Александр НОСКОВ. «Есть в странных механизмах тайна…»

Поздняя осень

На прекрасный пример бескорыстья
Поглядеть по тропинке иду –
Золотые шикарные листья
В поселковом холодном пруду.

Глуповатые мысли о смерти
Осень тут же дает мне взаймы.
В тихом омуте мокрые черти
Ожидают прихода зимы…

                       

Про больницу. Новый год

Как хорошо-то после перевязки…
У батареи – будто у костра.
И белый цвет бинтов из зимней сказки,
И елкой пахнет Света-медсестра.

Наш доктор в чистом, праздничном халате
Поздравит нас, пока не напились.
В конце попросит не курить в палате
И меньше ржать. Чтоб швы не разошлись…

 

Зимняя теория механизмов и машин

Вот москвичи бегут  не глядя
По сторонам. И пусть спешат!
А ты стоишь – не взрослый дядя
А прям какой-то детский сад…

Есть в странных механизмах тайна,
Что на морозе битый час
Снегоуборочным комбайном
Заставит любоваться вас.

 

Весенний праздник 1987

Полуподвал (какое слово!),
где у обшарпанной стены
два ящика из овощного
газетами застелены…

В эмалированную кружку
сто грамм… – а лихо я пролез
без очереди за чекушкой!
ну, всё… Воистину воскрес…

                                  

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Возвращаться из космоса страшно
На безлюдный пустой космодром,
Где трибуна стоит не покрашена,
Лишь дежурным сигнальным костром
Освещенный старик в телогрейке
Потихоньку навстречу идет.
Из-за севшей почти батарейки
Мало света фонарик дает…
Экипаж достает сигареты
Чтобы дать старику закурить.
Из обрывка какой-то газеты
Понимают что нехрен спешить…
Их не ждут. Их почти что забыли.
Только ветхий безумный старик
Отряхнет от космической пыли
Командиру его воротник.
Будут возле буржуйки тесниться –
Что не греет – топи не топи.
И привычно заплачет волчица
в бесприютной казахской степи…

 

Я ДОГАДАЛСЯ. ВОЛШЕБСТВО СТАРОГО ПЬЯНИЦЫ

С платформы спрыгнул на пути,
собак стащил за шкирку следом.
минут пятнадцать нам идти…
здороваемся с пьяным дедом,
который видимо давно
дал клятву станционной будке –
сидеть при ней и пить вино
всю жизнь. И только в промежутке
с полуночи до трех утра
в последний понедельник мая
ему: “Пора, мой друг, пора…” –
вдруг голос слышится… Хромая,
он медленно бежит туда
где ждет его стальная бочка,
в которой чистая вода
вином становится. И точка.

 

 

Поздняя осень

На прекрасный пример бескорыстья
Поглядеть по тропинке иду –
Золотые шикарные листья
В поселковом холодном пруду.

Глуповатые мысли о смерти
Осень тут же дает мне взаймы.
В тихом омуте мокрые черти
Ожидают прихода зимы…

                       

Про больницу. Новый год

Как хорошо-то после перевязки…
У батареи – будто у костра.
И белый цвет бинтов из зимней сказки,
И елкой пахнет Света-медсестра.

Наш доктор в чистом, праздничном халате
Поздравит нас, пока не напились.
В конце попросит не курить в палате
И меньше ржать. Чтоб швы не разошлись…

 

Зимняя теория механизмов и машин

Вот москвичи бегут  не глядя
По сторонам. И пусть спешат!
А ты стоишь – не взрослый дядя
А прям какой-то детский сад…

Есть в странных механизмах тайна,
Что на морозе битый час
Снегоуборочным комбайном
Заставит любоваться вас.

 

Весенний праздник 1987

Полуподвал (какое слово!),
где у обшарпанной стены
два ящика из овощного
газетами застелены…

В эмалированную кружку
сто грамм… – а лихо я пролез
без очереди за чекушкой!
ну, всё… Воистину воскрес…

                                  

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Возвращаться из космоса страшно
На безлюдный пустой космодром,
Где трибуна стоит не покрашена,
Лишь дежурным сигнальным костром
Освещенный старик в телогрейке
Потихоньку навстречу идет.
Из-за севшей почти батарейки
Мало света фонарик дает…
Экипаж достает сигареты
Чтобы дать старику закурить.
Из обрывка какой-то газеты
Понимают что нехрен спешить…
Их не ждут. Их почти что забыли.
Только ветхий безумный старик
Отряхнет от космической пыли
Командиру его воротник.
Будут возле буржуйки тесниться –
Что не греет – топи не топи.
И привычно заплачет волчица
в бесприютной казахской степи…

 

Я ДОГАДАЛСЯ. ВОЛШЕБСТВО СТАРОГО ПЬЯНИЦЫ

С платформы спрыгнул на пути,
собак стащил за шкирку следом.
минут пятнадцать нам идти…
здороваемся с пьяным дедом,
который видимо давно
дал клятву станционной будке –
сидеть при ней и пить вино
всю жизнь. И только в промежутке
с полуночи до трех утра
в последний понедельник мая
ему: “Пора, мой друг, пора…” –
вдруг голос слышится… Хромая,
он медленно бежит туда
где ждет его стальная бочка,
в которой чистая вода
вином становится. И точка.