкой усталости, все же смотрели на меня с интересом, который она не особенно пыталась скрывать.

– Скажите, вы замужем? – вдруг спросил я.

Именно вдруг. Если бы я специально хотел придумать наиглупейший вопрос и задать его в самый неподходящий момент, то вряд ли смог бы изобрести что-то получше. Вернее, похуже. Наверное, усталость от жизни в одиночестве и постоянные мысли о том, что нельзя разрушать чужое счастье, сыграли свою роковую роль. Люда слегка вздрогнула и проговорила:

– Да…

– Знаете, я дал себе слово никому не переходить дорогу, – обреченно покачал головой я. – Иначе счастья все равно не видать.

Больше добавить как будто было нечего. Еще несколько секунд мы стояли друг напротив друга, не отводя глаз в неверном свете фонаря. Ох, как я корил себя за эти немые секунды, когда все еще можно было изменить! Потом Людмила подняла с асфальта пакет и набрала шифр на дверном замке.

– Будьте здоровы и счастливы, – сказал я.

– Вы тоже… Будьте… – тихо ответила она и скрылась за массивной дверью.

Я, как робот, направился к машине, завел двигатель и тронулся с места. В зеркальце отчетливо просматривался аккуратный пустой двор с линией высоких фонарей и пятачок перед подъездом, который я наверняка запомню навсегда. Из-за угла показался небольшой грузовичок и поехал вслед за мной через двор, слепя яркими фарами.

Вдруг я заметил, как дверь оставшегося позади подъезда быстро распахнулась и в свете фар показалась знакомая стройная фигурка! Я резко затормозил, но грузовик закрыл от меня выскочившую женщину. Я еще успел разглядеть, как Людмила растерянно посмотрела по сторонам, ослепленная фарами, и, видимо решив, что я уже уехал, вновь исчезла в подъезде.

Надо было срочно что-то предпринимать! Грузовик остановился как раз за моей машиной, мешая сдать назад. Тогда, чувствуя бешеный стук сердца, я резко нажал на газ, визжа шинами, буквально пролетел мимо дома с обратной стороны, объехав его, и резко затормозил у знакомого подъезда. Я очень надеялся, что удастся заметить, в какой квартире зажжется еще одно окно, ведь иначе мне ее не найти – здесь десять этажей, по четыре квартиры на каждом, а я не знал о ней ничего, кроме имени!

Свет нигде так и не зажегся.

Я неожиданно вспомнил, как совсем маленьким ужасно расстроился из-за одной первоапрельской шутки. Мой младший брат заговорщическим тоном сообщил мне тогда, что родители наконец купили настоящий велосипед, который дожидается меня в сарае. Я, конечно же, забыл, в какой день это происходит, и бросился на улицу. Надо ли говорить, как было обидно, когда все выяснилось! Такое же чувство я испытывал теперь, много лет спустя. Меня будто поманили чем-то светлым и желанным, а потом, в последний момент, отняли эту мечту, вновь бросив в полном одиночестве.

Конечно, можно было остаться здесь хоть до утра и дождаться Людмилу у машины, но это показалось мне полной глупостью и ребячеством. В конце концов, мне давно не пятнадцать лет! Да к тому же она ведь замужем. Значит, не судьба и ничего не изменишь. Я сел за руль и уехал прочь. За моей спиной одно за другим гасли равнодушные окна.

 

Прошло почти полгода. Я покривил бы душой, если бы сказал, что эти месяцы пролетели незаметно. Довольно однообразная жизнь тянулась бесконечной серой лентой, в которой еврейские праздники мало отличались от еврейских будней. Спасался я только тем, что шутил сам с собой да задерживался на стройке допоздна, осматривая законченные квартиры и давая пояснения будущим покупателям.

Даже не знаю, почему в тот день я опять свернул с привычной дороги в сторону моря. Я ехал не спеша и вспоминал вечер, когда увидел стройную блондинку у моей машины. До моря оставалось несколько кварталов, когда на перекрестке передо мной зажегся красный свет. Я машинально притормозил и бросил взгляд вперед. Там, под слегка запотевшим задним стеклом машины, как две капли воды похожей на мою, удивленно покачивал головой смешной маленький тигренок.

Сколько раз я читал и слышал об удивительном свойстве времени – то оно мучительно долго сочится бессмысленным мутным потоком, то под влиянием изменившихся обстоятельств, вдруг, резко меняет ход и становится стремительным ручьем из радужных брызг, где каждая капелька несет новое счастливое мгновение и неописуемую радость настоящей жизни! Конечно, одно дело, когда такое слышишь о ком-то, и совсем другое, если это происходит с тобой.

С момента, когда я вновь встретил Людмилу, жизнь моя действительно изменилась до неузнаваемости. Теперь я не оставался на работе ни одной лишней минуты. Я заезжал домой, быстро принимал душ, переодевался и отправлялся в одно из мест, где мы заранее договаривались встретиться. Таких мест было несколько, но одно по-прежнему оставалось главным – кафе на берегу, у стоянки, где мы впервые увидели друг друга.

