Марина Волкова. Критика глазами культуртрегера
Похожа ли сегодняшняя критика на критику пушкинской поры? Разве что тремя особенностями: некой замкнутостью литературного круга (сейчас бы эту замкнутость назвали «тусовкой»); универсальностью литераторов («чистый» критик и сегодня редкость) и бытованием части критических высказываний в эпистолярном жанре. Правда, на смену дневникам и письмам 19-го века пришли блоги, посты и комментарии в соцсетях, т.е. нашим потомкам не удастся в полной мере восстановить сегодняшнюю атмосферу неотредактированного литпроцесса, но к теме этих заметок столь грустная нота не относится.
А вот от критики постпушкинского периода нынешняя критика отличается кардинально. Несмотря на совершенно разные политические взгляды и литературные вкусы критиков середины и конца 19-го века, одно общее у них все же есть: вера в первичность слова, в то, что литература может повлиять на общественное устройство, на человека, на взгляды и поведение людей. Общее представление, что критика находится за пределами литературы, смотрит на нее со стороны, через призму социальных и политических идей и потому мыслит литературу как инструмент решения социальных и жизненных проблем. Сегодняшняя же критика не столь цельна, да и литературу она не мыслит как единое целое, способное повлиять на что-то кроме литературы.
Понятно, что литература развивается не линейно, хотя два этапа ее развития (критика пушкинской поры и критика постпушкинской поры) вполне удачно иллюстрируют идею развития как таковую: от общего – к частному, от абстрактного – к конкретному. И язык критики постпушкинской словно продолжил салонные разговоры, споры в переписке и журнальные дискуссии пушкинской поры: у критиков середины и конца 19-го века – живая дискуссия: то проскользнет прямое обращение к читателю-собеседнику, то текст частит местоимением «мы», то автор апеллирует к реальным дискуссиям, то провоцирует читателя на пусть и мысленный, но спор.
Но уже конец 19-го и начало 20-го века «скривили» прямой путь развития критики в сторону истории литературы и литературоведения, потеряв читателя-не литератора, а уж потом и вовсе заменили литературную критику на «советскую критику» (хотя и в многословной и марксистко-ленински ориентированной советской критике были светлые имена, скорее, как исключения, нежели как традиция).
Эти заметки – наблюдения культуртрегера за движением русской критики последних лет, с 2014 по сегодняшний день.
ЖУРНАЛЫ И САЙТЫ. 2014-2015
Как живет русская критика сейчас? Как читатель, критику я читала «по скользящей», пролистывая все критические разделы во всех журналах сначала бумажных, потом «Журнального зала» (светлая ему память!). Главным для меня был ответ на вопрос «что почитать» – имена, названия произведений, после чтения текстов иногда снова возвращалась к критической статье, читала уже пристально, чтобы увидеть другой взгляд на прочитанное. Критику на книги поэзии почти не читала – какой прок читать про то, что вряд ли сможешь прочесть в силу крошечных тиражей поэтических книг?
Все изменилось в 2014 году, когда мы с Виталием Кальпиди начали проект «ГУЛ». Аббревиатура имеет два значение: ГУЛ – Галерея уральской литературы, 30 книг, которые я издавала со скоростью книга в неделю, и ГУЛ – Год уральской литературы, продвиженческий проект, направленный на создание уральского поэтического кластера.
От эпизодического чтения критики я перешла к тотальному изучению, сменив роль безответственного читателя на позицию культуртрегера-перфекциониста, рассматривающего критику как важнейшую составляющую литературной инфраструктуры.
В течение 23-х месяцев проекта ГУЛ я читала всю критику на поэтические книги и подборки во всех журналах ЖЗ + журналах «Воздух», «Вещь», «Менестрель», «Графит», «Гвидеон», на ведущих литературных порталах и в некоторых блогах. И до сих пор не могу остановиться: критику не почитать – как зубы не почистить.
Тотальное чтение критики было вызвано необходимостью отследить один из критериев эффективности проекта ГУЛ: количество публикаций о книгах и подборках поэтов Уральской поэтической школы (УПШ) и само понятие УПШ как инструмента анализа творчества этих поэтов (для интересующихся: в 49% критических статей и рецензий анализ творчества уральских поэтов давался через УПШ).
Некоторые наблюдения моего глобального погружения в критику поэзии 2014-2015 годов:
1) Критика отражает проблемы литературы. Как-то на встрече писателей одна писательница вздохнула: «Хорошо было Мамин-Сибиряку: все понятно, что писать, капитализм плохой, рабочих угнетают…» В итоге договорились почти до хрестоматийного: «Нам бы сказали, что и как писать, а уж мы б написали…» Потеря общей идеи, ценностных и социальных ориентиров сказывалась прежде всего не на литературе, а на критике. И, если критика прозы еще цепляется за сюжет, за характеры героев, то критические статьи по поэтическим книгам и подборкам дрейфуют где-то между упрощенным литературоведением и усложненным читательским откликом первокурсницы филфака, пытаясь удержаться хотя бы за эстетические критерии и институтские представления о «правильной» поэзии (недаром самый цитируемый автор в статьях той поры – Михаил Гаспаров).
