ДАВИД ГАРБАР ● СТРАНСТВИЯ ДУШИ ● cтихи с комментариями

В своём стихотворчестве я условно выделяю для себя два периода: «дотанахический» и «танахический»; т. н. «дотанахический» тоже делится на две части: до и после эмиграции.
Помню, первое своё «записанное» стихотворение. Это было ровно 25 лет тому назад, в 1984 году. У меня был острый приступ одной из  профессиональных болезней геолога – радикулита. Я лежал дома и читал.  Названия книги я уже не припомню, но мне попалось стихотворение Юрия Зимина с такими словами:

 

«Когда кончается девичество
Игравших в качество наук,
Его величество – количество
Их приглашает ко двору».

 

 

И практически сразу у меня «родился» ответ:

«Проходит юность и отрочество,
И вот – девичеству… конец.
И гений знания – пророчество
Ведёт науку под венец».

Много лет я писал «в стол». Это был настолько интимный процесс, что даже родные не знали об этом. Писал редко, «спорадически», когда накатывало – чувства, эмоции. Это был своего рода «выпускной клапан» души.
Публиковаться не хотелось: не хотелось идти ни в какие редакции, ни в какие «Союзы», не хотелось иметь дело с «Горлитом», с цензорами, с рецензентами. Это было сугубо моё.
Первые публикации появились только в начале «перестройки».

ПРОХОДИТ  МИГ…

Проходит миг – как будто бы и не был,
Проходит час – едва заметен он,
Проходит день – темнеет небо,
Проходит год – из жизни вон.
Проходит жизнь – со всячинкой, простая:
С любовью, с радостью, с заботой и  трудом.
Рубеж подходит – что нас ждет потом?
Что вспомнишь ты, травою прорастая…
1985.  В поезде Минск – Ленинград. Опубликовано а 1994

НЕ ЧИТАЕТСЯ  И  НЕ ПИШЕТСЯ
(Ночное)

Не читается, и не пишется,-
На душе ни покоя, ни ясности…
И тревожное что-то слышится
В обстановке всеобщей гласности
1993 г. Санкт-Петербург. Опубликовано в 1994.

ВСЕ УЖЕ КРУГ ДРУЗЕЙ…

Все уже круг друзей, все тяжелей бокал … ,-
Мир в круг сужается, а круг стремится в точку…
И кажется, что близится финал…,
И нету сил бороться в одиночку…
1993 г. Санкт-Петербург. Опубликовано в 1994.

Независимо от тематики, все эти стихи объединены тревожным состоянием души, соответствующим событиям того времени.

ОПЫТ  АВТОЭПИТАФИИ

Особых достижений не имея,
Он прожил жизнь достойно (для еврея):
Не плакал, не просил, не унижался,
Любил, работал, и всегда сражался.
Сражался с истинным врагом и мнимым.
И нелюбимым был. И был любимым.
1993 г. Санкт-Петербург. Опубликовано в 1994.
Это стихотворение было написано в шутку 9 апреля 1993 года. А через два дня – . 1993 умер папа. К нему все, сказанное ниже, относится еще в большей мере, чем  к  автору.
В последующих изданиях я всегда предварял это стихотворение посвящением моему отцу.

Но перед этим я успел (!), успел побывать в Израиле, последний раз повидаться с родителями. Это был мой первый выезд в заграницу. И сразу в Израиль! Первый! И, конечно, появились стихи. Тогда я не предполагал, что это будет началом большого «Израильского цикла».

После этого было ещё много событий и, конечно, много стихов.
Но уход отца, а через некоторое время и мамы (пусть будет им пухом земля и наша память и благодарность) послужили написанию вот этого стихотворения:

ПОКАЯННОЕ

Сыновий не исполнен долг.
В пределах Избранной Земли,
Вдали от Взвихренной России
Лежат родители мои,
Ждут появления Мессии.
Сыновий не исполнив долг,
Я не был с ними в час кончины.
Мог иль не мог – не в этом толк,
И незачем искать причины.
Не знаю, сколько Бог  судил
Прожить мне здесь, в Земной юдоли.-
Среди родительских могил
Хотел бы лечь я Божьей Волей.
Но человеку не дано
Всему, о чем мечтает, сбыться
И мне, как им, не суждено
Среди родных могил забыться.
В пределах чуждой мне Земли,
Вдали от милой мне России
Я буду спать тревожным сном, –
Ждать искупленья от Мессии.
1994 г. Санкт-Петербург.

Боюсь, что это стихотворение было провидческим. Во всяком случае, теперь из Германии мне это видится так. В последующих стихотворениях продолжались размышления о смысле жизни, о жизни и смерти, о своём назначении…

ОСОЗНАНИЕ

Немного отпустила нам Природа.
Но понимаем это мы тогда,
Когда нам в жизни остаются годы.
Увы, – всего лишь годы, – не Года.
1995 г. Санкт-Петербург.

ВОПРОСЫ
Э. А. Левкову – посмертно


Мы приходим в Мир поодиночке.
И поодиночке покидаем Мир.
Кто мы в нем, – лишь камешки, листочки,
Жители пещер, шатров, квартир?
Или Духи, – Божьим Провиденьем
В плоть облечены и спущены с Небес?
Чтобы промелькнуть здесь, как виденье?
В наказанье мы?  Иль в поощренье?
И за что? И по чьему веленью?
Кто ведет нас – Ангел? Или Бес?
Кто вдыхает в нас Живую Душу?
Как она уносится назад?
Спрашиваю, – а ответа трушу…
Что там за чертою – Рай иль Ад?
Нет конца вопросам… Нет ответов.
И, возможно, счастлив человек
Тем, что от зимы до лета,
От осенней слякотной поры
И до предвесеннего рассвета
Задает вопросы – без ответов,
И проходит отведенный век…
1995 г. Санкт-Петербург. 


