Людмила ШАРГА. Три года спустя. К годовщине 2 мая в Одессе
В преддверии очередной годовщины трагических событий в Одессе, растёт количество ссылок в Сети:
“Смотреть 2 травня 2014 в отличном качестве. Смотреть видео…” Смотреть, как убивают, как люди сгорают заживо. В отличном качестве…
Тому, кто множит и предлагает подобные “зрелища” надо бы знать и помнить о так называемой “жёсткой ротации”. Вольно или невольно вовлечённые в круговорот событий, их участники и зрители меняются местами. Это не случайность, скорее, закономерность, дабы восполнить пробелы в зрении и чувствах некоторых “зрителей”, заявляющих безапелляционно: “Я там был. Я всё видел своими глазами…”.
Что вы знаете о человеческом зрении, позвольте полюбопытствовать? Скорее всего, ничего, как и я. Вернее то, что написано в школьном учебнике анатомии и физиологии человека.
Стоящий рядом, может видеть совершенно другую картину тех же самых событий, не правда ли? Впоследствии он будет заявлять: “…был…там…видел своими глазами…”.
Каждый видит только то, что может увидеть. Или…, что хочет.
Есть такое понятие: фасетчатое зрение. И не понятие даже. Строение глаза. Дальше больно уж заумно, но верно: Итак. “Каждый омматидий имеет ограниченный угол зрения и «видит» только тот крошечный участок находящегося перед глазами, на который направлено продолжение оси данного омматидия; но, так как омматидии тесно прилегают друг к другу, а при этом их оси расходятся лучеобразно, то сложный глаз охватывает предмет в целом, причём изображение предмета получается мозаичным (то есть составленным из множества отдельных кусочков) и прямым.”
Проще говоря, цельной картины происходящего мы не видим, хотя не являемся обладателем этого самого фасетчатого глаза. Не видим в силу каких-то иных причин. Или не хотим видеть.
Не хочется в такой скорбный день сорить словами и понятиями. Позволю себе лишь напомнить о законах, не нами установленных и писанных. Один из них известен как карма. Закон Причины и Следствия. И его не избежать никому: ни зрителям, ни участникам событий. Ни «кукловодам». Ни-ко-му.
Господи, прости им, “видевшим своими глазами…сами себя сожгли..”. Прости тем, кто витийствует сегодня, меняя то и дело риторику, окраску, окрас… И страна им уже не мать-Україна, не ненька, а мачеха, потому что тяжко стало жить в этой стране, на жизнь «не хватат». Проще в тёплом и тихом местечке сидючи, подливать маслица и в без того не унимающееся пламя. Прости им всем, Господи. И мне прости. Как ни стараюсь молчать, рвётся наружу крик и боль.
С утра – на Куликово. Пройти, кстати, можно спокойно и положить цветы, если не на показ, конечно. Не для прессы и не в «рамках акции».
Надо отдать должное слаженной и чёткой работе правоохранителей. Постоять у страшного дома-призрака. Уйти, не говоря ни слова.
Единственные слова, которые уместны сегодня, слова молитвы.
А их можно не произносить вслух. Просто молчать и перебирать в себе, и просить о Городе и за Город.
И об упокоении.
И о здравии.
В солнечное майское небо с утра вплелась чёрная полоса дыма, поднимающаяся откуда-то со Слободки или с Балковской. Ни облачка. Лишь дымная полоска растёт, ширится и исчезает, вдруг, становится прозрачной, растворяется в синем. Вот и бы и здесь, на земле, так.
Такая же “дымная” траурная лента на приспущенных, в знак траура, флагах: чёрное стекает по синему и золотому, но не растворяется, не исчезает, оседая в сердцах и в душах. В каждом, у кого души ещё не охладели, не окостенели от бедствий, постигших город наш, нашу землю.
Любые раны зарастают. Эта же только разрастается. Пока. Как хочется сделать акцент на этом “пока”, с надеждой, что когда-нибудь придём и мы к рубежу, за которым можно будет залечивать раны. Страшные, чёрные, обугленные, с кровавыми рваными краями…
Раны-бездны, в которые падают и падают десятки, сотни, тысячи жизней.
