Евгений Голубовский. Что мерещится под запах акации

               Уильям Фолкнер создал округ Йокнапатопа, Александр Грин вымечтал Зурбаган, Александр Пушкин придумал Одессу.

 

Вдохнул в свое произведение и свою африканскую страсть, и галльский смысл, и аглицкий дендизм… А какими замечательными людьми населил город! Для них  Онегин, Ленский, Моцарт и Сальери не менее реальны, чем Дерибас, Ришелье и Ланжерон.

Но ведь не может город быть без поэта. И Пушкин нам дарует поэта:

 

Одессу звучными стихами

Наш друг Туманский описал…

 

Читали ли вы стихи «нашего друга Туманского»? Все, что осталось от него в памяти – эти две строки Пушкина да его отклик на «одесскую главу Евгения Онегина», которую он, естественно, назвал «грамотой на бессмертие для нашего города».

 

Здесь, у берега моря Эвксинского, где мало было питьевой воды, и много ветров высадить дерево было не просто. Хорошо принималась белая акация. Как оказалось, Пушкин был не плохим садовником, деревьев не садил, хоть в легендах Одессы ему приписывают и такие подвиги, но он вырастил Город, воспитал его своими стихами. «Прощай, свободная стихия!» – вынужден был сказать.  Но не ушел, остался навсегда в сочиненном им городе.

Пройдет сто лет и Эдуард Багрицкий в стихотворении «Одесса» будет писать не о городе, а о поэте города. И закончит стихи строками, которые последующие почти сто лет повторяют все поэты Одессы:

 

Но я благоговейно поднимаю

Уроненный тобою пистолет.

 

Эта преемственность была воздухом Одессы.

 

В 1918 году молодой Юрий Олеша в стихотворении «Пушкин» думал о том же:

 

И здесь, над морем ли, за кофе ль,

Мне грек считает янтари,

Все  чудится арапский профиль

На фоне розовой зари.

Когда я в бесконечной муке

Согреть слезами не могу

Твои слабеющие руки

На окровавленном снегу

 

В самые трудные годы сталинщины рядом с одесситами был Пушкин. В Одессу, совсем как в 1823 году, через сто лет, в 1933, сослали друга Александра  Блока поэта Владимира Пяста. И что он писал в Одессе? Правильно – он обратился памятью к Пушкину, в нем нашел поддержку, спасение.

 

Вспоминаю Одессу  семидесятых годов. Как в официальное славословие Пушкина, из которого пытались сделать икону, свежим, пушкинским дуновением ворвалась пьеса-поэма Юрия Дынова «Всего тринадцать месяцев» с ее афористичными, взрывными строками по самым разным поводам нашей (не только  пушкинской) жизни:

 

Ах, саранчовая орава,

Без мысли влезшая в чины!

Кто говорить дает вам право

Со мною от лица страны?

Страны великой из великих,

Хотя б за то, в конце концов,

Что при хранителях безликих

Хранит великое лицо.

 

При хранителях безликих – это диагноз на долгие времена.

 

Я написал, что Пушкин автор нашего города. «И тут, я право, не солгал…» Но я мог бы написать, что воспринимаю Пушкина, как ангела хранителя Одессы. Его уроки свободомыслия были усвоены городом. Иначе он не выстоял бы в 1941, иначе он весь превратился бы в дым в 2014-ом…

 

Но рядом был Пушкин.

 

Помню, какой злостью ответили правильномыслящие на предложение Олега Губаря, писателя, пушкиноведа, создать в центре города еще один памятный знак поэту – Тень Пушкина. Не всем уютно ощущать себя под тенью гения.

 

Но создали. Олег Губарь, поэт Олег Борушко, скульптор Александр Князик.

И вот мы не столько под тенью, сколько под сенью Пушкина.

 

Прежде, чем сел писать это эссе, отправил абсурдную по формулировке записку нескольким одесским современным писателям:

  – Зачем Вам Пушкин?

Первым – в той же иронической тональности ответил Олег Губарь, заканчивающий работу над многолетним трудом – путеводителем по пушкинской Одессе 1823-24 годов:

   – Нам Пушкин строить и жить  помогает!

Если вдуматься, то так оно и есть. Спасибо, Олег Губарь!

 

Остальные ответы более развернуты, лиричны, философичны. Без малейших правок предлагаю это коллективное признание в любви.