В то время я завершал  докторскую диссертацию. Впереди была масса планов и событий. И первое среди них – я, наконец, стал «выездным»: за следующие несколько лет в составе и во главе геологических делегаций выезжал в Германию (где к этому времени уже были наши дети и внуки), в Польшу, в Финляндию и в другие, ранее закрытые для меня страны.

ПОД  ГЕРМАНСКИМИ  ДРЕВНИМИ  ЛИПАМИ
Под германскими древними липами
Предвечерней прекрасной порой
Очень разных племен представители, –
Обмывали мы Вечный Покой.
Очень розны мечты и желания,
Очень странен сей странный синклит.
А душа под моим одеянием
Неизбывно и горько болит.
Кто ответит мне: где и когда еще
Повстречаю я этих людей?
Может быть, на заброшенном кладбище,
Если Бог так решит – Чудодей?
1995 г. Клейнмахнов (Потсдам). ФРГ

Это  стихотворение, к сожалению, тоже оказалось провидческим, – многих из этих людей я уже никогда не увижу. Оно посвящается Гюнтеру Швабу, Эрику Левкову и другим коллегам…

А дома «шатается» под ногами земля. И душа ощущает это. Постепенно становится ясно, что геологическая наука не нужна нынешним правителям России, что кроме нефти и газа никого ничто не интересует. Да и хочется успеть посмотреть, как растут наши внуки и внучки. Надо ехать. Решение далось нелегко, и первые годы иммиграции также были сопряжены с известными трудностями.

СМЕТАЕТ ЖИЗНЬ ОСЕННЮЮ ЛИСТВУ

Сметает ветер старую листву,
Листочки жмет к  обочинам дороги.художник Изя Шлосберг
Они лежат – ничтожны и убоги.
Им не вернуться в отшумевшую весну.
Сметает жизнь потерянных людей.
Их суетливы жесты и повадки.
Бегут они по свету без оглядки.
Им не вернуть давно ушедших дней.
Летит по свету “fluchtlingkontingent”,
Как листья к тумбам, к странам прилипая.
Что ждёт его на свете, он не знает:
Живёт моментом, да и жив момент.
Сметает жизнь осеннюю листву.
Осенний день неярко догорает.
Что ждёт на этом Свете нас, – кто знает?
И кто ответит Сердцу и Уму?
1996 г. Оберхаузен. ФРГ

ОСЕНЬ ОПАВШЕЙ ЛИСТВОЮ ШУРШИТ

Осень опавшей листвою шуршит:
День пролетает, – год пролетит.
Дальше Природа ведет хоровод:
Век у листвы недалек и недолог, –
Кончилась Жизнь – опускается Полог,-
Будет листва только в будущий год.
Осень опавшей листвою шуршит.
Лист, оторвавшись от Дерева Жизни,
Мечется в поисках Новой Отчизны.
Но, не найдя, на панели лежит.
День пролетает, ночь пролетает,
Год пролетает, – Жизнь пролетит.
1996 г. Оберхаузен. ФРГ.

Впрочем, горечи не было. Было осознание реалий новой жизни. И опять душа реагировала.

Я САМ СЕБЕ ВЫБРАЛ

Я сам себе выбрал Судьбу и Дорогу,
И Женщину выбрал, с которой идти.
Чего же роптать мне на Господа Бога
За то, что он не дал иного Пути?
Я сам себе выбрал сандали, хламиду,
Поклажу и посох, с которым брести.
И сам виноват, что тоску и обиду
Несу я на избранном мною пути.
Я сам себе выбрал и компас, и карту.
И реку, и челн, на котором плыву.
Я всё в этой жизни поставил на карту.
И сам виноват, что так трудно живу.
Я сам себе выбрал Судьбу и Дорогу,
И крест, и вериги, что нынче ношу.
И лично себе у Великого Бога
Сегодня, как встарь, ничего не прошу.
                                             1996 г. Дуйсбург. ФРГ.

Но время от времени приходили и иные, совсем иные мысли.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ЧТО СО  МНОЙ  СЛУЧИЛОСЬ?

Что случилось, что со мной случилось:
Я в Германии, – как это объяснить?
Я в Германии, – прости, так получилось.
Я в Германии, – и некого винить.
Я в Германии – стихи читаю:
Там про Гетто, там про Холокост.
Что случилось? Я не понимаю…
И из прошлого протягиваю мост.
Как посмел приехать в эту землю?
Как сумел приехать? Как живу?
Задаю вопрос, – ответу внемлю…
Нет покоя ни во сне, ни наяву.
Что случилось, что со мной случилось?
Так, ведь, не должно случиться, нет!
Кто мне объяснит, – проявит милость?
Кто ответит мне?! Ответа нет…
                               1996 – 1997 г.г. Дуйсбург. ФРГ

ДОЛИНА  РЕЙНА

После поездки с женой по маршруту
Дюссельдорф – Висбаден и обратно

Долина Рейна – чудные края,
Долина Рейна – древние преданья,
Долина Рейна – боль воспоминанья
О тех местах, где не был я…
Долина Рейна – “Deutsche Ecke”, –
Кровь хлещет здесь в зеленых берегах…
Но вот прошли погромы, горе, страх,
И снова в жизнь врастают человеки.
Долина Рейна – “песен перезвон“,
Здесь тихо так, уютно, лорелейно.
Как позабыть все это, Генрих Гейне?
Как пережить все это, Мендельсон?
Долина Рейна – тихие сады,
Долина Рейна – непрерывный город… .
И вдруг объемлет душу страх и холод:
Зачем мы здесь с тобою – я  и  ты ?
               1997 г. Долина Рейна: Висбаден – Дюссельдорф. ФРГ. Не публиковалось.

Тем временем, закончились языковые курсы, стало немного легче.
И мы с женой решили съездить в Израиль.
Это было моё второе посещение Земли Обетованной. Родителей уже не было в живых.
Но оставались другие родственники. Оставался брат с его женой. Оставались друзья.
Это была непростая поездка. Да разве бывают простые, когда кругом могилы.