Моя Свеча в память о погибших 2 мая в Одессе. Стихи и страницы дневника, вошедшие в книгу “Ночной сюжет новостей”.
Я надписывала её с пожеланием только добрых и хороших вестей.
Фрагменты дневника опубликованы на сайте “Эхо Москвы”
Повторюсь ещё и ещё и раз: пусть все ваши новости будут хорошими и добрыми.
Светлая память погибшим…
Друзья мои! Все, для кого день 2 мая – день скорби и траура,
зажгите в в своих домах свечи.
p.s. Тихо на Куликовом с утра. Людей немного и цветов немного. Ближе к полудню возникла очередь… Люди. Сплошной поток, как в Мавзолей когда-то давно, в детстве.
Дважды поступала ложная информация о том, что Куликово Поле заминировано.
Было бы странно, если бы такой информации в такой день не было.
К ДП сегодня пришло несколько тысяч одесситов, не побоявшихся угроз, оскорблений, запугивания, ярлыков «вата». Не «одесьцiв», одесситов.
Не могу не вспомнить и о погибших на Греческой площади. Именно там пролилась первая кровь 2 мая 2014 года, и там же сегодня прошли траурные митинги и молебны.
Прошло три года. По-прежнему не названы виновники трагических событий. Многие вопросы остаются «открытыми», те самые, ответов на которые просто не существует, а существует лишь риторика, вариации на тему «что делать и кто виноват», боль, скорбь и память. Светлая и горькая память…
.
Был майский день ни короток – ни долог.
Летели сарафанные подолы –
их ветер надувал как паруса, –
и детские летели голоса…
Был майский день прозрачен и беспечен,
безудержно цвели каштанов свечи,
и монотонный плеск морской воды
укачивал предчувствие беды.
Плыл майский день ни весело – ни скушно,
на ниточке дрожа, как змей воздушный,
и вечер быть приятным обещал…
Но Времени гигантская праща
уже дошла до точки невозврата,
и вечер, обещавший быть приятным,
вдруг чёрной пеленой заволокло.
Кричали люди.
Лопалось стекло…
И подымались по небесным сходням
из пламени – из самой преисподней –
испуганные души в небеса
под хриплые от крови голоса…
И остывала плоть – души оковы –
на жертвеннике Поля Куликова.
И был удушлив сладковатый чад…
И багровела Каина печать.
* * *
Над пепелищем проигранных битв,
путчей и революций,
облаком заупокойных молитв
белые бабочки вьются.
Тихие ангелы горних дорог
ветром сбиваются в стаи.
Петелька к петельке –
выдох!
Вдох…
Время саван сплетает.
Бабочки смотрят в твои глаза
с болью исповедальной,
словно о чём-то хотят сказать
перед дорогой дальней.
Петелька к петельке,
вдох – накид,
только мелькают спицы.
Между накидами век наш спит,
мы ему –
он нам снится…?
Не разглядеть ни глаз – ни лица,
время давно ослепло.
С ангельских крыльев летит пыльца
и оседает пеплом.
Петельки, петельки,
выдох – вдох…
(время – оно не медлит…)
Новые ангелы дальних дорог, –
новые шеи в петлях
здесь, где от сточенных болью бритв,
и от пустот пьедесталов,
от лже-раскаяний, от лже-молитв
небо тяжёлым стало.
Петельки, петельки…
Вдох… накид.
Кто там рядки считает…
Пепел ли,
снег ли с небес летит
призрачной белой стаей?
Кто его нынче знает…
* * *
Не говори мне о свободе.
Мы все стоим на переходе –
нам нужно площадь перейти,
и н о г о н е т у н а с п у т и.
Мы вспоминали вкус свободы…
и становились кровью воды,
и пеплом стал крещенский снег.
Свобода на устах у всех.
Забыв пророчество Исайи,
её, как кость, рабам бросают,
за эту кость голодный раб
служить рабу другому рад.
