Ганна ШЕВЧЕНКО. «Исчезновение предмета…»
* * *
Отползает в сторону куда-то
день тягучий, словно пастила,
в огороде брошена лопата
и другие важные дела.
Завтра будет ветреней и суше,
а сейчас, в закатном серебре
медленно плывут святые груши,
нимбами красуясь при дворе.
Травы за сараями примяты
оттого, что встретили пчелу
дикие, ушастые котята
в мусоре, оставленном в углу.
И теперь не то, что подорожник,
чистотел лежит, как заводной
и идти, поэтому, несложно
к крану за поливочной водой.
Хорошо здесь. Солнце как пружина
стягивает свет за тополя
и встает над точкою зажима
мертвенная, лунная петля.
* * *
Где ночью ходили тени,
где зеброй асфальт прошит,
он падает без стеснений
туда, где теперь лежит.
Спускается нагловато,
сгущается в первый слой,
ложится стерильной ватой
на новый массив жилой,
на внутренний двор больницы,
на дно небольшого рва,
на подиум в форме пиццы,
где летом росла трава.
В белеющем урожае –
готический колорит,
он город преображает,
не ведая что творит.
* * *
Исчезновение предмета
противно всякому нутру –
луна дарила волны света
чтобы исчезнуть поутру.
Исчезнет свет, когда электрик
придет и щелкнет рычагом –
спокойно, дядя, я истерик,
я здесь хотела о другом.
Вы обходительный мужчина,
распространяющий тепло,
но по техническим причинам
со мною вам не повезло.
Несообразна, грубовата,
бесцеремонна, ну и пусть.
Я не нужна вам, но когда-то
земле и небу пригожусь.
***
Она является в квартире,
на обувь смотрит свысока,
в околопраздничном эфире
плывет, касаясь потолка.
Теперь торжественным убором
заняться ей пришел черед –
она, как женщина за сорок,
из сейфа бусы достает.
Играет музыка. В истоме
стучат соседи молотком.
Ей хорошо. В уютном доме
сбежавшим пахнет молоком.
Вот елка – женщина за сорок –
стоит у темного окна,
о, как ее полюбят скоро
за то, что светится она.
***
В старом шарфе из белого волокна
(выбросить жалко, очень к лицу расцветка),
вышла из дома утром, а там – луна,
слышала, так бывает, хотя и редко.
Двор наш, необустроенный, проходной,
сонно шуршал в рябиновом одеяле,
я посмотрела в грозы – а надо мной
небо такое, словно его роняли.
Воздух звенел, как брошенная зурна,
холод парил с балконов, не греет даже
старый мой шарф из белого волокна,
тесный хомут из натуральной пряжи.
В новом микрорайоне переполох –
дурень залез на крышу, бежал по краю,
смерти хотел наивный, печальный лох.
Все бесполезно. Мертвые не умирают.
Окна домов похожи на образа,
в них золотятся люстры, светлы и жутки.
Все как обычно. Что еще рассказать?
Дождь поливает стекла вторые сутки.
***
подоконники пахнут дождем
так давай же мы их оботрем
заберемся колени обнимем
аняаня сиди у окна
где-то там прозябает луна
за дождем вечереющим синим
на ветру зашумела светясь
тополей отсыревшая бязь
ветка дышит в неясные стекла
в подворотню вползает седан
аняаня смотри океан
гаражи до сцеплений промокли
и внезапно покажется нам
в темной луже навстречу волнам
этикетка плывет баттерфляем
вот и все я скажу вот и все
мир от засухи снова спасен
дождь окончен, антракт, негодяи
* * *
Отползает в сторону куда-то
день тягучий, словно пастила,
в огороде брошена лопата
и другие важные дела.
Завтра будет ветреней и суше,
а сейчас, в закатном серебре
медленно плывут святые груши,
нимбами красуясь при дворе.
Травы за сараями примяты
оттого, что встретили пчелу
дикие, ушастые котята
в мусоре, оставленном в углу.
И теперь не то, что подорожник,
чистотел лежит, как заводной
и идти, поэтому, несложно
к крану за поливочной водой.
Хорошо здесь. Солнце как пружина
стягивает свет за тополя
и встает над точкою зажима
мертвенная, лунная петля.
* * *
Где ночью ходили тени,
где зеброй асфальт прошит,
он падает без стеснений
туда, где теперь лежит.
Спускается нагловато,
сгущается в первый слой,
ложится стерильной ватой
на новый массив жилой,
на внутренний двор больницы,
на дно небольшого рва,
на подиум в форме пиццы,
где летом росла трава.
В белеющем урожае –
готический колорит,
он город преображает,
не ведая что творит.
* * *
Исчезновение предмета
противно всякому нутру –
луна дарила волны света
чтобы исчезнуть поутру.
Исчезнет свет, когда электрик
придет и щелкнет рычагом –
спокойно, дядя, я истерик,
я здесь хотела о другом.
Вы обходительный мужчина,
распространяющий тепло,
но по техническим причинам
со мною вам не повезло.
Несообразна, грубовата,
бесцеремонна, ну и пусть.
Я не нужна вам, но когда-то
земле и небу пригожусь.
***
Она является в квартире,
на обувь смотрит свысока,
в околопраздничном эфире
плывет, касаясь потолка.
Теперь торжественным убором
заняться ей пришел черед –
она, как женщина за сорок,
из сейфа бусы достает.
Играет музыка. В истоме
стучат соседи молотком.
Ей хорошо. В уютном доме
сбежавшим пахнет молоком.
Вот елка – женщина за сорок –
стоит у темного окна,
о, как ее полюбят скоро
за то, что светится она.
***
В старом шарфе из белого волокна
(выбросить жалко, очень к лицу расцветка),
вышла из дома утром, а там – луна,
слышала, так бывает, хотя и редко.
Двор наш, необустроенный, проходной,
сонно шуршал в рябиновом одеяле,
я посмотрела в грозы – а надо мной
небо такое, словно его роняли.
Воздух звенел, как брошенная зурна,
холод парил с балконов, не греет даже
старый мой шарф из белого волокна,
тесный хомут из натуральной пряжи.
В новом микрорайоне переполох –
дурень залез на крышу, бежал по краю,
смерти хотел наивный, печальный лох.
Все бесполезно. Мертвые не умирают.
Окна домов похожи на образа,
в них золотятся люстры, светлы и жутки.
Все как обычно. Что еще рассказать?
Дождь поливает стекла вторые сутки.
***
подоконники пахнут дождем
так давай же мы их оботрем
заберемся колени обнимем
аняаня сиди у окна
где-то там прозябает луна
за дождем вечереющим синим
на ветру зашумела светясь
тополей отсыревшая бязь
ветка дышит в неясные стекла
в подворотню вползает седан
аняаня смотри океан
гаражи до сцеплений промокли
и внезапно покажется нам
в темной луже навстречу волнам
этикетка плывет баттерфляем
вот и все я скажу вот и все
мир от засухи снова спасен
дождь окончен, антракт, негодяи