ИЗРАИЛЬ

Как в Капле – Океан, как в Человеке – Бог,
Так и в Тебе – все чудеса Природы
Слились в поток, струящийся сквозь Годы.
Здесь колыбель религий и народов,
И чудо из чудес – Святой Чертог.
Песок пустынь, Бахайские сады
И ласковое море Ашкелона,
И скалы дикие Мецады и Хермона,
И Море Мертвое, где не утонешь ты.
О, маленькая, чудная страна!
Здесь странно все: и нравы, и порядки,
Любовь и ненависть здесь дарят без оглядки,
Здесь Хлеб и Солнце, Слезы и Война.
Здесь Юный Запад и Седой Восток.
Востока  больше, но Восток и ближе.
Куда идешь ты? Ну, скажи, скажи же!
Ответа нет, – лишь катится Поток.
Поток людей, событий и веков,
Поток святых идей и заблуждений,
Надежд, проклятий и сомнений…
Ну, что поделаешь, – Израиль таков.
В короне царств, религий и судеб
Пусть Бог хранит тебя от глада и от мора.
Пусть жители твои не знают слез и горя.
Пусть будет у тебя и  Мир, и Хлеб.
Как в Капле – Океан, как в Человеке – Бог,
Так и в Тебе – все чудеса Природы
Слились в поток, стремящийся сквозь годы.
И пусть ТЕБЕ  поможет БОГ!
               1997-1998 г.г. Беер-Шева, Израиль – Дуйсбург, ФРГ.

Впрочем, впечатления – впечатлениями, а размышления – размышлениями.

СЕБЕ
      (ко дню рождения)

Чем сладостней вино, тем тяжелей фиал.
Уже дрожит рука, расплескивая влагу.
И предваряя обозначенный финал,
Ложатся строчки на бумагу.
Чем сладостней вино, – тем тяжелей фиал.
Чем горше грех, – тем истовей молитва.
Чем враг сильней, – тем жарче битва.
Чем легче жизнь, – тем тяжелей финал.
Чем женщина желанней и милей,
Тем путь к взаимности длиннее.
И чем труднее обладанье ею,
Тем больше тянемся мы к ней.
Чем сладостней вино, – тем тяжелей фиал.
Чем жизнь короче, – тем труднее.
Еще не понял ты, что в ней важнее,
Глядишь, –  уж близится финал.
Да, тороплив твой шаг и краток жизни путь,
Которым ты спешишь к известному финалу.
Так вспомни про любовь, борьбу, и не забудь
Бестрепетной рукой притронуться к фиалу.
                                            1997 – 1998 г.г. Дуйсбург. ФРГ

Я  УХОЖУ

Я ухожу, но память все хранит
Твои могилы строгие, Беер-Шева,
Лежащие под жарким ветром из Негева,
Одетые то в мрамор, то в гранит.
Всплывает день, когда в последний раз,
Я видел матери протянутые руки
И слышал стон отца, когда сквозь муки
Он видел и не видел нас.
Всплывает горький день, когда
По горькому еврейскому обряду
Моих родителей там положили рядом.
Но не был с ними я тогда…
Я ухожу. Родители мои
Остались там, под солнцем Израиля
Лежат они. На их могиле
Мерцают поминальные огни…
                                 1998. Дуйсбург. ФРГ.

ПАРКА

Парка – судьба у древних греков.
В аллее краковского парка,
В погожий, солнечный денек
Моя мне повстречалась “парка”.
То был старик – ухожен, одинок.
Он говорил по-русски, торопился.
Был возбужден, почти кричал,
Что много лет тому, – когда женился,
Он с радостью Отчизну покидал.
Но сорок лет прошло. И вот в аллее
Сидит старик – ухожен, одинок.
Он здесь имеет все. Но сожалеет,
Что здесь он, что от Родины далек.
Он воздухом чужим и дышит, и не дышит.
К чужим порядкам он привык, и не привык.
Он ловит слово русское, он слышит
Родимый, с детства памятный язык.
Скажи, старик, что сбудется со мною?
Старик молчит, уставившись в песок…
Старик молчит, поникнув головою.
Лишь жилка рвёт пергаментный висок.
В аллее краковского парка
В погожий, солнечный денек
Моя мне повстречалась “парка”,-
То был старик, – ухожен, одинок.
                                1998 г. Дуйсбург. ФРГ.

Я всю жизнь интересовался историей – собирал и читал книги по истории, мемуары… Конечно, в объёмах имевшегося свободного времени. На геофак поступил потому, что на истфак в 1953 году людям с моей «группой крови» поступать «не рекомендовалось», а геология – это тоже история – но история земли.
С переездом в Германию времени стало неизмеримо больше. А книги стали гораздо доступнее. Я с жаром набросился на книги по истории своего народа. И начал, конечно, с Иосифа Флавия. Постепенно передо мной открылся замечательный мир – мир древности. И, конечно, мир Библии. Но вначале, всё-таки, был Иосиф Флавий.
Я знаю, что еврейская традиция достаточно сложно относится к этому человеку. Но я влюбился в него – в мудреца, в патриота, в остроумного собеседника, в конце концов.
Постепенно, вчитываясь в книги Иосифа Флавия, я входил в мир моих древних предков, я начинал различать их взгляды и позиции, их приязни неприязни, понимать мотивы их поступков, я начинал вживаться в их образы.

Я  В  ДИАЛОГЕ

Я в диалоге с духами людей,
Давно покинувших юдоль  земную.
Я помню их, по ним тоскую.
Мне не забыть прошедших дней.
Я в диалоге с прошлым бытием,
Давно прошедшим и уже ушедшим,
С работой, с бытом сумасшедшим,-
Всем тем, что жизнью мы зовем.
Я в диалоге с другом и врагом,
Уже лежащими в могилах.
Я в диалоге, я забыть не в силах, –
Они вокруг меня, они кругом.
Я в диалоге с прошлым. Я всего
Лишь в этом бесконечном диалоге.
Уж много сказано, но не избыть тревоги,
Что не успею завершить его.
                                    1998 г. Дуйсбург. ФРГ.

