Ирина РАТУШИНСКАЯ. «Я вернусь в Одессу…»

Сентябри мои за морями.

Мы не станем друг другу сниться.

Город с низкими фонарями,

Задевающими за ресницы,

Ты, растящий своих паяцев

Там, где время — стена немая,

Ты, умеющий так смеяться,

Как другие хлеба ломают, —

Я желаю тебе — погоды!

Улыбнись.

Я сдержу дыханье.

Посмотри — я твоей породы.

Я не порчу плачем прощанье.

 

1979, Одесса

* * *

 

А мы остаёмся —

На клетках чудовищных шахмат —

Мы все арестанты.

Наш кофе

Сожжёнными письмами пахнет

И вскрытыми письмами пахнут

Почтамты.

Оглохли кварталы —

И некому крикнуть: «Не надо!»

И лики лепные

Закрыли глаза на фасадах.

И каждую ночь

Улетают из города птицы,

И слепо

Засвечены наши рассветы.

Постойте!

Быть может — нам всё это снится?

Но утром выходят газеты.

 

1978, Одесса

 

* * *

 

Не исполнены наши сроки,
Не доказаны наши души,
А когда улетают птицы,
Нам не стыдно за наши песни.
Мы бредём сквозь безумный город
В некрасивых одеждах века,
И ломают сухие лапки
Наши маленькие печали.
Безопасные очевидцы 
Мы не стоим выстрела в спину,
Мы беззвучно уходим сами,
Погасив за собою свечи.
Как мы любим гадать, что будет
После наших немых уходов!
Может, будут иные ночи 
И никто не заметит ветра?
Может, будет холодным лето 
И поэтов наших забудут?
И не сбудутся наши слёзы,
И развеются наши лица,
И не вспомнятся наши губы 
Не умевшие поцелуя?
Неудачные дети века,
Мы уходим    с одним желаньем 
Чтобы кто-нибудь наши письма
Сжёг из жалости, не читая.
Как мы бережно гасим свечи 
Чтоб не капнуть воском на скатерть!

 

1978, Одесса

 

* * *

 

Мимо идущий, не пей в этом городе воду —

Насмерть полюбишь за соль

С привкусом лета!

Не приклони головы — остановятся годы.

Ты не прошёл по Тропе.

Помни об этом.

В добрых домах не забудь цели,

Не уступи мостовых

Пыльное счастье…

Слышишь, как тихо? Но ангелы улетели.

Сердце твоё да свершится вне их власти.

Женской руки не целуй в человеческой гуще:

Бойся запомнить апрель —

Запах перчаток!

Знаком Тропы да пребудет твой лоб опечатан,

Гордыми губы да будут твои,

Мимо идущий!

Не возлюби.

 

1980, Одесса

 

* * *

 

Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях,

И торговку черешнями в шляпке немыслимых роз,

И кофейню с железным ангелом на дверях —

Где я видела?

Безнадёжный вопрос.

Я не помню даты, врезанной во фронтон,

Я не слышу города, что грустит по моим шагам.

Мне пора идти,

Оставляя всё на потом —

На бессонницу через сотню лет —

Плач по тем берегам,

Что когда-то стыли вечером; сохла соль,

А волна целовала руку и умерла.

Все дорожки к месяцу отливали в смоль,

А одна уводила вверх, и была бела.

А вослед звенели окнами допоздна,

Но уже голоса кузнечиков и детей

Становились меньше,

И капала тишина.

Только плакал старый трамвайчик между путей.

.

* * *

 

                                                    Юрию Галицкому

 

Сквозь последний трамвай протолкаюсь 
Во славу ничью,
И последнего герба медяшка уже отдана,
И последнюю очередь номером отстою 
И не буду знать, что это она.

И забуду, а это значит  – прощу,
А потом для мальчика о циклопьей стране
В старой книжке с кириллицей отыщу
Непутёвую сказку   и сын не поверит мне.

Онемел мой апрель под наркозом последних дел.
Тяжело вздохнуть   и выдохнуть тяжело.
Но с грифончиком, что невесть откуда
к нам залетел,
Я зайду попрощаться, поглажу ему крыло.

 

1980 Киев

 

* * *

Всё мне чудится город, в котором никто не живёт,
Где мизинчики трав
растолкали порядок бетона,
И в обломках костёла ещё молодая Мадонна,
Как русалка над туфелькой,
всё Благовещенья ждёт.
Не сегодня так завтра: ведь лето уже навсегда,
И деревьям детей не терять,
и не стыть по одежде.
Торжествуют стрекозы,
заржавела в рельсах вода,
Проступают светила, которых не видели прежде.
И ни школьным звонком не урвать,
Ни смести декабрём:
Волчий вечер да полдень полыни 
Утешься, Мадонна!
От былья до зверья 
Мы никто никогда не умрём.
Мы пребудем с тобой.
Этот город   уже вне закона.