Никогда не забуду, как Люда отреагировала на мое появление через полгода после сумбурного прощания у подъезда. Стоило мне лишь направиться к ее машине, как она резко повернула голову, будто почувствовала мое присутствие. Потом выяснилось, что она уже давно представляла себе нашу новую встречу, хотя и не верила, что это возможно на самом деле.

– Вы?! – интонация у нее была точно такая же, как тогда, в пустынном дворе у подъезда.

Людмила совсем не изменилась: те же светлые волосы, внимательные, хоть и усталые глаза под ненакрашенными ресницами, подрагивающие тонкие пальцы на обтянутом кожзаменителем руле. Я промямлил что-то невнятное и протянул руку, чтобы помочь ей выйти из машины. Ее пальцы сжали мою ладонь, будто ища опоры в этой непростой жизни. Мы пересели ко мне и долго колесили по городу, узнавая все новые подробности друг о друге.

Люда действительно была замужем, но в Израиле пока жила одна. Ее муж – состоятельный бизнесмен из какого-то уральского города – обещал приехать вслед за ней вместе с дочерью. Но дела у него пошли в гору, и приезд откладывался на неопределенное время. Я поймал себя на мысли, что мне почему-то стало совершенно безразлично ее семейное положение. Людмила очень тосковала, причем не столько по мужу, сколько по привычному для нее общению и друзьям. Ее не на шутку тяготила и постоянно жаркая погода, и плохое знание языка. Я в двух словах рассказал о своем не слишком удачном браке, о жене, увезшей сына в далекий Нью-Йорк. Больше мы никогда не возвращались к семейной теме, как будто она была навсегда исчерпана. Нет, эта тема не стала запретной, просто наши встречи оказались, словно, в другом измерении, не подвластном ни прошлому, ни неведомому будущему.

Мы долго молчали, сидя рядом, и мне казалось, что Люда испытывает то же самое, что это и есть то самое мистическое и безгрешное слияние двух лун, двух энергетических половинок, которые, наконец, нашли друг друга, в точном соответствии с древними китайскими трактатами. Не было больше никаких неприятностей в наших судьбах, и нам обоим едва исполнилось по пятнадцать лет, и это была наша первая любовь, и где-то впереди – наши счастливые дети и безоблачная жизнь.

Все наивные мечты полузабытого детства всплыли передо мной, будто именно они были реальностью, а все остальное – лишь коротким сном перед прекрасным ласковым утром, когда уверен, что впереди великолепный день, а будущее видится прямой отполированной дорогой.

– Ты оказался совсем не тем мужчиной, о котором я часто мечтала, – вдруг произнесла Люда.

Я вопросительно посмотрел на нее.

Она слегка наклонила голову и добавила:

– Ты невысокий и… совсем неразговорчивый. И еще… – она крепко сжала мою руку. – Я без тебя не могу. Не исчезай больше надолго. Никогда.

В этот же вечер я впервые оказался в ее квартире, в том самом доме на окраине города. Обстановка была достаточно богатой, хотя и без лишней роскоши. Я, конечно, понимал, что на ее скромную зарплату продавщицы в продуктовом магазине всю эту мебель и электронику не купишь. Наверняка муж постоянно помогал деньгами.

Мы пили чай по-сибирски с русскими блинами и кошерным вареньем, а по телевизору шел очередной американский боевик с субтитрами на иврите. Сверху через приоткрытое окно доносилась зажигательная еврейская мелодия, прерываемая новостями на русском языке: соседи снизу, в отличие от верхних, слушали русскоязычное «Радио Рэка» с иммигрантом Александром Довом в роли ведущего.

Мы опять, как ни странно, почти не говорили. Люда допила чай и встала, я тоже поднялся из-за стола.

– Послушай. Ты сейчас счастлива? – тихо спросил я.

Она поставила чашку и молча подошла ко мне вплотную. Кончики ее волос завернулись в мою сторону и подарили мне тот самый неповторимый естественный аромат. Весь мой житейский опыт куда-то сразу улетучился, оставив меня наедине с фантастической глубиной ее глаз и нежностью губ.

…Я уже давным-давно забыл, что поцелуй может быть не только успокаивающим или выражающим признательность. Лишь когда воздуха совсем перестало хватать, мы почти с удивлением посмотрели друг на друга. Я обнаружил, что в руке у меня все еще зажата пустая чашка из-под чая.

Потом была ночь, которая по таинственным причинам стерлась из моей памяти. Может быть, психика просто не выдержала и отключила неведомые предохранители. Помню только, что окно в спальне было распахнуто настежь, мы говорили друг другу что-то не имеющее значения и со страхом поглядывали в бледнеющую темноту за окном – будто умоляя, чтобы утро с его суетой не наступило никогда! Если бы можно было перенести Израиль далеко на север и погрузиться на полгода в полярную ночь, мы бы ничего не имели против. Под утро я буквально провалился в сон – такой крепкий, что его можно было сравнить только с потерей сознания.