ДОЛИНА (УЩЕЛЬЕ) ОБЩИН

Я брожу по этому ущелью
И не знаю – вечность или час.
Никого, лишь надписи и щели
Страшной тенью окружают нас.
Вот местечко, где родилась мама,
Вот местечко –  родина отца.
Нет местечек, – только кровь и ямы.
Ужас без начала и конца.
Я бреду по этому ущелью.
Скорбный путь. И нет ему конца.
Шесть миллионов в этой страшной щели.
И  Бетон. И не укрыть лица.
                                        1999 г. Дуйсбург

Библия всё сильнее входила в мою душу. Первоначально это был интерес, в основном, к истории моего народа, к его культуре, его обычаям. По мере внедрения во всё это появилась потребность рассказать об этом людям. Так появилось несколько циклов лекций: «Краткие истории из еврейской истории», «Библейская поэзия», «Женщины Танаха», «Иудейские праздники», «Еврейская мудрость» «Загадки библейской истории», «евреи в России и Российской империи», «Краткие очерки истории сионизма»…
Подготовка к лекциям заставляла входить в мир библейских героев. И вдруг случилось чудо: мои герои сами стали «посещать» меня – сами стали рассказывать о своём времени и о себе. Так появился ряд монологов «библейских героев», «библейских пророков», «героинь Танаха».
Замечательный немецкий славист, бывший директор Института славистики Кёльнского университета, профессор Вольфганг Казак, человек глубоко верующий, ознакомившись с первыми «монологами» моих героев, сказал: «Это Ваш путь к Богу».
Я не знаю. До сих пор не знаю. Знаю только, что с некоторых пор околобиблейская тематика стала составной, может быть, даже главной частью моего стихотворчества (см.  сайты «Заметок по еврейской истории» и «Поэтическая Библия» , а также Интернет-антологию поэтического перевода «Созвучие» ).
Когда-то замечательная и, к сожалению, уже ушедшая от нас поэтесса Ольга Юрьевна Бешенковская написала: «Давид Иосифович Гарбар читает русскую Библию глазами страдающей еврейской души».

«НУ, А ПОКА…»

Я расплескать боюсь любви вино,
Хотя оно на  донышке  бокала.
Но до тех пор, пока не перестала
Струиться жизнь, – мне дорого оно.

Я дружбы расплескать боюсь вино.
Его все меньше и оно все гуще…
И потому все пуще я и пуще
Дрожу над ним – мне дорого оно.

Я смерти не боюсь. Пока…
Возможно, потому, что жизнь не перестала
Меня одаривать: из этих двух бокалов
Я пью. И этим жив. И пьян. Пока…

Я смерти не боюсь. Пока…
Боюсь разбитого бокала…
Боюсь прокисшего вина…
Боюсь, чтобы судьба устала
Мне наливать… Ну, а пока…
                           Дуйсбург. 9. 07. 2003г.

Но главными оставались, конечно, околотанахические стихи. Появилась целая «Поэма Исхода» – «Моя пасхальная Агада» (поэма публиковалась и на названных сайтах, и в русской и русскоязычной периодике Германии и Израиля).
А душа всякий раз возвращается к известной теме Холокоста.

МОЛИТВА
«Когда грохочут пушки,
музы молчат»

Грохочут пушки! Не могу молчать!
Кричу от ужаса и боли:
Доколе, Г-споди! Доколе!
Отверзни уст Твоих печать!

Доколе на детей – детей Твоих
Враг будет сыпать бомбы и проклятья!
Скажи, доколе нашим братьям
К Тебе взывать? Иль Ты не слышишь их?!

О, Г-споди, в сей трудный час,
Когда враги кругом и призрачны надежды,
Неужто отвернёшься, смежишь вежды?
Неужто не увидишь нас?!

Ты посмотри, страна в огне, в дыму:
В погибельном огне и города, и веси!
Мой Б-г, взгляни из Поднебесья
И помоги народу Своему!

Тобой народу моему Судьба
Дарована. Ты начертал нам Путь.
Так помоги не дрогнуть, не свернуть,
И поддержи, коль этот Путь – Борьба!

Грохочут пушки! Смерть! Кругом враги!
Кричу от ужаса и боли:
Доколе, Г-споди! Доколе!
Народ Твой гибнет! Помоги!

Дуйсбург, г.
(8-9 ава* 5766 г.;
22-23 день «Второй ливанской войны»)

*
День 9 Ава – самый печальный день в еврейской истории:
В этот день вавилоняне разрушили Первый Храм (586 г. до н. э.).
В этот день римляне сожгли Второй Храм (70 г. н. э.).
В этот день в 1290 г. евреи Англии были изгнаны из страны.
В этот день 9 ава 1492 г.произошла великая катастрофа средневекового еврейства – изгнание  евреев из Испании.
В период Катастрофы (Холокоста) в этот день фашисты устраивали массовые убийства евреев.
По традиции в ЭТОТ  ДЕНЬ евреи читают «Книгу Эйха» («Плач Ирмеягу» – «Плач Иеремии»).
Но по той же традиции в ЭТОТ  ДЕНЬ должен родиться  МАШИАХ..

Ну, и конечно, воспоминания, размышления… о возрасте, о прошлом, о друзьях, о жизни и …

«СТАРИК ПОЁТ О «БЕРЕГЕ ИНОМ»…

Старик поёт о «береге ином»:
Слова воспоминанья навевают.
О «мелях», «перекатах» забывая…
Поёт о «береге ином», о нём, о нём…

Старик поёт о «береге ином»:
Заезжены слова, мелодия устала…
О, Господи, смотри, что с нами стало!
Тот берег не найти и днём с огнём.

Старик поёт о «береге ином»:
Перебирает в мыслях имена и даты
О, память, – ну куда ты, ну куда ты!
И что тот берег, что нам в нём?!

