1

Ирина Егорова. Первое стихотворение

Как слово наше отзовётся…»

Ф. Тютчев

Да уж, действительно – как понять и оценить то, что только-только начало проклёвываться в тебе и опасливо пускать первые ростки?

Влюблялась я, конечно, всегда. С тех пор, как помню себя – примерно двухлетней, или около того, я всегда была влюблена. Но совсем уж неудержимые порывы моей женственной сути начали обуревать меня ближе к 13-14 годам, и куда всё это девать – было совершенно непонятно.

Юность моя пришлась на глубоко советский период – на дворе были конец 60-х, начало 70-х. Это те годы, когда «секса в Советском Союзе не было». Помню, когда на экраны вышел фильм «Миллион лет до нашей эры», где главная героиня разгуливала во вполне умеренном бикини из звериных шкур, то народ толпами ломился в кинотеатры, потому что там показывали ТАКОЕ!!!

 

У меня душа — страстная,

У меня шаги — быстрые,

У меня ладонь — ясная,

У меня глаза — чистые.

Я люблю ходить голая,

У меня спина смуглая,

У меня длинны голени,

В волосах — волна круглая.

Я ведьма, богиня, чертовка, русалка,

И мне ни единой души

Не жалко, не жалко, не жалко, не жалко.

Глаза мои так хороши!

И волосы вьются, как флаги на мачте,

И пальцы тонки у руки.

Любите, желайте, стенайте и плачьте,

Смотрите, как ноги легки!

Как ноги легки, и длинны, и проворны,

Как стройные бёдра круты…

И это из сердца не выдернешь с корнем

Ни ты, и ни ты, и ни ты!

Ничего себе заявочки!

Я шла по весенней Одессе своей стремительной пружинящей походкой, вдыхая коктейль ароматов из цветущей акации, моря, солнца и ещё чего-то, не поддающегося описанию. Слова то ли врывались в меня, то ли вырывались откуда-то из неведомых глубин – трудно было понять, но они не давали мне покоя, пока не находили единственно возможного места в строке, а потом врезались в память и выныривали оттуда ещё, и ещё, и ещё…

а́я, слушавшей раскрыв рот разговоры, споры и поэтические чтения старших? Что, вот так прямо и бухнуть вдруг после прозвучавших стихов, скажем, Бродского – мол, «Я люблю ходить голая!» и вообще – «Любите, желайте, стенайте и плачьте»! Или прочитать это дома маме с бабушкой?!. Да, тоже как-то не очень… Или папе?.. Но он всегда был для меня на такой недосягаемой высоте, что меня в его присутствии и без того одолевал панический страх, до полного онемения и оцепенения.

как только я допускала для себя хоть на секунду обнародование своих непрошеных образов, тут же в моём сознании всё самое дорогое и незыблемое начинало взрываться, рушиться и безвозвратно рассыпаться в прах.  

Прошло немало лет, в которые я направляла свою рвущуюся напролом творческую энергию совсем другими каналами – закончила ГИТИС, стала актрисой, попутно заталкивая свои литературные позывы всё глубже и глубже.

Но заткнуть вулкан – дело, как выяснилось, практически невыполнимое. И после того, как брак мой всё-таки распался, я рискнула показать свои стихи парочке ближайших подруг, чтобы понять, можно ли вообще читать их кому-либо ещё, кроме меня. Реакция была примерно одинаковой: время от времени на меня поднималось пылающее лицо: «Не знаю, можно ли это кому-то читать… но мне ОЧЕНЬ нравится».

Потом одна из подруг, Света Шульга, подбила меня выступить на поэтическом конкурсе. Готовясь к выступлению я, как-то вся сжавшись от страха, советовалась с нею по телефону, что из стихов выбрать. И вдруг получила от неё отповедь резкую, как удар кнута: «Ира! Ну что ты мямлишь? Ты же актриса! Разве можно так читать ТАКИЕ стихи?!!» Меня как будто по щекам отхлестали. Я опешила, вскинулась, потом подумала и решила: Эх, будь что будет, выйду один раз, прочту так, как чувствую, проверю на живых людях. А дальше, даже если меня заклюют, заплюют, и я больше никогда никому не буду ничего читать, то хотя бы раз сделаю это на всю катушку.

Вот тогда-то, выбирая, с чего бы начать предстоящий бой, я и вспомнила те, самые первые свои стихи – они как-то сами внезапно всплыли в памяти, поскольку были чрезвычайно уместны для начала творческой атаки. Тогда же (спустя около 25 лет после создания) я и записала их впервые на бумагу своим корявым размашистым почерком и даже присвоила имя «Песенка молодой ведьмы».