 

1981 Киев

 

* * *

 

Этот вечер для долгой прогулки.
Серый час, как домашняя кошка,
Тёплой тенью скользит у колена,
А подъезды печальны и гулки.
Ты надень свою старую куртку.
Мы набьём леденцами карманы
И пойдём, куда хочется сердцу,
Безо всякого дельного плана.
По заросшим ромашкой кварталам,
Где трамвай уже больше не ходит,
Где открытые низкие окна,
Но старушек в них прежних не стало.
Так мы выйдем к знакомому дому,
И увидим на спущенной шторе
Тень хозяина, и улыбнёмся:
Кто сегодня в гостях, с кем он спорит?
Мы замедлим шаги: не зайти ли?
Но заманят нас сумерки дальше,
Уведут, как детишек цыгане,
Как уже много раз уводили.
И тогда, заблудившись, как дети,
В незнакомом обоим предместье,
Вдруг очнёмся: мы живы и вместе!
И вернёмся домой на рассвете.

 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

 

* * *

 

Ах, южане   лжецы и поэты!
Ах, горячие головы   смоль!
Сквозь печаль византийского лета
Проступает приморская соль.
В самой лютой Сибири узнаю:
По гордыне    что слёзы грешны,
По ресницам    что темень сквозная,
По рукам   что крыла не нужны.

 

* * *

 

Не надо просить о помощи.
Мир этот создан
мастерски.
Что будет 
Зачем загадывать,
А горечь уже прошла.
Пойду отражаться
полночью
В пустых зеркалах
парикмахерских
И многократно гаснуть
С другой стороны стекла.
На грани воды
и месяца
Остановлю мгновение:
Шагну,
запрокинув голову,
Ладонью скользну в пустоту.
И стану случайным отблеском,
Мелькнувшим обманом
зрения,
Как отражение девочки,
Которой нет
на мосту.

 

1973, Одесса

 

* * *

 

Я вернусь в Одессу, вернусь —

Я знаю, когда.

Я знаю, как это будет: вечер и плеск.

Как легко выходить из моря,

Когда вода

Тёплым камешком шевелит,

Как легко выходить без

Ложной памяти —

Стоит ли плакать, вот и домой.

Вот эти две скалы — их никто не взрывал.

Стоит ли так бежать —

Бог с тобой!

Всё хорошо — дыши — здесь перевал.

Здесь уже не достанут —

Дыши —

Помнишь траву?

Красная пыль обрыва. Вечер и плеск.

Здесь вода ничего не весит.

Но я живу.

Вот и тропинка вверх.

Как легко выходить здесь.

 

 

 

 

 

 

Сентябри мои за морями.

Мы не станем друг другу сниться.

Город с низкими фонарями,

Задевающими за ресницы,

Ты, растящий своих паяцев

Там, где время — стена немая,

Ты, умеющий так смеяться,

Как другие хлеба ломают, —

Я желаю тебе — погоды!

Улыбнись.

Я сдержу дыханье.

Посмотри — я твоей породы.

Я не порчу плачем прощанье.

 

1979, Одесса

* * *

 

А мы остаёмся —

На клетках чудовищных шахмат —

Мы все арестанты.

Наш кофе

Сожжёнными письмами пахнет

И вскрытыми письмами пахнут

Почтамты.

Оглохли кварталы —

И некому крикнуть: «Не надо!»

И лики лепные

Закрыли глаза на фасадах.

И каждую ночь

Улетают из города птицы,

И слепо

Засвечены наши рассветы.

Постойте!

Быть может — нам всё это снится?

Но утром выходят газеты.

 

1978, Одесса

 

* * *

 

Не исполнены наши сроки,
Не доказаны наши души,
А когда улетают птицы,
Нам не стыдно за наши песни.
Мы бредём сквозь безумный город
В некрасивых одеждах века,
И ломают сухие лапки
Наши маленькие печали.
Безопасные очевидцы 
Мы не стоим выстрела в спину,
Мы беззвучно уходим сами,
Погасив за собою свечи.
Как мы любим гадать, что будет
После наших немых уходов!
Может, будут иные ночи 
И никто не заметит ветра?
Может, будет холодным лето 
И поэтов наших забудут?
И не сбудутся наши слёзы,
И развеются наши лица,
И не вспомнятся наши губы 
Не умевшие поцелуя?
Неудачные дети века,
Мы уходим    с одним желаньем 
Чтобы кто-нибудь наши письма
Сжёг из жалости, не читая.
Как мы бережно гасим свечи 
Чтоб не капнуть воском на скатерть!

 

1978, Одесса

 

* * *

 

Мимо идущий, не пей в этом городе воду —

Насмерть полюбишь за соль

С привкусом лета!

Не приклони головы — остановятся годы.

Ты не прошёл по Тропе.

Помни об этом.

В добрых домах не забудь цели,

Не уступи мостовых

Пыльное счастье…

Слышишь, как тихо? Но ангелы улетели.

Сердце твоё да свершится вне их власти.

