Татьяна ШЕРЕМЕТЕВА. Щенок

Соседи, на чем свет стоит, крыли вашего щенка, а заодно и твоих отца с матерью. По ночам поселок не спал. До самого утра, не замолкая ни на минуту, щенок то отчаянно визжал, то протяжно плакал, и было похоже, что где-то брошенный ребенок зовет и просит о помощи.

Поскольку на твоих родителей, городских дачников, надежды не было никакой, решено было пожаловаться дяде Вите – хозяину и щенка, и дачи – и потребовать от него взять ситуацию под контроль, а глупую дворнягу – в ежовые рукавицы. Отец пытался успокоить соседей и обещал срочно принять меры.

Ты не знаешь, что такое «ежовые рукавицы», но понимаешь, что это плохо. Под домом у вас живет ежиха с ежатами. Щенок с ними дружит, а когда не дружит, тогда просто не может достать их из-под низкого крыльца.

Ежиха толстая и сердитая, а у ежат тоненькие иголочки и хитрые мордочки. Каждого их четверых тебе хочется взять на руки и расцеловать.

На ночь вы оставляете им молоко и кашу в блюдечке. А утром блюдечко стоит пустое и чисто вылизанное.

Ты с ужасом понимаешь, что ежовые рукавицы будут делать из ваших ежей, больше не из кого. И всю ночь обдумываешь план спасения толстой мамаши и ее детей.

Набравшись смелости и с трудом удерживая прыгающие губы, ты говоришь с отцом. Ты обещаешь, что никогда больше щенок не будет мешать ни им самим, ни тем другим домам, что по соседству. Что ты готов спать с ним рядом. Лучше, конечно, в постели, но если нельзя, то тогда – в конуре. В качестве крайней меры ты просишь забрать у тебя велосипед и свое главное сокровище.

В специальной коробке на красивой байковой тряпочке ты хранишь старые погоны подполковника. Их подарил тебе отец. На каждом из них вышиты золотом красивые змейки, обвивающие чашку на ножке. Эти погоны когда-то носил твой дед – военный врач. Деда давно нет, ты его видел только на фотографиях. По вечерам ты ждешь, когда отец расскажет еще одну историю про него и его любимую собаку Рекса, которая воевала вместе с дедом.

Ты решаешься: свой велосипед и один погон ты готов отдать дяде Вите в обмен на ежовые шкурки и жизни.

Губы ужасно мешают говорить, ты пытаешься справиться и не давать им так подпрыгивать. Отец долго смотрит на тебя: соображает. Потом удивленно спрашивает, почему один, а не два погона. Ты, накручивая край пижамки на палец, объясняешь, что, может быть, дядя Витя согласится поделить с тобой погоны поровну. Иначе у тебя на память о деде просто ничего не останется.

Поняв, наконец, о чем идет речь, отец тихо охает и, взломав густые брови в какую-то рваную линию, хватает тебя на руки и зарывает свое лицо в твой живот. Ты слышишь, что его сердце бешено колотится и что твое сердце отвечает ему в такт. И так почему-то перехватывает дыхание, так не хватает воздуха.

Не выдержав, все еще на руках у отца, ты даешь волю слезам. И уже понимаешь, что никогда, никогда твой отец не будет шить ежовые рукавицы. Ни из твоих, ни из чужих ежей.

Щенка принес со своей автобазы дядя Витя, хозяин дачи. А дать ему имя забыл. У щенка большая круглая голова, и по утрам вместо глаз –щелочки. Это очень смешно, и ты зовешь его Фудзиямой. Откуда взялось это слово, и что оно означает, ты не знаешь. Но оно очень японское, и это хорошо. Правда, какая-то «яма» в конце этого длинного слова тебе совсем не нравится. Фудзиямка звучит куда лучше. Весь день он старается пристроиться где-нибудь и мгновенно засыпает. А во сне вздрагивает, скулит и часто закрывает голову толстыми лапами.