Не говори мне о свободе.
Там люди площадь переходят,
и может статься – перейдут.
Горит земля и там – и тут.
Кругом разверстая геенна,
шакалы воют, и гиены
из подворотен скалят пасть.
Не дай нам, Господи, пропасть
на этом страшном переходе,
где мы судачим о свободе.
И упаси нас от свобод,
что обещает переход.
Оборони от мук, от боли.
И дай нам волю.
* * *
Тону в бесконечных синонимах слова Отчизна,
черчу пресловутую линию мнимого счастья.
Но линия фронта проходит по линии жизни
и рвёт и кромсает, и режет…
И режет на части.
Как будто свои – не чужие – вокруг иноверцы,
и не отогреться во взглядах
и не отмолчаться.
А линия фронта проходит по линии сердца,
и сердце от боли вот-вот разорвётся на части.
Я так далеко,
я у самого синего моря.
Волхвую,
зову государыню-барыню-рыбку…
Но море давно почернело от пепла и горя,
и умер старик,
а старуха горюет не шибко,
и ходит в х у м а н у,
и тешит себя дешевизной,
и стала свободной,
и стала такой х у м а н и с т к о й…
А линия смерти тождественна линии жизни,
а я и не знала,
как всё неминуемо близко.
Язычница…
Мавка
с нательным крестом под рубахой,
я линию жизни из линии горя скроила…
В ней пепел Одессы,
застывшая кровь Волновахи,
Донецка и Киева,
Славянска…
Кровь Украины.
Туманы январские
и тяжелы и капризны.
Уходит зима,
и Земля продолжает вращаться.
И линия фронта проходит по линии жизни,
и линия горя проходит по линии счастья.
* * *
…ночной сюжет новостей
привычен и предсказуем
один за другим падают памятники
люди воюют с камнем
это предельно просто
свалить с пьедестала вчерашнего идола
куда проще
чем убирать обломки на площади
куда проще
чем воевать
с идолами в себе
здесь мы заведомо обречены
на поражение
В преддверии очередной годовщины трагических событий в Одессе, растёт количество ссылок в Сети:
“Смотреть 2 травня 2014 в отличном качестве. Смотреть видео…” Смотреть, как убивают, как люди сгорают заживо. В отличном качестве…
Тому, кто множит и предлагает подобные “зрелища” надо бы знать и помнить о так называемой “жёсткой ротации”. Вольно или невольно вовлечённые в круговорот событий, их участники и зрители меняются местами. Это не случайность, скорее, закономерность, дабы восполнить пробелы в зрении и чувствах некоторых “зрителей”, заявляющих безапелляционно: “Я там был. Я всё видел своими глазами…”.
Что вы знаете о человеческом зрении, позвольте полюбопытствовать? Скорее всего, ничего, как и я. Вернее то, что написано в школьном учебнике анатомии и физиологии человека.
Стоящий рядом, может видеть совершенно другую картину тех же самых событий, не правда ли? Впоследствии он будет заявлять: “…был…там…видел своими глазами…”.
Каждый видит только то, что может увидеть. Или…, что хочет.
Есть такое понятие: фасетчатое зрение. И не понятие даже. Строение глаза. Дальше больно уж заумно, но верно: Итак. “Каждый омматидий имеет ограниченный угол зрения и «видит» только тот крошечный участок находящегося перед глазами, на который направлено продолжение оси данного омматидия; но, так как омматидии тесно прилегают друг к другу, а при этом их оси расходятся лучеобразно, то сложный глаз охватывает предмет в целом, причём изображение предмета получается мозаичным (то есть составленным из множества отдельных кусочков) и прямым.”
Проще говоря, цельной картины происходящего мы не видим, хотя не являемся обладателем этого самого фасетчатого глаза. Не видим в силу каких-то иных причин. Или не хотим видеть.