Конкурс проходил в душном зале, до отказа набитом поэтами. Все мирно дремали, в ожидании своей очереди покорять жюри. Каждый выходил и долго читал по бумажке свои тексты заунывным голосом в монотонном ритме. Мой черёд наступил ближе к концу, когда все были уже изрядно измотаны происходящим.

Дождавшись наконец своего звёздного часа, я распрямилась, как сильно сжатая пружина, и вышла на середину, чтобы бросить вызов и начать турнир. Мои первые стихи, так долго томившиеся в темнице сознания, полетели в зал стрелами, сорвавшимися из тугой тетивы. Глаза зрителей сначала широко раскрылись, потом округлились, потом тела подались несколько вперёд. Дальше я стала читать им то, другое моё, совсем уж сокровенное и неприкрытое, отчего щеки их начали полыхать, а раскрытые рты стали жадно хватать воздух. В конце выступления судьи объявили, что не могут понять, какие цифры поднимать, и им требуется 10 минут на релаксацию. Был объявлен перерыв. Я вышла из зала, за мной хлынула вся толпа. Все облепили меня и стали спрашивать – кто я, откуда, где можно почитать мои стихи. Потом посыпались приглашения в разные писательские общества и тусовки…

Я стояла ошарашенная и думала: Ничего себе! И что же я столько лет всё это таила, скрывала и прятала?.. Зачем?!!!

Так мой поэтический Джинн наконец-то вырвался на свободу из «этической» бутылки, просидев там немногим больше четверти века. А дальше всё покатилось неудержимо – многочисленные выступления, публикация в антологии эротической поэзии (лучшие поэты всех времён и народов от Гомера до наших дней), приём в разные писательские союзы как «зрелого автора», требование немедленно издать свою книжку, в которой на первом месте красовалась та самая «Песенка молодой ведьмы».

 

За душой моей пламенной –

Как кометы хвост – искрами.

Даже сердце гор каменных

Крошится от глаз выстрелов.

Я любовью землю мощу.

Небо для меня – дом родной.

Только в ком любовь умещу?

 

И когда я позвонила Валерии, чтобы их продиктовать, она обрадовалась, что именно столько и так ей нужно было по музыке, которую она сочинила за то же время, пока я ехала.

CD альбом Валерии Бесединой, где среди песен на стихи Ахматовой, Цветаевой и современных авторов, прозвучит и моя «Песенка молодой ведьмы».

Йоркского DavidzonRadioКак слово наше отзовётся…»

Ф. Тютчев

Да уж, действительно – как понять и оценить то, что только-только начало проклёвываться в тебе и опасливо пускать первые ростки?

Влюблялась я, конечно, всегда. С тех пор, как помню себя – примерно двухлетней, или около того, я всегда была влюблена. Но совсем уж неудержимые порывы моей женственной сути начали обуревать меня ближе к 13-14 годам, и куда всё это девать – было совершенно непонятно.

Юность моя пришлась на глубоко советский период – на дворе были конец 60-х, начало 70-х. Это те годы, когда «секса в Советском Союзе не было». Помню, когда на экраны вышел фильм «Миллион лет до нашей эры», где главная героиня разгуливала во вполне умеренном бикини из звериных шкур, то народ толпами ломился в кинотеатры, потому что там показывали ТАКОЕ!!!

 

У меня душа — страстная,

У меня шаги — быстрые,

У меня ладонь — ясная,

У меня глаза — чистые.

Я люблю ходить голая,

У меня спина смуглая,

У меня длинны голени,

В волосах — волна круглая.

Я ведьма, богиня, чертовка, русалка,

И мне ни единой души

Не жалко, не жалко, не жалко, не жалко.

Глаза мои так хороши!

И волосы вьются, как флаги на мачте,

И пальцы тонки у руки.

Любите, желайте, стенайте и плачьте,

Смотрите, как ноги легки!

Как ноги легки, и длинны, и проворны,

Как стройные бёдра круты…

И это из сердца не выдернешь с корнем

Ни ты, и ни ты, и ни ты!

Ничего себе заявочки!

Я шла по весенней Одессе своей стремительной пружинящей походкой, вдыхая коктейль ароматов из цветущей акации, моря, солнца и ещё чего-то, не поддающегося описанию. Слова то ли врывались в меня, то ли вырывались откуда-то из неведомых глубин – трудно было понять, но они не давали мне покоя, пока не находили единственно возможного места в строке, а потом врезались в память и выныривали оттуда ещё, и ещё, и ещё…

а́я, слушавшей раскрыв рот разговоры, споры и поэтические чтения старших? Что, вот так прямо и бухнуть вдруг после прозвучавших стихов, скажем, Бродского – мол, «Я люблю ходить голая!» и вообще – «Любите, желайте, стенайте и плачьте»! Или прочитать это дома маме с бабушкой?!. Да, тоже как-то не очень… Или папе?.. Но он всегда был для меня на такой недосягаемой высоте, что меня в его присутствии и без того одолевал панический страх, до полного онемения и оцепенения.