Женской руки не целуй в человеческой гуще:

Бойся запомнить апрель —

Запах перчаток!

Знаком Тропы да пребудет твой лоб опечатан,

Гордыми губы да будут твои,

Мимо идущий!

Не возлюби.

 

1980, Одесса

 

* * *

 

Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях,

И торговку черешнями в шляпке немыслимых роз,

И кофейню с железным ангелом на дверях —

Где я видела?

Безнадёжный вопрос.

Я не помню даты, врезанной во фронтон,

Я не слышу города, что грустит по моим шагам.

Мне пора идти,

Оставляя всё на потом —

На бессонницу через сотню лет —

Плач по тем берегам,

Что когда-то стыли вечером; сохла соль,

А волна целовала руку и умерла.

Все дорожки к месяцу отливали в смоль,

А одна уводила вверх, и была бела.

А вослед звенели окнами допоздна,

Но уже голоса кузнечиков и детей

Становились меньше,

И капала тишина.

Только плакал старый трамвайчик между путей.

.

* * *

 

                                                    Юрию Галицкому

 

Сквозь последний трамвай протолкаюсь 
Во славу ничью,
И последнего герба медяшка уже отдана,
И последнюю очередь номером отстою 
И не буду знать, что это она.

И забуду, а это значит  – прощу,
А потом для мальчика о циклопьей стране
В старой книжке с кириллицей отыщу
Непутёвую сказку   и сын не поверит мне.

Онемел мой апрель под наркозом последних дел.
Тяжело вздохнуть   и выдохнуть тяжело.
Но с грифончиком, что невесть откуда
к нам залетел,
Я зайду попрощаться, поглажу ему крыло.

 

1980 Киев

 

* * *

Всё мне чудится город, в котором никто не живёт,
Где мизинчики трав
растолкали порядок бетона,
И в обломках костёла ещё молодая Мадонна,
Как русалка над туфелькой,
всё Благовещенья ждёт.
Не сегодня так завтра: ведь лето уже навсегда,
И деревьям детей не терять,
и не стыть по одежде.
Торжествуют стрекозы,
заржавела в рельсах вода,
Проступают светила, которых не видели прежде.
И ни школьным звонком не урвать,
Ни смести декабрём:
Волчий вечер да полдень полыни 
Утешься, Мадонна!
От былья до зверья 
Мы никто никогда не умрём.
Мы пребудем с тобой.
Этот город   уже вне закона.

 

1981 Киев

 

* * *

 

Этот вечер для долгой прогулки.
Серый час, как домашняя кошка,
Тёплой тенью скользит у колена,
А подъезды печальны и гулки.
Ты надень свою старую куртку.
Мы набьём леденцами карманы
И пойдём, куда хочется сердцу,
Безо всякого дельного плана.
По заросшим ромашкой кварталам,
Где трамвай уже больше не ходит,
Где открытые низкие окна,
Но старушек в них прежних не стало.
Так мы выйдем к знакомому дому,
И увидим на спущенной шторе
Тень хозяина, и улыбнёмся:
Кто сегодня в гостях, с кем он спорит?
Мы замедлим шаги: не зайти ли?
Но заманят нас сумерки дальше,
Уведут, как детишек цыгане,
Как уже много раз уводили.
И тогда, заблудившись, как дети,
В незнакомом обоим предместье,
Вдруг очнёмся: мы живы и вместе!
И вернёмся домой на рассвете.

 

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

 

* * *

 

Ах, южане   лжецы и поэты!
Ах, горячие головы   смоль!
Сквозь печаль византийского лета
Проступает приморская соль.
В самой лютой Сибири узнаю:
По гордыне    что слёзы грешны,
По ресницам    что темень сквозная,
По рукам   что крыла не нужны.

 

* * *

 

Не надо просить о помощи.
Мир этот создан
мастерски.
Что будет 
Зачем загадывать,
А горечь уже прошла.
Пойду отражаться
полночью
В пустых зеркалах
парикмахерских
И многократно гаснуть
С другой стороны стекла.
На грани воды
и месяца
Остановлю мгновение:
Шагну,
запрокинув голову,
Ладонью скользну в пустоту.
И стану случайным отблеском,
Мелькнувшим обманом
зрения,
Как отражение девочки,
Которой нет
на мосту.

 

1973, Одесса

 

* * *

 

Я вернусь в Одессу, вернусь —

Я знаю, когда.

Я знаю, как это будет: вечер и плеск.

Как легко выходить из моря,

Когда вода

Тёплым камешком шевелит,

Как легко выходить без

Ложной памяти —

Стоит ли плакать, вот и домой.

Вот эти две скалы — их никто не взрывал.

Стоит ли так бежать —

Бог с тобой!

Всё хорошо — дыши — здесь перевал.

Здесь уже не достанут —

Дыши —

Помнишь траву?

Красная пыль обрыва. Вечер и плеск.

Здесь вода ничего не весит.

Но я живу.

Вот и тропинка вверх.

Как легко выходить здесь.