Старик поёт о «береге ином»…
                              Дуйсбург. – г.

 В своём стихотворчестве я условно выделяю для себя два периода: «дотанахический» и «танахический»; т. н. «дотанахический» тоже делится на две части: до и после эмиграции.
Помню, первое своё «записанное» стихотворение. Это было ровно 25 лет тому назад, в 1984 году. У меня был острый приступ одной из  профессиональных болезней геолога – радикулита. Я лежал дома и читал.  Названия книги я уже не припомню, но мне попалось стихотворение Юрия Зимина с такими словами:

 

«Когда кончается девичество
Игравших в качество наук,
Его величество – количество
Их приглашает ко двору».

 

 

И практически сразу у меня «родился» ответ:

«Проходит юность и отрочество,
И вот – девичеству… конец.
И гений знания – пророчество
Ведёт науку под венец».

Много лет я писал «в стол». Это был настолько интимный процесс, что даже родные не знали об этом. Писал редко, «спорадически», когда накатывало – чувства, эмоции. Это был своего рода «выпускной клапан» души.
Публиковаться не хотелось: не хотелось идти ни в какие редакции, ни в какие «Союзы», не хотелось иметь дело с «Горлитом», с цензорами, с рецензентами. Это было сугубо моё.
Первые публикации появились только в начале «перестройки».

ПРОХОДИТ  МИГ…

Проходит миг – как будто бы и не был,
Проходит час – едва заметен он,
Проходит день – темнеет небо,
Проходит год – из жизни вон.
Проходит жизнь – со всячинкой, простая:
С любовью, с радостью, с заботой и  трудом.
Рубеж подходит – что нас ждет потом?
Что вспомнишь ты, травою прорастая…
1985.  В поезде Минск – Ленинград. Опубликовано а 1994

НЕ ЧИТАЕТСЯ  И  НЕ ПИШЕТСЯ
(Ночное)

Не читается, и не пишется,-
На душе ни покоя, ни ясности…
И тревожное что-то слышится
В обстановке всеобщей гласности
1993 г. Санкт-Петербург. Опубликовано в 1994.

ВСЕ УЖЕ КРУГ ДРУЗЕЙ…

Все уже круг друзей, все тяжелей бокал … ,-
Мир в круг сужается, а круг стремится в точку…
И кажется, что близится финал…,
И нету сил бороться в одиночку…
1993 г. Санкт-Петербург. Опубликовано в 1994.

Независимо от тематики, все эти стихи объединены тревожным состоянием души, соответствующим событиям того времени.

ОПЫТ  АВТОЭПИТАФИИ

Особых достижений не имея,
Он прожил жизнь достойно (для еврея):
Не плакал, не просил, не унижался,
Любил, работал, и всегда сражался.
Сражался с истинным врагом и мнимым.
И нелюбимым был. И был любимым.
1993 г. Санкт-Петербург. Опубликовано в 1994.
Это стихотворение было написано в шутку 9 апреля 1993 года. А через два дня – . 1993 умер папа. К нему все, сказанное ниже, относится еще в большей мере, чем  к  автору.
В последующих изданиях я всегда предварял это стихотворение посвящением моему отцу.

Но перед этим я успел (!), успел побывать в Израиле, последний раз повидаться с родителями. Это был мой первый выезд в заграницу. И сразу в Израиль! Первый! И, конечно, появились стихи. Тогда я не предполагал, что это будет началом большого «Израильского цикла».

После этого было ещё много событий и, конечно, много стихов.
Но уход отца, а через некоторое время и мамы (пусть будет им пухом земля и наша память и благодарность) послужили написанию вот этого стихотворения:

ПОКАЯННОЕ

Сыновий не исполнен долг.
В пределах Избранной Земли,
Вдали от Взвихренной России
Лежат родители мои,
Ждут появления Мессии.
Сыновий не исполнив долг,
Я не был с ними в час кончины.
Мог иль не мог – не в этом толк,
И незачем искать причины.
Не знаю, сколько Бог  судил
Прожить мне здесь, в Земной юдоли.-
Среди родительских могил
Хотел бы лечь я Божьей Волей.
Но человеку не дано
Всему, о чем мечтает, сбыться
И мне, как им, не суждено
Среди родных могил забыться.
В пределах чуждой мне Земли,
Вдали от милой мне России
Я буду спать тревожным сном, –
Ждать искупленья от Мессии.
1994 г. Санкт-Петербург.

Боюсь, что это стихотворение было провидческим. Во всяком случае, теперь из Германии мне это видится так. В последующих стихотворениях продолжались размышления о смысле жизни, о жизни и смерти, о своём назначении…

ОСОЗНАНИЕ

Немного отпустила нам Природа.
Но понимаем это мы тогда,
Когда нам в жизни остаются годы.
Увы, – всего лишь годы, – не Года.
1995 г. Санкт-Петербург.

ВОПРОСЫ
Э. А. Левкову – посмертно


Мы приходим в Мир поодиночке.
И поодиночке покидаем Мир.
Кто мы в нем, – лишь камешки, листочки,
Жители пещер, шатров, квартир?
Или Духи, – Божьим Провиденьем
В плоть облечены и спущены с Небес?
Чтобы промелькнуть здесь, как виденье?
В наказанье мы?  Иль в поощренье?
И за что? И по чьему веленью?
Кто ведет нас – Ангел? Или Бес?
Кто вдыхает в нас Живую Душу?
Как она уносится назад?
Спрашиваю, – а ответа трушу…
Что там за чертою – Рай иль Ад?
Нет конца вопросам… Нет ответов.
И, возможно, счастлив человек
Тем, что от зимы до лета,
От осенней слякотной поры
И до предвесеннего рассвета
Задает вопросы – без ответов,
И проходит отведенный век…
1995 г. Санкт-Петербург. 


В то время я завершал  докторскую диссертацию. Впереди была масса планов и событий. И первое среди них – я, наконец, стал «выездным»: за следующие несколько лет в составе и во главе геологических делегаций выезжал в Германию (где к этому времени уже были наши дети и внуки), в Польшу, в Финляндию и в другие, ранее закрытые для меня страны.