К счастью, у нас впереди было еще много подобных ночей. Мы объехали с Людой всю страну, побывали в местах, где я бы никогда не оказался сам. Маленькие невзрачные базарчики, еврейские горные ресторанчики, в которые специально приезжали семьи из разных городов лишь на один обед, потому что только здесь (и нигде больше!) готовились особые блюда по старинным еврейским рецептам. Все эти «неизвестные достопримечательности» могли рассказать об Израиле больше, чем любые музеи.

Весной компания оплатила мне двухдневный отдых на знаменитом Мертвом море. Людмила поехала со мной. Мы лежали под навесом недалеко от берега и смотрели, как отдыхающие осторожно входят в совершенно неподвижную целебную воду, насыщенную солями до такой степени, что долго пробыть в ней невозможно.

 

Утром следующего дня мы должны были возвращаться: я – на стройку, Люда – на рабочее место за прилавком. Накануне вечером мы ужинали в маленьком открытом ресторанчике, отмахиваясь от назойливых мошек. Кроме красивой свечи на столике стояла бутылка легкого и очень вкусного красного вина.

Я чувствовал себя, как никогда, хорошо и спокойно. Конечно, сказался долгожданный отдых, но главное было в том, что Люда сидела напротив. Стоило лишь протянуть руку – и можно погладить ее прекрасные волосы или провести пальцами по нежной коже на щеке.

– За то, чтобы в нашей жизни такие вечера были почаще, – сказал я, поднимая прохладный бокал. – Ну, хотя бы пару раз в месяц.

Она задумалась, устремив взгляд куда-то вдаль, и произнесла:

– На следующей неделе мой муж приезжает. Ты прости, что не сказала раньше.

Я по инерции отхлебнул вино, прихлопнул на шее очередную мошку и только тогда до меня стал доходить смысл сказанного.

– Я понимаю, что тебе очень больно, – быстро заговорила Люда, словно оправдываясь, – но я не знаю, как быть иначе. Я обязана этому человеку всем – деньгами, положением, тем, что я здесь. Мне очень надоел его бизнес, эта неопределенность. Месяц назад я позвонила ему и сказала, что если он не сможет все бросить и приехать, то потеряет меня навсегда! Извини, я рассказала ему о тебе, о нас. Конечно, не все. Теперь он сделал выбор и едет. Прости меня.

Нельзя сказать, что я был сражен наповал или растоптан ее словами. Я только стал вдруг видеть себя будто со стороны. Вот сидит за столиком человек, который должен сейчас непременно убиваться из-за потерянного счастья, пытаться что-то предпринять, что-то вернуть. А вместо этого он спокойно попивает вино, словно ничего не случилось, и все так же отгоняет насекомых.

И еще. Я снова неописуемо ярко вспомнил тот самый первоапрельский розыгрыш из детства. Опять, только в сотни раз больнее, жизнь проделала со мной эту шутку – поманила счастьем, чтобы разочарование было еще горше. Будто кто-то невидимый все испытывал и испытывал меня изощренными способами на предмет готовности к любым неожиданностям.

Ночью в гостинице я не спал ни минуты. Ее обнаженная тень на стене казалась еще обнаженнее, чем она сама, а главное – еще прекраснее и желаннее. Магнитофон тихо доиграл песню Визбора с моей кассеты.

 

И кандидат в мужья,

Боже, да это ж я…

Я на себя гляжу,

Нету чудес, твержу…

 

Эту кассету я потом подарил ей перед самым расставанием. Не было ни слез, ни упреков, только покорность судьбе и благодарность за счастливые дни. «Помни обо мне», – написала она на обороте фотографии, где мы счастливо улыбались в объектив.

 

* * * *

 

Прошел почти год. Жизнь брала свое. Я решил воспользоваться услугами одного из многочисленных брачных агентств и теперь, как на работу, ходил на знакомства с разнообразными дамами, безуспешно ища в них черты человека, с которым пришлось навсегда расстаться. Кроме того, созрело решение съездить в Америку – повидать сына, пока он не успел окончательно меня забыть.

Однажды я оказался на городском рынке – надо было накупить для родственников всякой снеди. Я с трудом протискивался между торговыми рядами, когда из расположенного рядом мясного магазина донесся голос Визбора.

Внутри магазин насквозь пропитался запахом свежего мяса. Какая-то дотошная старушка придирчиво рассматривала красные куски в застекленном холодильнике. На полочке стоял магнитофон, из которого и лилась знакомая мелодия.

Открылась дверь в подсобку, и на пороге показалась женщина. Моя женщина! Безупречно выглаженный белый халат, намного больше косметики, аккуратно собранные на затылке волосы. Люда подошла к прилавку, не заметив меня, перекинулась несколькими словами на иврите с покупательницей и стала раскладывать новые порции розовой говядины. Ее такие красивые раньше пальцы показались мне вдруг совершенно чужими. Кусочки мяса, перемешанные с кровью, прилипли к коже, забились под ногти и обволокли массивное обручальное кольцо, которое раньше она никогда не носила. Мне показалось, что я даже ощущаю неприятный вкус этого расплющенного мяса.