И только вечером щенок просыпается, переваливаясь с боку на бок, кубарем врывается в вашу беседку и лезет к тебе на руки. Он лихорадочно вылизывает своим розовым языком твое лицо и руки и согнать его с твоих колен невозможно.

Ты просишь отца разрешить взять его к себе в комнату на чердаке. Отец треплет щенка за ухом и разрешает. Мать виновато улыбается, но говорит, что у Фудзиямки есть свой дом – большая будка с подстилкой из свежего сена и что там ему будет гораздо лучше.

Щенок жалобно скулит и вжимается в твои колени. Ты обнимаешь его за пушистую шею. Ты не хочешь отпускать Фудзиямку в тот большой собачий дом – его будку. Ты хочешь, чтобы за столом с носатым чайником, керамической салатницей с сушками и миской с ягодами, вы сидели бы вчетвером: отец, мать, ты и он. А потом все вместе шли бы спать. Щенок знает, что места за столом ему нет, поэтому сопит, ерзает и старается быть как можно незаметнее.

Вы пьете чай, отец рассказывает, как лесом добирался от станции, как торопился, потому что нес тебе мороженое. Мороженое отец положил в жестяную коробочку от чая, чтобы оно не растаяло.

Еще у калитки он говорит, что тебя ждет сюрприз, и протягивает коробочку. Ты ее открываешь и видишь, что там в молочном сиропе плавает тусклая бумажка. Сначала тебе обидно, но потом ты вспоминаешь, что есть маленький Фудзиямка, и отдаешь этот молочный сироп ему.

Щенок помогает себе лбом, ушами и даже хвостом. Ты чувствуешь, как радость подпирает изнутри, и задираешь голову к небу.

Ты совсем не жалеешь, что мороженое растаяло, и мечтаешь о том, что и в следующий раз в жестяной коробочке из-под чая снова окажется такой же сюрприз для твоего щенка.

Незаметно подкрадывается летняя ночь. Ты обнимаешь щенка за шею. Вам придется расстаться до утра. Ты моешь ноги в тазике с черными кляксами отбитой эмали, ложишься, и мать целует тебя на ночь.

Немного погодя, когда уже потушен свет, к тебе поднимается отец. Он ложится рядом, ты просовываешь голову ему под руку, и вы еще долго говорите. Пока вы с отцом шепотом обсуждаете все важные дела и события за день, за домом начинается самое неприятное.

Мать загоняет Фудзиямку в конуру. Он уворачивается, с жалобным воем носится по участку и прячется, где только может. На помощь иногда приходит отец, вдвоем с матерью им с трудом удается запихнуть щенка внутрь и закрыть выход старым ржавым листом железа, подперев его поленом. Всю ночь до утра из большой будки раздается жалобный плач, скулеж и визг.

Сладить с щенком невозможно. Но и наказывать его рука не поднимается. Он по-прежнему все такой же смешной, только круглая мордочка с умными узкими глазками стала еще больше.

Ночью его вой по-прежнему раздается по всему участку. Что делать – непонятно. Но ты уже все обдумал. Конура большая, места хватит на двоих.

Вечером опять Фудзиямка бегает по всему участку и опять упирается всеми лапами, не желая уходить на ночь в свой домик.

Уже совсем темно. Ты в пижаме и тапочках тихо спускаешься по приставной лестнице из своей комнаты на втором этаже. Высокая трава обдает тебя росой. Страшно и мокро.

Вот, наконец, и будка. Ты убираешь большое полено, железный лист и быстро ныряешь к Фудзиямке на его соломенную подстилку.

…Руки дрожали, и отец никак не мог справиться с дверью, а мать не могла ждать. Она неумело перелезла через окно и побежала, тяжело проваливаясь босыми ногами в рыхлую землю грядок.

Никогда родители не слышали, чтобы их ребенок так страшно кричал. Детский крик сливался с заливистым визгом собаки.