 

Елена Андрейчикова

 

Зачем мне Пушкин?

Все равно что у травинки спросить, зачем тебе корни, земля и вода. Как же без Пушкина? Кто я без Пушкина? Даже если об этом не задумываюсь каждый день, где-то в подсознании всегда сидит его имя. Как основа, как опора, как что-то очевидное, но, согласитесь, невероятное.

«О сколько нам открытий чудных…»

И всё. Я однажды ему поверила, с этим и живу.

А вот зачем Пушкину я? Этот вопрос меня больше беспокоит. И очень надеюсь, что ответ есть. Ну, или будет однажды найден.

 

Янина Желток

 

Я называю его А.С., для меня он живой человек.
Когда я прохожу мимо его памятника около музея. я обязательно хватаю А.С. за палец. (Вся эта бронза – только игра).
Если я иду в одесскую оперу, я всегда думаю: “вот! Я иду в оперу как Пушкин”.
Пушкин – это очень приятная данность, друг, который помогает. Гениальный и остроумный. Мне нравится представлять, как он ломает персики в гостинице в Твери. Как поджидает жену, спрятавшись в её карете. Его фиолетовые африканские ногти меня завораживают. В любом своём проявлении он прекрасен.
Люблю прозу А.С. Последний раз читали с сыном ” Барышню-крестьянку”, чудесное произведение. С другим сыном мы ходили на серию лекций, посвященных “Повестям Белкина”. И ещё я знаю, что не всего Пушкина прочла. Он мне нужен, чтобы его читать!
У меня есть книги его писем и книги воспоминаний о нем. Ужасно трогательные. Они насыщают, вызывают у меня слёзы и восторг.
В нескольких, наверное, в трёх, моих рассказах А.С. появляется как персонаж.

 

Жанна Жарова

 

Затем, что я думаю, говорю и пишу по-русски. И среди первых сказок, которые мне в детстве рассказали или прочли мама или бабушка, были наверняка “Сказка о Золотой рыбке” или “Сказка о попе и его работнике Балде”.

Затем, что я точно помню, как в два года, стоя на табуретке,  декламировала “Сказку о царе Салтане” наизусть.

Затем, что я помню – уже позже, когда была подростком, – как мой отец читал наизусть “Паж, или 15-й год”, и я с тех пор наизусть знаю, хоть никогда не заучивала специально, “15 лет мне скоро минет, / дождусь ли радостного дня… ” – и далее по тексту до конца. И другие стихи, которые он любил и читал наизусть, я потом читала – и они запоминались сами… А как он любил “Гаврилиаду”!!! 

Затем, что, когда отцу исполнилось 85, он на своём юбилее – за месяц до смерти! – читал наизусть Пушкина за столом! Вернее, мы читали в два голоса: если он забывал, я ему подсказывала, и наоборот…

И я очень надеюсь, что если доживу до 85, то тоже буду помнить, к примеру, “… говеет Инзов, и намедни / я променял Вольтера бредни / и лиру, грешный дар судьбы, / на часослов, да на обедню, да на сушёные грибы…” (извини – первое, что пришло в голову, – наверное, на фоне нынешних церковных распрей в том числе).

 

Майя Димерли

 

Писала и переписывала, и снова удаляла написанное. Если очень коротко, то без Пушкина, как без важных внешних точек опоры (это и философы, и ученые древности, и духовные учителя, и наши выдающиеся современники, и, в конце концов, произведения искусства и архитектуры), можно оказаться с огромной дырой в душе. Пушкин был когда-то, и это наше большое счастье, везение и удача. Вообще счастье, когда гений хоть на 37 лет заглядывает в наши края (чаще всего богом забытые) и, несмотря на то, что власти пытаются сделать его жизнь невыносимой, находит множество поводов для радости, льнет к счастью, и являет собой пример яркой жизни и реализованного таланта. Можно сказать, что он бы еще написал. Да. Но он так жил, что на момент смерти написал на все 100% отпущенных ему свыше.

Немного глупо, но умнее не придумаю.

 

Людмила Шарга.

 

…Попыталась представить себе и себя без Пушкина.

Без сказок на ночь, их читал мне отец, у мамы были вечные, нескончаемые горы тетрадей, она преподавала русский язык и литературу.

Так вот. Без сказок.