Людмила подняла глаза, на секунду замерла и почти шепотом спросила:

– Ты искал меня? Как ты нашел меня здесь?

В ее голосе дрожали нотки надежды. Я молча продолжал смотреть на нее.

– Игорь! Я сейчас вернусь! – крикнула она куда-то вглубь магазина. – Пошли, выйдем на минутку.

Базарная суета за дверью обтекала нас, как бурный поток обтекает случайно попавшие в него камешки.

– Мы купили этот магазин: очень хорошее место, людей всегда много, – Люда говорила что-то еще и еще, показывая то на магазин, то на снующих покупателей, и мясо, которое она забыла вытереть, почти подсохло на ее ладонях.

 

Катятся по тро-пе

я и вело-сипед…

 

– долетела через приоткрытую дверь фраза песни.

Кто-то задел меня плечом.

– Знаешь, тебе очень идет этот халат, – сказал я и зашагал прочь, туда, где продавали овощи, фрукты и всякие кошерные деликатесы.

 

 

Вечер в Натании выдался, как всегда, душным. Обожженная летним солнцем земля Израиля выдыхала теперь полуденный зной в неподвижный воздух, и струйки пыльного марева колебались между колесами пробирающихся к побережью машин.

Рабочий день благополучно закончился несколько часов назад, завтра суббота – мой единственный выходной, и я, недолго думая, решил провести этот вечер около моря. Собственно, выбор был невелик: сидеть в душной квартире под завывающим вентилятором у телевизора, поехать к друзьям, чтобы сидеть перед телевизором у них, или отправиться к морю. Надо ли объяснять, почему я выбрал последнее?

Весь прошедший год после моего развода с женой эти невеселые варианты неумолимо вставали передо мной каждый вечер, и все чаще я выбирал море. В выходные будет уже иначе – по воскресеньям меня тянуло на стройку, где я успешно работал бригадиром. Все просто – я любил свою работу. В этой строительной компании я начинал простым рабочим, получая в час всего двадцать шекелей. Приходилось целый день стоять на жаре с отбойным молотком и сбивать старые потолки и стены. Ну да что вспоминать плохое? Я приехал в эту страну, чтобы чувствовать себя по-настоящему дома, жить и работать, несмотря ни на какие трудности. И в конце концов все стало получаться, вот только семейная жизнь…

Я, наконец, выехал на набережную и припарковал машину на стоянке, раскинувшейся почти на самом берегу. Мой серебристый «Мицубиши», купленный на одолженные у родственников деньги вскоре после приезда, смотрелся совсем неплохо среди кустиков чахлой зелени, разделявших стоянку на небольшие секции. Я захлопнул дверцу, бросил окурок в прозрачный пластиковый мешок, заменяющий урну (по соображениям безопасности обычных урн у нас нет), и направился к воде.

Побродив полчаса по набережной и подышав морским воздухом, я вернулся к автостоянке. Машин заметно прибавилось. Вплотную к моей теперь стояла потрепанная чешская «Шкода» с облупившейся краской на дверце. Я перевел взгляд на свою машину и замер.

Незнакомая стройная блондинка в светлом брючном костюме деловито отпирала мой «Мицубиши». Точнее, она пыталась открыть его своим ключом. Замок явно не поддавался (и в этом не было ничего удивительного!), но незнакомка упорно пробовала снова и снова. Я обошел свою машину, открыл дверцу с другой стороны и с улыбкой опустился на сиденье пассажира.

Когда я распахнул дверь изнутри, женщина сначала ничего не поняла, а потом возмущенно вскрикнула на чистом русском языке:

– Что вы сделали с моей машиной?! Вы специально сломали замок!

Видимо, она собиралась звать полицию. Несмотря на грустное настроение, я даже расхохотался, представив себе дальнейшее развитие событий – когда во мне заподозрят арабского террориста. Заодно сразу вспомнился сюжет фильма «Ирония судьбы», правда, сейчас-то замки оказались разными, да и действие происходило не совсем в заснеженном Ленинграде.

– Я действительно так похож на бандита?

Тут моя незадачливая блондинка, кажется, прозрела. Она растерянно присмотрелась к машине (к сожалению, не ко мне), бросила взгляд куда-то вдаль и уже другим тоном промолвила:

– Ой! Извините… У нас совсем одинаковые машины. Моя вон там, за кустами, а я еще очки сняла.

Интересно, что ни она, ни я не удивились нашему русскому языку. Хотя в Израиле русскую речь теперь можно встретить повсюду, но все же это не Россия, и кто-то из нас вполне мог оказаться израильтянином. Я бросил взгляд на ее светлые волосы и снова улыбнулся – только не она, конечно. «Что-то часто я сегодня улыбаюсь», – подумалось тут же. Я и забыл, когда такое настроение было в последний раз.

Женщина между тем все еще стояла, чуть пригнувшись, перед распахнутой дверцей.

– Извините, – повторила она, – меня там знакомые ждут.

