Бахыт Кенжеев. Первые стихи

Первые свои стихи я написал в четырнадцать лет. И не могу их забыть, потому что это были гениальные стихи. Гений — он всегда с молодости знаменит: посмотри на Лермонтова — в семнадцать лет были написаны стихи «Белеет парус одинокий…» Или Пушкин…

Значит, была такая история. Я учился в 20-й спецшколе — одной из самых знаменитых московских школ. Она носила имя Наташи Качуевской, которая была студенткой ГИТИСа, пошла добровольцем на фронт медсестрой и погибла. Ну что могу сказать — героиня. И нам в седьмом классе поручили написать сочинение о Наташе Качуевской. Я решил написать его в стихах. Четырнадцатилетний мальчик, никогда в жизни стихов не писал. Как сейчас помню: хожу по нашей подвальной комнате — мы жили вчетвером в коммуналке — из конца в конец, пишу свои гениальные стихи. У меня вышло, наверно, странички две с половиной, всё прекрасно, и я помню первые четыре строки:

Простая девчонка Наташа
В столице советской жила,
Сначала была пионеркой,
Потом комсомолкой была…

 

Вот это и есть мои первые стихи… Потом я написал еще парочку, где-то в девятом-десятом классе, я их забыл. А потом — я учился уже на химфаке МГУ, хотя покойная Нина Ивановна, моя преподавательница литературы, умоляла меня поступить куда-нибудь на филфак, ну, а я же был молодой и гордый, не послушал ее — я учился на химфаке и мечтал написать гениальное стихотворение, хотя бы одно. И тут мне дали путевку в профилакторий МГУ, я там жил в отдельной комнате, что по советским временам было такой же роскошью, как сейчас жить во дворце братьев Ротенбергов. Да-да-да-да — три недели. Я наворовал бланков требований в библиотеке химфака — они сохранились, видимо, еще со сталинских времен, были отпечатаны на мелованной бумаге — на обороте можно было писать. Сел — и за две недели этого моего срока написал двенадцать стихотворений, которые немедленно счел гениальными и пошел к своему другу Яше Малкину: «А скажи мне, Яшка, это ведь гораздо лучше, чем сейчас печатается в журналах?» В ответ получил недоверчивую усмешку: «Вообще-то, честно говоря, — нет». Но я ему не поверил. А помню ли я эти стихи? А по-моему, я их не помню. Нет, помню какие-то отдельные строчки:

Мир проносится по спирали,
Приготовив времени месть:
Через войны и пасторали
Возвращаться к тому, что есть.

Как пытались в столетьях новых
Стольких новых христов распять,
Как искали пути иного,
Повторится это опять.

Ну, это — не совсем графомания, как мне кажется.

(Из интервью: «Дружба народов» № 12, 2016)Первые свои стихи я написал в четырнадцать лет. И не могу их забыть, потому что это были гениальные стихи. Гений — он всегда с молодости знаменит: посмотри на Лермонтова — в семнадцать лет были написаны стихи «Белеет парус одинокий…» Или Пушкин…

Значит, была такая история. Я учился в 20-й спецшколе — одной из самых знаменитых московских школ. Она носила имя Наташи Качуевской, которая была студенткой ГИТИСа, пошла добровольцем на фронт медсестрой и погибла. Ну что могу сказать — героиня. И нам в седьмом классе поручили написать сочинение о Наташе Качуевской. Я решил написать его в стихах. Четырнадцатилетний мальчик, никогда в жизни стихов не писал. Как сейчас помню: хожу по нашей подвальной комнате — мы жили вчетвером в коммуналке — из конца в конец, пишу свои гениальные стихи. У меня вышло, наверно, странички две с половиной, всё прекрасно, и я помню первые четыре строки:

Простая девчонка Наташа
В столице советской жила,
Сначала была пионеркой,
Потом комсомолкой была…

 

Вот это и есть мои первые стихи… Потом я написал еще парочку, где-то в девятом-десятом классе, я их забыл. А потом — я учился уже на химфаке МГУ, хотя покойная Нина Ивановна, моя преподавательница литературы, умоляла меня поступить куда-нибудь на филфак, ну, а я же был молодой и гордый, не послушал ее — я учился на химфаке и мечтал написать гениальное стихотворение, хотя бы одно. И тут мне дали путевку в профилакторий МГУ, я там жил в отдельной комнате, что по советским временам было такой же роскошью, как сейчас жить во дворце братьев Ротенбергов. Да-да-да-да — три недели. Я наворовал бланков требований в библиотеке химфака — они сохранились, видимо, еще со сталинских времен, были отпечатаны на мелованной бумаге — на обороте можно было писать. Сел — и за две недели этого моего срока написал двенадцать стихотворений, которые немедленно счел гениальными и пошел к своему другу Яше Малкину: «А скажи мне, Яшка, это ведь гораздо лучше, чем сейчас печатается в журналах?» В ответ получил недоверчивую усмешку: «Вообще-то, честно говоря, — нет». Но я ему не поверил. А помню ли я эти стихи? А по-моему, я их не помню. Нет, помню какие-то отдельные строчки:

Мир проносится по спирали,
Приготовив времени месть:
Через войны и пасторали
Возвращаться к тому, что есть.

Как пытались в столетьях новых
Стольких новых христов распять,
Как искали пути иного,
Повторится это опять.

Ну, это — не совсем графомания, как мне кажется.

(Из интервью: «Дружба народов» № 12, 2016)