Утром в будке обнаружили осиное гнездо, которое прилепилось к внутренней стороне крыши и потому было совершенно незаметно снаружи.Соседи, на чем свет стоит, крыли вашего щенка, а заодно и твоих отца с матерью. По ночам поселок не спал. До самого утра, не замолкая ни на минуту, щенок то отчаянно визжал, то протяжно плакал, и было похоже, что где-то брошенный ребенок зовет и просит о помощи.

Поскольку на твоих родителей, городских дачников, надежды не было никакой, решено было пожаловаться дяде Вите – хозяину и щенка, и дачи – и потребовать от него взять ситуацию под контроль, а глупую дворнягу – в ежовые рукавицы. Отец пытался успокоить соседей и обещал срочно принять меры.

Ты не знаешь, что такое «ежовые рукавицы», но понимаешь, что это плохо. Под домом у вас живет ежиха с ежатами. Щенок с ними дружит, а когда не дружит, тогда просто не может достать их из-под низкого крыльца.

Ежиха толстая и сердитая, а у ежат тоненькие иголочки и хитрые мордочки. Каждого их четверых тебе хочется взять на руки и расцеловать.

На ночь вы оставляете им молоко и кашу в блюдечке. А утром блюдечко стоит пустое и чисто вылизанное.

Ты с ужасом понимаешь, что ежовые рукавицы будут делать из ваших ежей, больше не из кого. И всю ночь обдумываешь план спасения толстой мамаши и ее детей.

Набравшись смелости и с трудом удерживая прыгающие губы, ты говоришь с отцом. Ты обещаешь, что никогда больше щенок не будет мешать ни им самим, ни тем другим домам, что по соседству. Что ты готов спать с ним рядом. Лучше, конечно, в постели, но если нельзя, то тогда – в конуре. В качестве крайней меры ты просишь забрать у тебя велосипед и свое главное сокровище.

В специальной коробке на красивой байковой тряпочке ты хранишь старые погоны подполковника. Их подарил тебе отец. На каждом из них вышиты золотом красивые змейки, обвивающие чашку на ножке. Эти погоны когда-то носил твой дед – военный врач. Деда давно нет, ты его видел только на фотографиях. По вечерам ты ждешь, когда отец расскажет еще одну историю про него и его любимую собаку Рекса, которая воевала вместе с дедом.

Ты решаешься: свой велосипед и один погон ты готов отдать дяде Вите в обмен на ежовые шкурки и жизни.

Губы ужасно мешают говорить, ты пытаешься справиться и не давать им так подпрыгивать. Отец долго смотрит на тебя: соображает. Потом удивленно спрашивает, почему один, а не два погона. Ты, накручивая край пижамки на палец, объясняешь, что, может быть, дядя Витя согласится поделить с тобой погоны поровну. Иначе у тебя на память о деде просто ничего не останется.

Поняв, наконец, о чем идет речь, отец тихо охает и, взломав густые брови в какую-то рваную линию, хватает тебя на руки и зарывает свое лицо в твой живот. Ты слышишь, что его сердце бешено колотится и что твое сердце отвечает ему в такт. И так почему-то перехватывает дыхание, так не хватает воздуха.

Не выдержав, все еще на руках у отца, ты даешь волю слезам. И уже понимаешь, что никогда, никогда твой отец не будет шить ежовые рукавицы. Ни из твоих, ни из чужих ежей.

Щенка принес со своей автобазы дядя Витя, хозяин дачи. А дать ему имя забыл. У щенка большая круглая голова, и по утрам вместо глаз –щелочки. Это очень смешно, и ты зовешь его Фудзиямой. Откуда взялось это слово, и что оно означает, ты не знаешь. Но оно очень японское, и это хорошо. Правда, какая-то «яма» в конце этого длинного слова тебе совсем не нравится. Фудзиямка звучит куда лучше. Весь день он старается пристроиться где-нибудь и мгновенно засыпает. А во сне вздрагивает, скулит и часто закрывает голову толстыми лапами.