Она виновато, совсем по-детски сморщилась, посмотрела на меня светлыми глубокими глазами и направилась к своей машине. Не знаю, что на меня нашло в этот душный вечер. Никогда раньше я не приударял за женщинами. Наверное, в душе ощущал, что успехи мои будут невелики. Так заложено природой: кто-то просто присутствует, отпускает нелепые шутки – и все женщины без ума. Другой же будет на голове ходить да еще петь при этом, подыгрывая на гитаре, – и никакого толку. Может быть, это просто судьба, часто думал я. Как и семейная жизнь, которая у меня не сложилась. Но в тот вечер меня словно подменили. Не знаю почему, но я поехал вслед за машиной незнакомки. Возможно, причиной стала необычность нашей встречи или ее почти детское поведение, а скорее всего – что-то совершенно неуловимое и необъяснимое, проникшее в самую глубину души. Ну а состояние души, как известно, никакими словами не опишешь.

Машина ее действительно была точно такой же, как моя, только под задним стеклом виднелся игрушечный тигренок со смешной мордой на шарнире. Женщина высадила сидевших в ее машине пассажиров – пожилую пару – около одного из домов и направилась к окраине города. Я все время держался прямо за ней, но она совершенно не замечала «хвоста». Лишь когда шоссе приблизилось к невысоким холмам, за которыми уже не было городских домов, я наконец понял, куда она направляется. Слева, в неглубокой ложбинке рельефа, лежал новый жилой комплекс, состоящий пока всего из нескольких многоэтажек. Этот комплекс (по-совковому – микрорайон) строила как раз наша компания. Правда, я был в нем только один раз, но знал, что квартиры тут относительно недорогие, хотя достаточно просторные и уютные.

Женщина свернула к одному из крайних домов и затормозила недалеко от подъезда. Я остановился позади и вышел из машины. Уже стемнело. В большинстве окон горел свет, и на безбрежном южном небе тоже зажегся затейливый звездный узор. Таинственная незнакомка, из-за которой я оказался почти за городом, все еще ничего не замечала. Она заперла машину и направилась к дому. Только теперь я увидел, что идет она тяжело, чуть сутулясь: может быть, из-за тяжелой сумки на плече и пакета с продуктами в руках, а может, как и я, просто устала за неделю. Я стал мучительно соображать, каким способом привлечь ее внимание – не зря же тащился в такую даль! – как вдруг у самой двери она совершенно неожиданно обернулась и застыла в недоумении.

– Вы?! – впрочем, удивления в ее голосе было меньше, чем я ожидал.

Я подошел ближе. Вечерний ветерок доверчиво обдал меня запахом ее духов. Аромат был приятный, но необычный – очень нежный, явно европейский, казалось даже, что это просто естественный запах ее волос.

– Я был рядом с вами последние полтора часа.

– Вы за мной следили!

– Да, – честно признался я. – Хотел с вами познакомиться.

– Таким способом?

Тут она, очень кстати для меня, видимо, вспомнила, что повод для знакомства подала сама. Я думал, что наша словесная дуэль перед знакомством только началась, но женщина поставила пакет на асфальт, стряхнула со лба прядь волос и произнесла:

– Людмила.

– Саша, – так же просто отозвался я.

Неоновый свет фонаря освещал слева ее лицо, придавая ему совершенно необычный вид. Никого не было поблизости – только мы вдвоем под вечерним небом, скомканный пакет у наших ног, да еще приютивший нас Израиль, благополучно встречающий очередной шабат.

Я наконец рассмотрел ее. В чертах ее лица не было той точеной безупречной красоты, которая так ценится большинством требовательных мужчин? и которую я никогда не любил. Чуть вздернутый нос, большая нижняя губа, щеки с едва заметными ямочками. Ничего не говорило о нанесенном макияже – скорее всего, я его просто не замечал. На вид Людмиле можно было дать немногим больше тридцати. Впрочем, у меня всегда были сложности с определением женского возраста. Ее глаза, подернутые дымкой усталости, все же смотрели на меня с интересом, который она не особенно пыталась скрывать.

– Скажите, вы замужем? – вдруг спросил я.

Именно вдруг. Если бы я специально хотел придумать наиглупейший вопрос и задать его в самый неподходящий момент, то вряд ли смог бы изобрести что-то получше. Вернее, похуже. Наверное, усталость от жизни в одиночестве и постоянные мысли о том, что нельзя разрушать чужое счастье, сыграли свою роковую роль. Люда слегка вздрогнула и проговорила:

– Да…

– Знаете, я дал себе слово никому не переходить дорогу, – обреченно покачал головой я. – Иначе счастья все равно не видать.

Больше добавить как будто было нечего. Еще несколько секунд мы стояли друг напротив друга, не отводя глаз в неверном свете фонаря. Ох, как я корил себя за эти немые секунды, когда все еще можно было изменить! Потом Людмила подняла с асфальта пакет и набрала шифр на дверном замке.

– Будьте здоровы и счастливы, – сказал я.