Не хочется в такой скорбный день сорить словами и понятиями. Позволю себе лишь напомнить о законах, не нами установленных и писанных. Один из них известен как карма. Закон Причины и Следствия. И его не избежать никому: ни зрителям, ни участникам событий. Ни «кукловодам». Ни-ко-му.
Господи, прости им, “видевшим своими глазами…сами себя сожгли..”. Прости тем, кто витийствует сегодня, меняя то и дело риторику, окраску, окрас… И страна им уже не мать-Україна, не ненька, а мачеха, потому что тяжко стало жить в этой стране, на жизнь «не хватат». Проще в тёплом и тихом местечке сидючи, подливать маслица и в без того не унимающееся пламя. Прости им всем, Господи. И мне прости. Как ни стараюсь молчать, рвётся наружу крик и боль.
С утра – на Куликово. Пройти, кстати, можно спокойно и положить цветы, если не на показ, конечно. Не для прессы и не в «рамках акции».
Надо отдать должное слаженной и чёткой работе правоохранителей. Постоять у страшного дома-призрака. Уйти, не говоря ни слова.
Единственные слова, которые уместны сегодня, слова молитвы.
А их можно не произносить вслух. Просто молчать и перебирать в себе, и просить о Городе и за Город.
И об упокоении.
И о здравии.
В солнечное майское небо с утра вплелась чёрная полоса дыма, поднимающаяся откуда-то со Слободки или с Балковской. Ни облачка. Лишь дымная полоска растёт, ширится и исчезает, вдруг, становится прозрачной, растворяется в синем. Вот и бы и здесь, на земле, так.
Такая же “дымная” траурная лента на приспущенных, в знак траура, флагах: чёрное стекает по синему и золотому, но не растворяется, не исчезает, оседая в сердцах и в душах. В каждом, у кого души ещё не охладели, не окостенели от бедствий, постигших город наш, нашу землю.
Любые раны зарастают. Эта же только разрастается. Пока. Как хочется сделать акцент на этом “пока”, с надеждой, что когда-нибудь придём и мы к рубежу, за которым можно будет залечивать раны. Страшные, чёрные, обугленные, с кровавыми рваными краями…
Раны-бездны, в которые падают и падают десятки, сотни, тысячи жизней.
Моя Свеча в память о погибших 2 мая в Одессе. Стихи и страницы дневника, вошедшие в книгу “Ночной сюжет новостей”.
Я надписывала её с пожеланием только добрых и хороших вестей.
Фрагменты дневника опубликованы на сайте “Эхо Москвы”
Повторюсь ещё и ещё и раз: пусть все ваши новости будут хорошими и добрыми.
Светлая память погибшим…
Друзья мои! Все, для кого день 2 мая – день скорби и траура,
зажгите в в своих домах свечи.
p.s. Тихо на Куликовом с утра. Людей немного и цветов немного. Ближе к полудню возникла очередь… Люди. Сплошной поток, как в Мавзолей когда-то давно, в детстве.
Дважды поступала ложная информация о том, что Куликово Поле заминировано.
Было бы странно, если бы такой информации в такой день не было.
К ДП сегодня пришло несколько тысяч одесситов, не побоявшихся угроз, оскорблений, запугивания, ярлыков «вата». Не «одесьцiв», одесситов.
Не могу не вспомнить и о погибших на Греческой площади. Именно там пролилась первая кровь 2 мая 2014 года, и там же сегодня прошли траурные митинги и молебны.
Прошло три года. По-прежнему не названы виновники трагических событий. Многие вопросы остаются «открытыми», те самые, ответов на которые просто не существует, а существует лишь риторика, вариации на тему «что делать и кто виноват», боль, скорбь и память. Светлая и горькая память…
.
Был майский день ни короток – ни долог.
Летели сарафанные подолы –
их ветер надувал как паруса, –
и детские летели голоса…
Был майский день прозрачен и беспечен,
безудержно цвели каштанов свечи,
и монотонный плеск морской воды
укачивал предчувствие беды.
Плыл майский день ни весело – ни скушно,
на ниточке дрожа, как змей воздушный,
и вечер быть приятным обещал…
Но Времени гигантская праща
уже дошла до точки невозврата,
и вечер, обещавший быть приятным,
вдруг чёрной пеленой заволокло.