ПОД  ГЕРМАНСКИМИ  ДРЕВНИМИ  ЛИПАМИ
Под германскими древними липами
Предвечерней прекрасной порой
Очень разных племен представители, –
Обмывали мы Вечный Покой.
Очень розны мечты и желания,
Очень странен сей странный синклит.
А душа под моим одеянием
Неизбывно и горько болит.
Кто ответит мне: где и когда еще
Повстречаю я этих людей?
Может быть, на заброшенном кладбище,
Если Бог так решит – Чудодей?
1995 г. Клейнмахнов (Потсдам). ФРГ

Это  стихотворение, к сожалению, тоже оказалось провидческим, – многих из этих людей я уже никогда не увижу. Оно посвящается Гюнтеру Швабу, Эрику Левкову и другим коллегам…

А дома «шатается» под ногами земля. И душа ощущает это. Постепенно становится ясно, что геологическая наука не нужна нынешним правителям России, что кроме нефти и газа никого ничто не интересует. Да и хочется успеть посмотреть, как растут наши внуки и внучки. Надо ехать. Решение далось нелегко, и первые годы иммиграции также были сопряжены с известными трудностями.

СМЕТАЕТ ЖИЗНЬ ОСЕННЮЮ ЛИСТВУ

Сметает ветер старую листву,
Листочки жмет к  обочинам дороги.художник Изя Шлосберг
Они лежат – ничтожны и убоги.
Им не вернуться в отшумевшую весну.
Сметает жизнь потерянных людей.
Их суетливы жесты и повадки.
Бегут они по свету без оглядки.
Им не вернуть давно ушедших дней.
Летит по свету “fluchtlingkontingent”,
Как листья к тумбам, к странам прилипая.
Что ждёт его на свете, он не знает:
Живёт моментом, да и жив момент.
Сметает жизнь осеннюю листву.
Осенний день неярко догорает.
Что ждёт на этом Свете нас, – кто знает?
И кто ответит Сердцу и Уму?
1996 г. Оберхаузен. ФРГ

ОСЕНЬ ОПАВШЕЙ ЛИСТВОЮ ШУРШИТ

Осень опавшей листвою шуршит:
День пролетает, – год пролетит.
Дальше Природа ведет хоровод:
Век у листвы недалек и недолог, –
Кончилась Жизнь – опускается Полог,-
Будет листва только в будущий год.
Осень опавшей листвою шуршит.
Лист, оторвавшись от Дерева Жизни,
Мечется в поисках Новой Отчизны.
Но, не найдя, на панели лежит.
День пролетает, ночь пролетает,
Год пролетает, – Жизнь пролетит.
1996 г. Оберхаузен. ФРГ.

Впрочем, горечи не было. Было осознание реалий новой жизни. И опять душа реагировала.

Я САМ СЕБЕ ВЫБРАЛ

Я сам себе выбрал Судьбу и Дорогу,
И Женщину выбрал, с которой идти.
Чего же роптать мне на Господа Бога
За то, что он не дал иного Пути?
Я сам себе выбрал сандали, хламиду,
Поклажу и посох, с которым брести.
И сам виноват, что тоску и обиду
Несу я на избранном мною пути.
Я сам себе выбрал и компас, и карту.
И реку, и челн, на котором плыву.
Я всё в этой жизни поставил на карту.
И сам виноват, что так трудно живу.
Я сам себе выбрал Судьбу и Дорогу,
И крест, и вериги, что нынче ношу.
И лично себе у Великого Бога
Сегодня, как встарь, ничего не прошу.
                                             1996 г. Дуйсбург. ФРГ.

Но время от времени приходили и иные, совсем иные мысли.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ЧТО СО  МНОЙ  СЛУЧИЛОСЬ?

Что случилось, что со мной случилось:
Я в Германии, – как это объяснить?
Я в Германии, – прости, так получилось.
Я в Германии, – и некого винить.
Я в Германии – стихи читаю:
Там про Гетто, там про Холокост.
Что случилось? Я не понимаю…
И из прошлого протягиваю мост.
Как посмел приехать в эту землю?
Как сумел приехать? Как живу?
Задаю вопрос, – ответу внемлю…
Нет покоя ни во сне, ни наяву.
Что случилось, что со мной случилось?
Так, ведь, не должно случиться, нет!
Кто мне объяснит, – проявит милость?
Кто ответит мне?! Ответа нет…
                               1996 – 1997 г.г. Дуйсбург. ФРГ

ДОЛИНА  РЕЙНА

После поездки с женой по маршруту
Дюссельдорф – Висбаден и обратно

Долина Рейна – чудные края,
Долина Рейна – древние преданья,
Долина Рейна – боль воспоминанья
О тех местах, где не был я…
Долина Рейна – “Deutsche Ecke”, –
Кровь хлещет здесь в зеленых берегах…
Но вот прошли погромы, горе, страх,
И снова в жизнь врастают человеки.
Долина Рейна – “песен перезвон“,
Здесь тихо так, уютно, лорелейно.
Как позабыть все это, Генрих Гейне?
Как пережить все это, Мендельсон?
Долина Рейна – тихие сады,
Долина Рейна – непрерывный город… .
И вдруг объемлет душу страх и холод:
Зачем мы здесь с тобою – я  и  ты ?
               1997 г. Долина Рейна: Висбаден – Дюссельдорф. ФРГ. Не публиковалось.

Тем временем, закончились языковые курсы, стало немного легче.
И мы с женой решили съездить в Израиль.
Это было моё второе посещение Земли Обетованной. Родителей уже не было в живых.
Но оставались другие родственники. Оставался брат с его женой. Оставались друзья.
Это была непростая поездка. Да разве бывают простые, когда кругом могилы.