– Вы тоже… Будьте… – тихо ответила она и скрылась за массивной дверью.

Я, как робот, направился к машине, завел двигатель и тронулся с места. В зеркальце отчетливо просматривался аккуратный пустой двор с линией высоких фонарей и пятачок перед подъездом, который я наверняка запомню навсегда. Из-за угла показался небольшой грузовичок и поехал вслед за мной через двор, слепя яркими фарами.

Вдруг я заметил, как дверь оставшегося позади подъезда быстро распахнулась и в свете фар показалась знакомая стройная фигурка! Я резко затормозил, но грузовик закрыл от меня выскочившую женщину. Я еще успел разглядеть, как Людмила растерянно посмотрела по сторонам, ослепленная фарами, и, видимо решив, что я уже уехал, вновь исчезла в подъезде.

Надо было срочно что-то предпринимать! Грузовик остановился как раз за моей машиной, мешая сдать назад. Тогда, чувствуя бешеный стук сердца, я резко нажал на газ, визжа шинами, буквально пролетел мимо дома с обратной стороны, объехав его, и резко затормозил у знакомого подъезда. Я очень надеялся, что удастся заметить, в какой квартире зажжется еще одно окно, ведь иначе мне ее не найти – здесь десять этажей, по четыре квартиры на каждом, а я не знал о ней ничего, кроме имени!

Свет нигде так и не зажегся.

Я неожиданно вспомнил, как совсем маленьким ужасно расстроился из-за одной первоапрельской шутки. Мой младший брат заговорщическим тоном сообщил мне тогда, что родители наконец купили настоящий велосипед, который дожидается меня в сарае. Я, конечно же, забыл, в какой день это происходит, и бросился на улицу. Надо ли говорить, как было обидно, когда все выяснилось! Такое же чувство я испытывал теперь, много лет спустя. Меня будто поманили чем-то светлым и желанным, а потом, в последний момент, отняли эту мечту, вновь бросив в полном одиночестве.

Конечно, можно было остаться здесь хоть до утра и дождаться Людмилу у машины, но это показалось мне полной глупостью и ребячеством. В конце концов, мне давно не пятнадцать лет! Да к тому же она ведь замужем. Значит, не судьба и ничего не изменишь. Я сел за руль и уехал прочь. За моей спиной одно за другим гасли равнодушные окна.

 

Прошло почти полгода. Я покривил бы душой, если бы сказал, что эти месяцы пролетели незаметно. Довольно однообразная жизнь тянулась бесконечной серой лентой, в которой еврейские праздники мало отличались от еврейских будней. Спасался я только тем, что шутил сам с собой да задерживался на стройке допоздна, осматривая законченные квартиры и давая пояснения будущим покупателям.

Даже не знаю, почему в тот день я опять свернул с привычной дороги в сторону моря. Я ехал не спеша и вспоминал вечер, когда увидел стройную блондинку у моей машины. До моря оставалось несколько кварталов, когда на перекрестке передо мной зажегся красный свет. Я машинально притормозил и бросил взгляд вперед. Там, под слегка запотевшим задним стеклом машины, как две капли воды похожей на мою, удивленно покачивал головой смешной маленький тигренок.

Сколько раз я читал и слышал об удивительном свойстве времени – то оно мучительно долго сочится бессмысленным мутным потоком, то под влиянием изменившихся обстоятельств, вдруг, резко меняет ход и становится стремительным ручьем из радужных брызг, где каждая капелька несет новое счастливое мгновение и неописуемую радость настоящей жизни! Конечно, одно дело, когда такое слышишь о ком-то, и совсем другое, если это происходит с тобой.

С момента, когда я вновь встретил Людмилу, жизнь моя действительно изменилась до неузнаваемости. Теперь я не оставался на работе ни одной лишней минуты. Я заезжал домой, быстро принимал душ, переодевался и отправлялся в одно из мест, где мы заранее договаривались встретиться. Таких мест было несколько, но одно по-прежнему оставалось главным – кафе на берегу, у стоянки, где мы впервые увидели друг друга.

Никогда не забуду, как Люда отреагировала на мое появление через полгода после сумбурного прощания у подъезда. Стоило мне лишь направиться к ее машине, как она резко повернула голову, будто почувствовала мое присутствие. Потом выяснилось, что она уже давно представляла себе нашу новую встречу, хотя и не верила, что это возможно на самом деле.

– Вы?! – интонация у нее была точно такая же, как тогда, в пустынном дворе у подъезда.

Людмила совсем не изменилась: те же светлые волосы, внимательные, хоть и усталые глаза под ненакрашенными ресницами, подрагивающие тонкие пальцы на обтянутом кожзаменителем руле. Я промямлил что-то невнятное и протянул руку, чтобы помочь ей выйти из машины. Ее пальцы сжали мою ладонь, будто ища опоры в этой непростой жизни. Мы пересели ко мне и долго колесили по городу, узнавая все новые подробности друг о друге.