Без “Барышни-крестьянки” и “Станционного смотрителя”, которые знала наизусть, без письма Татьяны к Онегину, без “Пиковой дамы”,

Без потрясения в музее на Мойке,12, у кожаного дивана с тёмным пятном.

Скептики меня не поймут, тем не менее, смертельный холод и боль овладевали мною дважды, когда я приближалась – на позволенное расстояние – к дивану.

Выхолостить всё это, и осталось бы что-то здоровое, серое и ущербное. Румяная серость.

Зачем… Чтобы “нежный вкус родимой речи” не потерять. И себя вместе с ним.

 

 

 

Сергей Рядченко

 

Вопросец, конечно, тот ещё.

Притворимся простодушными.

Пушкин мне затем, чтобы восхищаться, учиться и со-бытийствовать; читать и перечитывать его поэмы и сказки, его чудодейственную прозу; его путевые заметки, наброски и письма, в которых, как во Вселенной, сколько ни борозди, всего не выбороздишь.

А ещё Александр Сергеевич, как-то походя, разъяснил мне, что такое вкус: это чувство соразмерности и сообразности. Внял, применяю, не нарадуюсь.

А не будь у нас романа “Евгений Онегин” с недописанными главами, то, сдаётся мне, что и нас бы не было.

Мне Пушкин затем, чтобы жить и дышать.

 

Мне представляется, что подводить итог этим ответам  нет нужды.

Признания в любви всегда трудно вымолвить.

Для меня Пушкин – урок человеческого достоинства, урок противления злу, урок  жизни вопреки складывающимся обстоятельствам.

Другой поэт, сбрасывавший Пушкина с парохода современности – Владимир Маяковский когда-то написал: «Я б Америку закрыл, слегка почистил, а потом опять  открыл – вторично»

Перефразирую – я б Одессу закрыл, слегка почистил, а потом опять открыл – вторично…

И вернул бы величие пушкинского замысла.

Потому что Пушкин жив. И это не мистика. Пока звучит русская поэзия.

И вновь из Багрицкого. Теперь из стихотворения «Пушкин»:

 

Цветет весна – и Пушкин отомщенный

Все так же сладостно-вольнолюбив.

 

Все правда. За окном – цветет весна. Цветет акация. И Пушкин все так же сладостно- вольнолюбив.

               Уильям Фолкнер создал округ Йокнапатопа, Александр Грин вымечтал Зурбаган, Александр Пушкин придумал Одессу.

 

Вдохнул в свое произведение и свою африканскую страсть, и галльский смысл, и аглицкий дендизм… А какими замечательными людьми населил город! Для них  Онегин, Ленский, Моцарт и Сальери не менее реальны, чем Дерибас, Ришелье и Ланжерон.

Но ведь не может город быть без поэта. И Пушкин нам дарует поэта:

 

Одессу звучными стихами

Наш друг Туманский описал…

 

Читали ли вы стихи «нашего друга Туманского»? Все, что осталось от него в памяти – эти две строки Пушкина да его отклик на «одесскую главу Евгения Онегина», которую он, естественно, назвал «грамотой на бессмертие для нашего города».

 

Здесь, у берега моря Эвксинского, где мало было питьевой воды, и много ветров высадить дерево было не просто. Хорошо принималась белая акация. Как оказалось, Пушкин был не плохим садовником, деревьев не садил, хоть в легендах Одессы ему приписывают и такие подвиги, но он вырастил Город, воспитал его своими стихами. «Прощай, свободная стихия!» – вынужден был сказать.  Но не ушел, остался навсегда в сочиненном им городе.

Пройдет сто лет и Эдуард Багрицкий в стихотворении «Одесса» будет писать не о городе, а о поэте города. И закончит стихи строками, которые последующие почти сто лет повторяют все поэты Одессы:

 

Но я благоговейно поднимаю

Уроненный тобою пистолет.

 

Эта преемственность была воздухом Одессы.

 

В 1918 году молодой Юрий Олеша в стихотворении «Пушкин» думал о том же:

 

И здесь, над морем ли, за кофе ль,

Мне грек считает янтари,

Все  чудится арапский профиль

На фоне розовой зари.

Когда я в бесконечной муке

Согреть слезами не могу

Твои слабеющие руки

На окровавленном снегу

 

В самые трудные годы сталинщины рядом с одесситами был Пушкин. В Одессу, совсем как в 1823 году, через сто лет, в 1933, сослали друга Александра  Блока поэта Владимира Пяста. И что он писал в Одессе? Правильно – он обратился памятью к Пушкину, в нем нашел поддержку, спасение.