ИЗРАИЛЬ

Как в Капле – Океан, как в Человеке – Бог,
Так и в Тебе – все чудеса Природы
Слились в поток, струящийся сквозь Годы.
Здесь колыбель религий и народов,
И чудо из чудес – Святой Чертог.
Песок пустынь, Бахайские сады
И ласковое море Ашкелона,
И скалы дикие Мецады и Хермона,
И Море Мертвое, где не утонешь ты.
О, маленькая, чудная страна!
Здесь странно все: и нравы, и порядки,
Любовь и ненависть здесь дарят без оглядки,
Здесь Хлеб и Солнце, Слезы и Война.
Здесь Юный Запад и Седой Восток.
Востока  больше, но Восток и ближе.
Куда идешь ты? Ну, скажи, скажи же!
Ответа нет, – лишь катится Поток.
Поток людей, событий и веков,
Поток святых идей и заблуждений,
Надежд, проклятий и сомнений…
Ну, что поделаешь, – Израиль таков.
В короне царств, религий и судеб
Пусть Бог хранит тебя от глада и от мора.
Пусть жители твои не знают слез и горя.
Пусть будет у тебя и  Мир, и Хлеб.
Как в Капле – Океан, как в Человеке – Бог,
Так и в Тебе – все чудеса Природы
Слились в поток, стремящийся сквозь годы.
И пусть ТЕБЕ  поможет БОГ!
               1997-1998 г.г. Беер-Шева, Израиль – Дуйсбург, ФРГ.

Впрочем, впечатления – впечатлениями, а размышления – размышлениями.

СЕБЕ
      (ко дню рождения)

Чем сладостней вино, тем тяжелей фиал.
Уже дрожит рука, расплескивая влагу.
И предваряя обозначенный финал,
Ложатся строчки на бумагу.
Чем сладостней вино, – тем тяжелей фиал.
Чем горше грех, – тем истовей молитва.
Чем враг сильней, – тем жарче битва.
Чем легче жизнь, – тем тяжелей финал.
Чем женщина желанней и милей,
Тем путь к взаимности длиннее.
И чем труднее обладанье ею,
Тем больше тянемся мы к ней.
Чем сладостней вино, – тем тяжелей фиал.
Чем жизнь короче, – тем труднее.
Еще не понял ты, что в ней важнее,
Глядишь, –  уж близится финал.
Да, тороплив твой шаг и краток жизни путь,
Которым ты спешишь к известному финалу.
Так вспомни про любовь, борьбу, и не забудь
Бестрепетной рукой притронуться к фиалу.
                                            1997 – 1998 г.г. Дуйсбург. ФРГ

Я  УХОЖУ

Я ухожу, но память все хранит
Твои могилы строгие, Беер-Шева,
Лежащие под жарким ветром из Негева,
Одетые то в мрамор, то в гранит.
Всплывает день, когда в последний раз,
Я видел матери протянутые руки
И слышал стон отца, когда сквозь муки
Он видел и не видел нас.
Всплывает горький день, когда
По горькому еврейскому обряду
Моих родителей там положили рядом.
Но не был с ними я тогда…
Я ухожу. Родители мои
Остались там, под солнцем Израиля
Лежат они. На их могиле
Мерцают поминальные огни…
                                 1998. Дуйсбург. ФРГ.

ПАРКА

Парка – судьба у древних греков.
В аллее краковского парка,
В погожий, солнечный денек
Моя мне повстречалась “парка”.
То был старик – ухожен, одинок.
Он говорил по-русски, торопился.
Был возбужден, почти кричал,
Что много лет тому, – когда женился,
Он с радостью Отчизну покидал.
Но сорок лет прошло. И вот в аллее
Сидит старик – ухожен, одинок.
Он здесь имеет все. Но сожалеет,
Что здесь он, что от Родины далек.
Он воздухом чужим и дышит, и не дышит.
К чужим порядкам он привык, и не привык.
Он ловит слово русское, он слышит
Родимый, с детства памятный язык.
Скажи, старик, что сбудется со мною?
Старик молчит, уставившись в песок…
Старик молчит, поникнув головою.
Лишь жилка рвёт пергаментный висок.
В аллее краковского парка
В погожий, солнечный денек
Моя мне повстречалась “парка”,-
То был старик, – ухожен, одинок.
                                1998 г. Дуйсбург. ФРГ.

Я всю жизнь интересовался историей – собирал и читал книги по истории, мемуары… Конечно, в объёмах имевшегося свободного времени. На геофак поступил потому, что на истфак в 1953 году людям с моей «группой крови» поступать «не рекомендовалось», а геология – это тоже история – но история земли.
С переездом в Германию времени стало неизмеримо больше. А книги стали гораздо доступнее. Я с жаром набросился на книги по истории своего народа. И начал, конечно, с Иосифа Флавия. Постепенно передо мной открылся замечательный мир – мир древности. И, конечно, мир Библии. Но вначале, всё-таки, был Иосиф Флавий.
Я знаю, что еврейская традиция достаточно сложно относится к этому человеку. Но я влюбился в него – в мудреца, в патриота, в остроумного собеседника, в конце концов.
Постепенно, вчитываясь в книги Иосифа Флавия, я входил в мир моих древних предков, я начинал различать их взгляды и позиции, их приязни неприязни, понимать мотивы их поступков, я начинал вживаться в их образы.

Я  В  ДИАЛОГЕ

Я в диалоге с духами людей,
Давно покинувших юдоль  земную.
Я помню их, по ним тоскую.
Мне не забыть прошедших дней.
Я в диалоге с прошлым бытием,
Давно прошедшим и уже ушедшим,
С работой, с бытом сумасшедшим,-
Всем тем, что жизнью мы зовем.
Я в диалоге с другом и врагом,
Уже лежащими в могилах.
Я в диалоге, я забыть не в силах, –
Они вокруг меня, они кругом.
Я в диалоге с прошлым. Я всего
Лишь в этом бесконечном диалоге.
Уж много сказано, но не избыть тревоги,
Что не успею завершить его.
                                    1998 г. Дуйсбург. ФРГ.