Люда действительно была замужем, но в Израиле пока жила одна. Ее муж – состоятельный бизнесмен из какого-то уральского города – обещал приехать вслед за ней вместе с дочерью. Но дела у него пошли в гору, и приезд откладывался на неопределенное время. Я поймал себя на мысли, что мне почему-то стало совершенно безразлично ее семейное положение. Людмила очень тосковала, причем не столько по мужу, сколько по привычному для нее общению и друзьям. Ее не на шутку тяготила и постоянно жаркая погода, и плохое знание языка. Я в двух словах рассказал о своем не слишком удачном браке, о жене, увезшей сына в далекий Нью-Йорк. Больше мы никогда не возвращались к семейной теме, как будто она была навсегда исчерпана. Нет, эта тема не стала запретной, просто наши встречи оказались, словно, в другом измерении, не подвластном ни прошлому, ни неведомому будущему.

Мы долго молчали, сидя рядом, и мне казалось, что Люда испытывает то же самое, что это и есть то самое мистическое и безгрешное слияние двух лун, двух энергетических половинок, которые, наконец, нашли друг друга, в точном соответствии с древними китайскими трактатами. Не было больше никаких неприятностей в наших судьбах, и нам обоим едва исполнилось по пятнадцать лет, и это была наша первая любовь, и где-то впереди – наши счастливые дети и безоблачная жизнь.

Все наивные мечты полузабытого детства всплыли передо мной, будто именно они были реальностью, а все остальное – лишь коротким сном перед прекрасным ласковым утром, когда уверен, что впереди великолепный день, а будущее видится прямой отполированной дорогой.

– Ты оказался совсем не тем мужчиной, о котором я часто мечтала, – вдруг произнесла Люда.

Я вопросительно посмотрел на нее.

Она слегка наклонила голову и добавила:

– Ты невысокий и… совсем неразговорчивый. И еще… – она крепко сжала мою руку. – Я без тебя не могу. Не исчезай больше надолго. Никогда.

В этот же вечер я впервые оказался в ее квартире, в том самом доме на окраине города. Обстановка была достаточно богатой, хотя и без лишней роскоши. Я, конечно, понимал, что на ее скромную зарплату продавщицы в продуктовом магазине всю эту мебель и электронику не купишь. Наверняка муж постоянно помогал деньгами.

Мы пили чай по-сибирски с русскими блинами и кошерным вареньем, а по телевизору шел очередной американский боевик с субтитрами на иврите. Сверху через приоткрытое окно доносилась зажигательная еврейская мелодия, прерываемая новостями на русском языке: соседи снизу, в отличие от верхних, слушали русскоязычное «Радио Рэка» с иммигрантом Александром Довом в роли ведущего.

Мы опять, как ни странно, почти не говорили. Люда допила чай и встала, я тоже поднялся из-за стола.

– Послушай. Ты сейчас счастлива? – тихо спросил я.

Она поставила чашку и молча подошла ко мне вплотную. Кончики ее волос завернулись в мою сторону и подарили мне тот самый неповторимый естественный аромат. Весь мой житейский опыт куда-то сразу улетучился, оставив меня наедине с фантастической глубиной ее глаз и нежностью губ.

…Я уже давным-давно забыл, что поцелуй может быть не только успокаивающим или выражающим признательность. Лишь когда воздуха совсем перестало хватать, мы почти с удивлением посмотрели друг на друга. Я обнаружил, что в руке у меня все еще зажата пустая чашка из-под чая.

Потом была ночь, которая по таинственным причинам стерлась из моей памяти. Может быть, психика просто не выдержала и отключила неведомые предохранители. Помню только, что окно в спальне было распахнуто настежь, мы говорили друг другу что-то не имеющее значения и со страхом поглядывали в бледнеющую темноту за окном – будто умоляя, чтобы утро с его суетой не наступило никогда! Если бы можно было перенести Израиль далеко на север и погрузиться на полгода в полярную ночь, мы бы ничего не имели против. Под утро я буквально провалился в сон – такой крепкий, что его можно было сравнить только с потерей сознания.

К счастью, у нас впереди было еще много подобных ночей. Мы объехали с Людой всю страну, побывали в местах, где я бы никогда не оказался сам. Маленькие невзрачные базарчики, еврейские горные ресторанчики, в которые специально приезжали семьи из разных городов лишь на один обед, потому что только здесь (и нигде больше!) готовились особые блюда по старинным еврейским рецептам. Все эти «неизвестные достопримечательности» могли рассказать об Израиле больше, чем любые музеи.

Весной компания оплатила мне двухдневный отдых на знаменитом Мертвом море. Людмила поехала со мной. Мы лежали под навесом недалеко от берега и смотрели, как отдыхающие осторожно входят в совершенно неподвижную целебную воду, насыщенную солями до такой степени, что долго пробыть в ней невозможно.

 

Утром следующего дня мы должны были возвращаться: я – на стройку, Люда – на рабочее место за прилавком. Накануне вечером мы ужинали в маленьком открытом ресторанчике, отмахиваясь от назойливых мошек. Кроме красивой свечи на столике стояла бутылка легкого и очень вкусного красного вина.