И только вечером щенок просыпается, переваливаясь с боку на бок, кубарем врывается в вашу беседку и лезет к тебе на руки. Он лихорадочно вылизывает своим розовым языком твое лицо и руки и согнать его с твоих колен невозможно.

Ты просишь отца разрешить взять его к себе в комнату на чердаке. Отец треплет щенка за ухом и разрешает. Мать виновато улыбается, но говорит, что у Фудзиямки есть свой дом – большая будка с подстилкой из свежего сена и что там ему будет гораздо лучше.

Щенок жалобно скулит и вжимается в твои колени. Ты обнимаешь его за пушистую шею. Ты не хочешь отпускать Фудзиямку в тот большой собачий дом – его будку. Ты хочешь, чтобы за столом с носатым чайником, керамической салатницей с сушками и миской с ягодами, вы сидели бы вчетвером: отец, мать, ты и он. А потом все вместе шли бы спать. Щенок знает, что места за столом ему нет, поэтому сопит, ерзает и старается быть как можно незаметнее.

Вы пьете чай, отец рассказывает, как лесом добирался от станции, как торопился, потому что нес тебе мороженое. Мороженое отец положил в жестяную коробочку от чая, чтобы оно не растаяло.

Еще у калитки он говорит, что тебя ждет сюрприз, и протягивает коробочку. Ты ее открываешь и видишь, что там в молочном сиропе плавает тусклая бумажка. Сначала тебе обидно, но потом ты вспоминаешь, что есть маленький Фудзиямка, и отдаешь этот молочный сироп ему.

Щенок помогает себе лбом, ушами и даже хвостом. Ты чувствуешь, как радость подпирает изнутри, и задираешь голову к небу.

Ты совсем не жалеешь, что мороженое растаяло, и мечтаешь о том, что и в следующий раз в жестяной коробочке из-под чая снова окажется такой же сюрприз для твоего щенка.

Незаметно подкрадывается летняя ночь. Ты обнимаешь щенка за шею. Вам придется расстаться до утра. Ты моешь ноги в тазике с черными кляксами отбитой эмали, ложишься, и мать целует тебя на ночь.

Немного погодя, когда уже потушен свет, к тебе поднимается отец. Он ложится рядом, ты просовываешь голову ему под руку, и вы еще долго говорите. Пока вы с отцом шепотом обсуждаете все важные дела и события за день, за домом начинается самое неприятное.

Мать загоняет Фудзиямку в конуру. Он уворачивается, с жалобным воем носится по участку и прячется, где только может. На помощь иногда приходит отец, вдвоем с матерью им с трудом удается запихнуть щенка внутрь и закрыть выход старым ржавым листом железа, подперев его поленом. Всю ночь до утра из большой будки раздается жалобный плач, скулеж и визг.

Сладить с щенком невозможно. Но и наказывать его рука не поднимается. Он по-прежнему все такой же смешной, только круглая мордочка с умными узкими глазками стала еще больше.

Ночью его вой по-прежнему раздается по всему участку. Что делать – непонятно. Но ты уже все обдумал. Конура большая, места хватит на двоих.

Вечером опять Фудзиямка бегает по всему участку и опять упирается всеми лапами, не желая уходить на ночь в свой домик.

Уже совсем темно. Ты в пижаме и тапочках тихо спускаешься по приставной лестнице из своей комнаты на втором этаже. Высокая трава обдает тебя росой. Страшно и мокро.

Вот, наконец, и будка. Ты убираешь большое полено, железный лист и быстро ныряешь к Фудзиямке на его соломенную подстилку.

…Руки дрожали, и отец никак не мог справиться с дверью, а мать не могла ждать. Она неумело перелезла через окно и побежала, тяжело проваливаясь босыми ногами в рыхлую землю грядок.

Никогда родители не слышали, чтобы их ребенок так страшно кричал. Детский крик сливался с заливистым визгом собаки.

Утром в будке обнаружили осиное гнездо, которое прилепилось к внутренней стороне крыши и потому было совершенно незаметно снаружи.