 

Вспоминаю Одессу  семидесятых годов. Как в официальное славословие Пушкина, из которого пытались сделать икону, свежим, пушкинским дуновением ворвалась пьеса-поэма Юрия Дынова «Всего тринадцать месяцев» с ее афористичными, взрывными строками по самым разным поводам нашей (не только  пушкинской) жизни:

 

Ах, саранчовая орава,

Без мысли влезшая в чины!

Кто говорить дает вам право

Со мною от лица страны?

Страны великой из великих,

Хотя б за то, в конце концов,

Что при хранителях безликих

Хранит великое лицо.

 

При хранителях безликих – это диагноз на долгие времена.

 

Я написал, что Пушкин автор нашего города. «И тут, я право, не солгал…» Но я мог бы написать, что воспринимаю Пушкина, как ангела хранителя Одессы. Его уроки свободомыслия были усвоены городом. Иначе он не выстоял бы в 1941, иначе он весь превратился бы в дым в 2014-ом…

 

Но рядом был Пушкин.

 

Помню, какой злостью ответили правильномыслящие на предложение Олега Губаря, писателя, пушкиноведа, создать в центре города еще один памятный знак поэту – Тень Пушкина. Не всем уютно ощущать себя под тенью гения.

 

Но создали. Олег Губарь, поэт Олег Борушко, скульптор Александр Князик.

И вот мы не столько под тенью, сколько под сенью Пушкина.

 

Прежде, чем сел писать это эссе, отправил абсурдную по формулировке записку нескольким одесским современным писателям:

  – Зачем Вам Пушкин?

Первым – в той же иронической тональности ответил Олег Губарь, заканчивающий работу над многолетним трудом – путеводителем по пушкинской Одессе 1823-24 годов:

   – Нам Пушкин строить и жить  помогает!

Если вдуматься, то так оно и есть. Спасибо, Олег Губарь!

 

Остальные ответы более развернуты, лиричны, философичны. Без малейших правок предлагаю это коллективное признание в любви.

 

Елена Андрейчикова

 

Зачем мне Пушкин?

Все равно что у травинки спросить, зачем тебе корни, земля и вода. Как же без Пушкина? Кто я без Пушкина? Даже если об этом не задумываюсь каждый день, где-то в подсознании всегда сидит его имя. Как основа, как опора, как что-то очевидное, но, согласитесь, невероятное.

«О сколько нам открытий чудных…»

И всё. Я однажды ему поверила, с этим и живу.

А вот зачем Пушкину я? Этот вопрос меня больше беспокоит. И очень надеюсь, что ответ есть. Ну, или будет однажды найден.

 

Янина Желток

 

Я называю его А.С., для меня он живой человек.
Когда я прохожу мимо его памятника около музея. я обязательно хватаю А.С. за палец. (Вся эта бронза – только игра).
Если я иду в одесскую оперу, я всегда думаю: “вот! Я иду в оперу как Пушкин”.
Пушкин – это очень приятная данность, друг, который помогает. Гениальный и остроумный. Мне нравится представлять, как он ломает персики в гостинице в Твери. Как поджидает жену, спрятавшись в её карете. Его фиолетовые африканские ногти меня завораживают. В любом своём проявлении он прекрасен.
Люблю прозу А.С. Последний раз читали с сыном ” Барышню-крестьянку”, чудесное произведение. С другим сыном мы ходили на серию лекций, посвященных “Повестям Белкина”. И ещё я знаю, что не всего Пушкина прочла. Он мне нужен, чтобы его читать!
У меня есть книги его писем и книги воспоминаний о нем. Ужасно трогательные. Они насыщают, вызывают у меня слёзы и восторг.
В нескольких, наверное, в трёх, моих рассказах А.С. появляется как персонаж.

 

Жанна Жарова

 

Затем, что я думаю, говорю и пишу по-русски. И среди первых сказок, которые мне в детстве рассказали или прочли мама или бабушка, были наверняка “Сказка о Золотой рыбке” или “Сказка о попе и его работнике Балде”.

Затем, что я точно помню, как в два года, стоя на табуретке,  декламировала “Сказку о царе Салтане” наизусть.