ДОЛИНА (УЩЕЛЬЕ) ОБЩИН

Я брожу по этому ущелью
И не знаю – вечность или час.
Никого, лишь надписи и щели
Страшной тенью окружают нас.
Вот местечко, где родилась мама,
Вот местечко –  родина отца.
Нет местечек, – только кровь и ямы.
Ужас без начала и конца.
Я бреду по этому ущелью.
Скорбный путь. И нет ему конца.
Шесть миллионов в этой страшной щели.
И  Бетон. И не укрыть лица.
                                        1999 г. Дуйсбург

Библия всё сильнее входила в мою душу. Первоначально это был интерес, в основном, к истории моего народа, к его культуре, его обычаям. По мере внедрения во всё это появилась потребность рассказать об этом людям. Так появилось несколько циклов лекций: «Краткие истории из еврейской истории», «Библейская поэзия», «Женщины Танаха», «Иудейские праздники», «Еврейская мудрость» «Загадки библейской истории», «евреи в России и Российской империи», «Краткие очерки истории сионизма»…
Подготовка к лекциям заставляла входить в мир библейских героев. И вдруг случилось чудо: мои герои сами стали «посещать» меня – сами стали рассказывать о своём времени и о себе. Так появился ряд монологов «библейских героев», «библейских пророков», «героинь Танаха».
Замечательный немецкий славист, бывший директор Института славистики Кёльнского университета, профессор Вольфганг Казак, человек глубоко верующий, ознакомившись с первыми «монологами» моих героев, сказал: «Это Ваш путь к Богу».
Я не знаю. До сих пор не знаю. Знаю только, что с некоторых пор околобиблейская тематика стала составной, может быть, даже главной частью моего стихотворчества (см.  сайты «Заметок по еврейской истории» и «Поэтическая Библия» , а также Интернет-антологию поэтического перевода «Созвучие» ).
Когда-то замечательная и, к сожалению, уже ушедшая от нас поэтесса Ольга Юрьевна Бешенковская написала: «Давид Иосифович Гарбар читает русскую Библию глазами страдающей еврейской души».

«НУ, А ПОКА…»

Я расплескать боюсь любви вино,
Хотя оно на  донышке  бокала.
Но до тех пор, пока не перестала
Струиться жизнь, – мне дорого оно.

Я дружбы расплескать боюсь вино.
Его все меньше и оно все гуще…
И потому все пуще я и пуще
Дрожу над ним – мне дорого оно.

Я смерти не боюсь. Пока…
Возможно, потому, что жизнь не перестала
Меня одаривать: из этих двух бокалов
Я пью. И этим жив. И пьян. Пока…

Я смерти не боюсь. Пока…
Боюсь разбитого бокала…
Боюсь прокисшего вина…
Боюсь, чтобы судьба устала
Мне наливать… Ну, а пока…
                           Дуйсбург. 9. 07. 2003г.

Но главными оставались, конечно, околотанахические стихи. Появилась целая «Поэма Исхода» – «Моя пасхальная Агада» (поэма публиковалась и на названных сайтах, и в русской и русскоязычной периодике Германии и Израиля).
А душа всякий раз возвращается к известной теме Холокоста.

МОЛИТВА
«Когда грохочут пушки,
музы молчат»

Грохочут пушки! Не могу молчать!
Кричу от ужаса и боли:
Доколе, Г-споди! Доколе!
Отверзни уст Твоих печать!

Доколе на детей – детей Твоих
Враг будет сыпать бомбы и проклятья!
Скажи, доколе нашим братьям
К Тебе взывать? Иль Ты не слышишь их?!

О, Г-споди, в сей трудный час,
Когда враги кругом и призрачны надежды,
Неужто отвернёшься, смежишь вежды?
Неужто не увидишь нас?!

Ты посмотри, страна в огне, в дыму:
В погибельном огне и города, и веси!
Мой Б-г, взгляни из Поднебесья
И помоги народу Своему!

Тобой народу моему Судьба
Дарована. Ты начертал нам Путь.
Так помоги не дрогнуть, не свернуть,
И поддержи, коль этот Путь – Борьба!

Грохочут пушки! Смерть! Кругом враги!
Кричу от ужаса и боли:
Доколе, Г-споди! Доколе!
Народ Твой гибнет! Помоги!

Дуйсбург, г.
(8-9 ава* 5766 г.;
22-23 день «Второй ливанской войны»)

*
День 9 Ава – самый печальный день в еврейской истории:
В этот день вавилоняне разрушили Первый Храм (586 г. до н. э.).
В этот день римляне сожгли Второй Храм (70 г. н. э.).
В этот день в 1290 г. евреи Англии были изгнаны из страны.
В этот день 9 ава 1492 г.произошла великая катастрофа средневекового еврейства – изгнание  евреев из Испании.
В период Катастрофы (Холокоста) в этот день фашисты устраивали массовые убийства евреев.
По традиции в ЭТОТ  ДЕНЬ евреи читают «Книгу Эйха» («Плач Ирмеягу» – «Плач Иеремии»).
Но по той же традиции в ЭТОТ  ДЕНЬ должен родиться  МАШИАХ..

Ну, и конечно, воспоминания, размышления… о возрасте, о прошлом, о друзьях, о жизни и …

«СТАРИК ПОЁТ О «БЕРЕГЕ ИНОМ»…

Старик поёт о «береге ином»:
Слова воспоминанья навевают.
О «мелях», «перекатах» забывая…
Поёт о «береге ином», о нём, о нём…

Старик поёт о «береге ином»:
Заезжены слова, мелодия устала…
О, Господи, смотри, что с нами стало!
Тот берег не найти и днём с огнём.

Старик поёт о «береге ином»:
Перебирает в мыслях имена и даты
О, память, – ну куда ты, ну куда ты!
И что тот берег, что нам в нём?!

Старик поёт о «береге ином»…
                              Дуйсбург. – г.