Я чувствовал себя, как никогда, хорошо и спокойно. Конечно, сказался долгожданный отдых, но главное было в том, что Люда сидела напротив. Стоило лишь протянуть руку – и можно погладить ее прекрасные волосы или провести пальцами по нежной коже на щеке.

– За то, чтобы в нашей жизни такие вечера были почаще, – сказал я, поднимая прохладный бокал. – Ну, хотя бы пару раз в месяц.

Она задумалась, устремив взгляд куда-то вдаль, и произнесла:

– На следующей неделе мой муж приезжает. Ты прости, что не сказала раньше.

Я по инерции отхлебнул вино, прихлопнул на шее очередную мошку и только тогда до меня стал доходить смысл сказанного.

– Я понимаю, что тебе очень больно, – быстро заговорила Люда, словно оправдываясь, – но я не знаю, как быть иначе. Я обязана этому человеку всем – деньгами, положением, тем, что я здесь. Мне очень надоел его бизнес, эта неопределенность. Месяц назад я позвонила ему и сказала, что если он не сможет все бросить и приехать, то потеряет меня навсегда! Извини, я рассказала ему о тебе, о нас. Конечно, не все. Теперь он сделал выбор и едет. Прости меня.

Нельзя сказать, что я был сражен наповал или растоптан ее словами. Я только стал вдруг видеть себя будто со стороны. Вот сидит за столиком человек, который должен сейчас непременно убиваться из-за потерянного счастья, пытаться что-то предпринять, что-то вернуть. А вместо этого он спокойно попивает вино, словно ничего не случилось, и все так же отгоняет насекомых.

И еще. Я снова неописуемо ярко вспомнил тот самый первоапрельский розыгрыш из детства. Опять, только в сотни раз больнее, жизнь проделала со мной эту шутку – поманила счастьем, чтобы разочарование было еще горше. Будто кто-то невидимый все испытывал и испытывал меня изощренными способами на предмет готовности к любым неожиданностям.

Ночью в гостинице я не спал ни минуты. Ее обнаженная тень на стене казалась еще обнаженнее, чем она сама, а главное – еще прекраснее и желаннее. Магнитофон тихо доиграл песню Визбора с моей кассеты.

 

И кандидат в мужья,

Боже, да это ж я…

Я на себя гляжу,

Нету чудес, твержу…

 

Эту кассету я потом подарил ей перед самым расставанием. Не было ни слез, ни упреков, только покорность судьбе и благодарность за счастливые дни. «Помни обо мне», – написала она на обороте фотографии, где мы счастливо улыбались в объектив.

 

* * * *

 

Прошел почти год. Жизнь брала свое. Я решил воспользоваться услугами одного из многочисленных брачных агентств и теперь, как на работу, ходил на знакомства с разнообразными дамами, безуспешно ища в них черты человека, с которым пришлось навсегда расстаться. Кроме того, созрело решение съездить в Америку – повидать сына, пока он не успел окончательно меня забыть.

Однажды я оказался на городском рынке – надо было накупить для родственников всякой снеди. Я с трудом протискивался между торговыми рядами, когда из расположенного рядом мясного магазина донесся голос Визбора.

Внутри магазин насквозь пропитался запахом свежего мяса. Какая-то дотошная старушка придирчиво рассматривала красные куски в застекленном холодильнике. На полочке стоял магнитофон, из которого и лилась знакомая мелодия.

Открылась дверь в подсобку, и на пороге показалась женщина. Моя женщина! Безупречно выглаженный белый халат, намного больше косметики, аккуратно собранные на затылке волосы. Люда подошла к прилавку, не заметив меня, перекинулась несколькими словами на иврите с покупательницей и стала раскладывать новые порции розовой говядины. Ее такие красивые раньше пальцы показались мне вдруг совершенно чужими. Кусочки мяса, перемешанные с кровью, прилипли к коже, забились под ногти и обволокли массивное обручальное кольцо, которое раньше она никогда не носила. Мне показалось, что я даже ощущаю неприятный вкус этого расплющенного мяса.

Людмила подняла глаза, на секунду замерла и почти шепотом спросила:

– Ты искал меня? Как ты нашел меня здесь?

В ее голосе дрожали нотки надежды. Я молча продолжал смотреть на нее.

– Игорь! Я сейчас вернусь! – крикнула она куда-то вглубь магазина. – Пошли, выйдем на минутку.

Базарная суета за дверью обтекала нас, как бурный поток обтекает случайно попавшие в него камешки.

– Мы купили этот магазин: очень хорошее место, людей всегда много, – Люда говорила что-то еще и еще, показывая то на магазин, то на снующих покупателей, и мясо, которое она забыла вытереть, почти подсохло на ее ладонях.

 

Катятся по тро-пе

я и вело-сипед…

 

– долетела через приоткрытую дверь фраза песни.

Кто-то задел меня плечом.

– Знаешь, тебе очень идет этот халат, – сказал я и зашагал прочь, туда, где продавали овощи, фрукты и всякие кошерные деликатесы.