как только я допускала для себя хоть на секунду обнародование своих непрошеных образов, тут же в моём сознании всё самое дорогое и незыблемое начинало взрываться, рушиться и безвозвратно рассыпаться в прах.  

Прошло немало лет, в которые я направляла свою рвущуюся напролом творческую энергию совсем другими каналами – закончила ГИТИС, стала актрисой, попутно заталкивая свои литературные позывы всё глубже и глубже.

Но заткнуть вулкан – дело, как выяснилось, практически невыполнимое. И после того, как брак мой всё-таки распался, я рискнула показать свои стихи парочке ближайших подруг, чтобы понять, можно ли вообще читать их кому-либо ещё, кроме меня. Реакция была примерно одинаковой: время от времени на меня поднималось пылающее лицо: «Не знаю, можно ли это кому-то читать… но мне ОЧЕНЬ нравится».

Потом одна из подруг, Света Шульга, подбила меня выступить на поэтическом конкурсе. Готовясь к выступлению я, как-то вся сжавшись от страха, советовалась с нею по телефону, что из стихов выбрать. И вдруг получила от неё отповедь резкую, как удар кнута: «Ира! Ну что ты мямлишь? Ты же актриса! Разве можно так читать ТАКИЕ стихи?!!» Меня как будто по щекам отхлестали. Я опешила, вскинулась, потом подумала и решила: Эх, будь что будет, выйду один раз, прочту так, как чувствую, проверю на живых людях. А дальше, даже если меня заклюют, заплюют, и я больше никогда никому не буду ничего читать, то хотя бы раз сделаю это на всю катушку.

Вот тогда-то, выбирая, с чего бы начать предстоящий бой, я и вспомнила те, самые первые свои стихи – они как-то сами внезапно всплыли в памяти, поскольку были чрезвычайно уместны для начала творческой атаки. Тогда же (спустя около 25 лет после создания) я и записала их впервые на бумагу своим корявым размашистым почерком и даже присвоила имя «Песенка молодой ведьмы».

Конкурс проходил в душном зале, до отказа набитом поэтами. Все мирно дремали, в ожидании своей очереди покорять жюри. Каждый выходил и долго читал по бумажке свои тексты заунывным голосом в монотонном ритме. Мой черёд наступил ближе к концу, когда все были уже изрядно измотаны происходящим.

Дождавшись наконец своего звёздного часа, я распрямилась, как сильно сжатая пружина, и вышла на середину, чтобы бросить вызов и начать турнир. Мои первые стихи, так долго томившиеся в темнице сознания, полетели в зал стрелами, сорвавшимися из тугой тетивы. Глаза зрителей сначала широко раскрылись, потом округлились, потом тела подались несколько вперёд. Дальше я стала читать им то, другое моё, совсем уж сокровенное и неприкрытое, отчего щеки их начали полыхать, а раскрытые рты стали жадно хватать воздух. В конце выступления судьи объявили, что не могут понять, какие цифры поднимать, и им требуется 10 минут на релаксацию. Был объявлен перерыв. Я вышла из зала, за мной хлынула вся толпа. Все облепили меня и стали спрашивать – кто я, откуда, где можно почитать мои стихи. Потом посыпались приглашения в разные писательские общества и тусовки…

Я стояла ошарашенная и думала: Ничего себе! И что же я столько лет всё это таила, скрывала и прятала?.. Зачем?!!!

Так мой поэтический Джинн наконец-то вырвался на свободу из «этической» бутылки, просидев там немногим больше четверти века. А дальше всё покатилось неудержимо – многочисленные выступления, публикация в антологии эротической поэзии (лучшие поэты всех времён и народов от Гомера до наших дней), приём в разные писательские союзы как «зрелого автора», требование немедленно издать свою книжку, в которой на первом месте красовалась та самая «Песенка молодой ведьмы».

 

За душой моей пламенной –

Как кометы хвост – искрами.

Даже сердце гор каменных

Крошится от глаз выстрелов.

Я любовью землю мощу.

Небо для меня – дом родной.

Только в ком любовь умещу?

 

И когда я позвонила Валерии, чтобы их продиктовать, она обрадовалась, что именно столько и так ей нужно было по музыке, которую она сочинила за то же время, пока я ехала.

CD альбом Валерии Бесединой, где среди песен на стихи Ахматовой, Цветаевой и современных авторов, прозвучит и моя «Песенка молодой ведьмы».

Йоркского DavidzonRadio