Кричали люди.
Лопалось стекло…
И подымались по небесным сходням
из пламени – из самой преисподней –
испуганные души в небеса
под хриплые от крови голоса…
И остывала плоть – души оковы –
на жертвеннике Поля Куликова.
И был удушлив сладковатый чад…
И багровела Каина печать.
* * *
Над пепелищем проигранных битв,
путчей и революций,
облаком заупокойных молитв
белые бабочки вьются.
Тихие ангелы горних дорог
ветром сбиваются в стаи.
Петелька к петельке –
выдох!
Вдох…
Время саван сплетает.
Бабочки смотрят в твои глаза
с болью исповедальной,
словно о чём-то хотят сказать
перед дорогой дальней.
Петелька к петельке,
вдох – накид,
только мелькают спицы.
Между накидами век наш спит,
мы ему –
он нам снится…?
Не разглядеть ни глаз – ни лица,
время давно ослепло.
С ангельских крыльев летит пыльца
и оседает пеплом.
Петельки, петельки,
выдох – вдох…
(время – оно не медлит…)
Новые ангелы дальних дорог, –
новые шеи в петлях
здесь, где от сточенных болью бритв,
и от пустот пьедесталов,
от лже-раскаяний, от лже-молитв
небо тяжёлым стало.
Петельки, петельки…
Вдох… накид.
Кто там рядки считает…
Пепел ли,
снег ли с небес летит
призрачной белой стаей?
Кто его нынче знает…
* * *
Не говори мне о свободе.
Мы все стоим на переходе –
нам нужно площадь перейти,
и н о г о н е т у н а с п у т и.
Мы вспоминали вкус свободы…
и становились кровью воды,
и пеплом стал крещенский снег.
Свобода на устах у всех.
Забыв пророчество Исайи,
её, как кость, рабам бросают,
за эту кость голодный раб
служить рабу другому рад.
Не говори мне о свободе.
Там люди площадь переходят,
и может статься – перейдут.
Горит земля и там – и тут.
Кругом разверстая геенна,
шакалы воют, и гиены
из подворотен скалят пасть.
Не дай нам, Господи, пропасть
на этом страшном переходе,
где мы судачим о свободе.
И упаси нас от свобод,
что обещает переход.
Оборони от мук, от боли.
И дай нам волю.
* * *
Тону в бесконечных синонимах слова Отчизна,
черчу пресловутую линию мнимого счастья.
Но линия фронта проходит по линии жизни
и рвёт и кромсает, и режет…
И режет на части.
Как будто свои – не чужие – вокруг иноверцы,
и не отогреться во взглядах
и не отмолчаться.
А линия фронта проходит по линии сердца,
и сердце от боли вот-вот разорвётся на части.
Я так далеко,
я у самого синего моря.
Волхвую,
зову государыню-барыню-рыбку…
Но море давно почернело от пепла и горя,
и умер старик,
а старуха горюет не шибко,
и ходит в х у м а н у,
и тешит себя дешевизной,
и стала свободной,
и стала такой х у м а н и с т к о й…
А линия смерти тождественна линии жизни,
а я и не знала,
как всё неминуемо близко.
Язычница…
Мавка
с нательным крестом под рубахой,
я линию жизни из линии горя скроила…
В ней пепел Одессы,
застывшая кровь Волновахи,
Донецка и Киева,
Славянска…
Кровь Украины.
Туманы январские
и тяжелы и капризны.
Уходит зима,
и Земля продолжает вращаться.
И линия фронта проходит по линии жизни,
и линия горя проходит по линии счастья.
* * *
…ночной сюжет новостей
привычен и предсказуем
один за другим падают памятники
люди воюют с камнем
это предельно просто
свалить с пьедестала вчерашнего идола
куда проще
чем убирать обломки на площади
куда проще
чем воевать
с идолами в себе
здесь мы заведомо обречены
на поражение