Затем, что я помню – уже позже, когда была подростком, – как мой отец читал наизусть “Паж, или 15-й год”, и я с тех пор наизусть знаю, хоть никогда не заучивала специально, “15 лет мне скоро минет, / дождусь ли радостного дня… ” – и далее по тексту до конца. И другие стихи, которые он любил и читал наизусть, я потом читала – и они запоминались сами… А как он любил “Гаврилиаду”!!! 

Затем, что, когда отцу исполнилось 85, он на своём юбилее – за месяц до смерти! – читал наизусть Пушкина за столом! Вернее, мы читали в два голоса: если он забывал, я ему подсказывала, и наоборот…

И я очень надеюсь, что если доживу до 85, то тоже буду помнить, к примеру, “… говеет Инзов, и намедни / я променял Вольтера бредни / и лиру, грешный дар судьбы, / на часослов, да на обедню, да на сушёные грибы…” (извини – первое, что пришло в голову, – наверное, на фоне нынешних церковных распрей в том числе).

 

Майя Димерли

 

Писала и переписывала, и снова удаляла написанное. Если очень коротко, то без Пушкина, как без важных внешних точек опоры (это и философы, и ученые древности, и духовные учителя, и наши выдающиеся современники, и, в конце концов, произведения искусства и архитектуры), можно оказаться с огромной дырой в душе. Пушкин был когда-то, и это наше большое счастье, везение и удача. Вообще счастье, когда гений хоть на 37 лет заглядывает в наши края (чаще всего богом забытые) и, несмотря на то, что власти пытаются сделать его жизнь невыносимой, находит множество поводов для радости, льнет к счастью, и являет собой пример яркой жизни и реализованного таланта. Можно сказать, что он бы еще написал. Да. Но он так жил, что на момент смерти написал на все 100% отпущенных ему свыше.

Немного глупо, но умнее не придумаю.

 

Людмила Шарга.

 

…Попыталась представить себе и себя без Пушкина.

Без сказок на ночь, их читал мне отец, у мамы были вечные, нескончаемые горы тетрадей, она преподавала русский язык и литературу.

Так вот. Без сказок.

Без “Барышни-крестьянки” и “Станционного смотрителя”, которые знала наизусть, без письма Татьяны к Онегину, без “Пиковой дамы”,

Без потрясения в музее на Мойке,12, у кожаного дивана с тёмным пятном.

Скептики меня не поймут, тем не менее, смертельный холод и боль овладевали мною дважды, когда я приближалась – на позволенное расстояние – к дивану.

Выхолостить всё это, и осталось бы что-то здоровое, серое и ущербное. Румяная серость.

Зачем… Чтобы “нежный вкус родимой речи” не потерять. И себя вместе с ним.

 

 

 

Сергей Рядченко

 

Вопросец, конечно, тот ещё.

Притворимся простодушными.

Пушкин мне затем, чтобы восхищаться, учиться и со-бытийствовать; читать и перечитывать его поэмы и сказки, его чудодейственную прозу; его путевые заметки, наброски и письма, в которых, как во Вселенной, сколько ни борозди, всего не выбороздишь.

А ещё Александр Сергеевич, как-то походя, разъяснил мне, что такое вкус: это чувство соразмерности и сообразности. Внял, применяю, не нарадуюсь.

А не будь у нас романа “Евгений Онегин” с недописанными главами, то, сдаётся мне, что и нас бы не было.

Мне Пушкин затем, чтобы жить и дышать.

 

Мне представляется, что подводить итог этим ответам  нет нужды.

Признания в любви всегда трудно вымолвить.

Для меня Пушкин – урок человеческого достоинства, урок противления злу, урок  жизни вопреки складывающимся обстоятельствам.

Другой поэт, сбрасывавший Пушкина с парохода современности – Владимир Маяковский когда-то написал: «Я б Америку закрыл, слегка почистил, а потом опять  открыл – вторично»

Перефразирую – я б Одессу закрыл, слегка почистил, а потом опять открыл – вторично…

И вернул бы величие пушкинского замысла.

Потому что Пушкин жив. И это не мистика. Пока звучит русская поэзия.

И вновь из Багрицкого. Теперь из стихотворения «Пушкин»:

 

Цветет весна – и Пушкин отомщенный

Все так же сладостно-вольнолюбив.

 

Все правда. За окном – цветет весна. Цветет акация. И Пушкин все так же сладостно- вольнолюбив.