2) Выбор поэтических книг и подборок для критических статей, эссе, рецензий чаще определяется не гениальностью поэта, не его именем, не новизной поэтики, не многими другими факторами, а личным знакомством критика с поэтом и/или степенью активности поэта в погоне за отзывами критиков. Про «своих» пишут чаще и «хвалебнее», про чужих молчат или ругают. С этой точки зрения критика пушкинской поры была честнее и резче, хоть сам круг поэтов и критиков – куда как меньше нынешнего. В условиях, когда «критиков» на всех не хватает, сами поэты переквалифицируются в критиков – и очень редко – удачно.
3) Большинство критиков словно и не предполагает, что их будет читать кто-то, кроме поэта и коллег по цеху. И они во многом правы, потому что сложилась парадоксальная ситуация: тиражи поэтических книг на порядок меньше, чем совокупные тиражи журналов, в которых опубликованы рецензии на эти книги. Приведу один из примеров той поры: на книгу тиражом 200 экземпляров в «толстых» журналах опубликованы 6 рецензий, общий тираж этих журналов – около десяти тысяч экземпляров плюс возможность прочитать эти рецензии в интернете (сама книга в открытом доступе отсутствовала). Надо ли говорить, что это была не самая яркая книга тех лет. Увы, одной из функций современной критики (в том числе и всяческих предисловий-послесловий к поэтическим книгам, которые тоже пишутся критиками) стала функция легитимации посредственности, это логическое продолжение пункта 2.
Но все эти минусы меркли перед моей личной «выгодой»: я стала фанаткой чтения критики. Причина тому – становление нового языка говорения о поэзии, главный процесс сегодняшней критики, наблюдать который невероятно интересно!
«Материально» процесс становления нового языка критики отражается в возникновении новых площадок для серьезных разговоров о поэзии (и не только о поэзии). Судите сами: 2014 год – электронный литературный журнал Лиterraтура; 2015 – литературно-исследовательский журнал о поэзии Prosōdia, просветительский проект Аrzamas, портал Год литературы, спецпроект «Российской газеты»; сайт «Открытая критика»; 2017 – сетевое издание «Горький»; 2018 – литературно-художественный альманах «Артикуляция», журнал актуальных литературных практик «Контекст», электронный журнал «Литосфера», «Традиции&Авангард»…
Да, есть за эти годы и потери: прекратил существование журнал «Арион»; закрыта телепрограмма «Вслух», в которой хоть и не было собственно критики, но читательское восприятие было представлено зримо; остановлена работа Журнального зала… Но продолжают работать остальные «толстяки» и «Воздух», литературно-критический журнал «Транслит» (с 2005 года), Новая карта русской литературы (с 2007); Т, Сolta (оба с 2012), Медуза (с 2014); и многие-многие сайты и издания, в большинстве которых есть место и для критики.
МЕРОПРИЯТИЯ И КНИГИ. 2016-2018
Следующий этап моей личной читательской и культуртрегерской истории (и развития критики) – проект Виталия Кальпиди «Русская поэтическая речь-2016», в котором я отвечала за издание книг и продвижение проекта (здесь можно прочесть оба тома и описание проекта ). Двухтомник собрал большое количество рецензий и стал самым обсуждаемым проектом начала века. Первый том, «Антология анонимной поэзии», благодаря составителям Виталию Кальпиди и Дмитрию Кузьмину представил всю линейку современной поэтической практики. Второй том («Аналитика: тестирование вслепую») презентовал молниеносную научную и читательскую рефлексию на первый том (разница между томами – 4 месяца). Правда, идеального второго тома не получилось: Кальпиди мечтал, чтобы второй том выполнил роль альманаха «Вехи», спроектировав траекторию движения поэзии, выдвинув некий философский «заказ» для поэтов. Но и отрицательный результат эксперимента тоже результат, главное – проблема обозначена. Критиков к участию во втором томе приглашали многих, откликнулись (с робостью) единицы, среди 60 авторов второго тома критиков – 15, причем среди них есть критики, совмещающие занятия критикой с научной работой.
Но, к чести критиков, этот период стал и периодом профессиональной рефлексии, стартом многих обсуждений и серьезных разговоров о критике поэтических текстов. Только по проекту «Русская поэтическая речь-2016» было около двух десятков круглых столов и мини-конференций. В 2016-ом я организовала круглый стол «Что и как писать о поэтических книгах», в 2018-ом Людмила Вязмитинова затеяла цикл круглых столов по проблемам современной критики (мои заочные выступления на круглый столах).
Главным показателем развития современной критики в 2016-2018 годах для меня как издателя являются, конечно, книги. Только в 2018 вышли книги критических статей Татьяны Бонч-Осмоловской «Умножение сущностей», Юлии Подлубновой «Неузнаваемый воздух», Марии Галиной «Hyperfiction», Константина Комарова «Быть при тексте», «Теория литературной критики» Сергея Казначеева, ранее выходили книги Анны Голубковой, Людмилы Вязмитиновой…
ИМЕНА И КРИТЕРИИ. 2019
Вот и дошли до 2019 года – первого сезона Всероссийской литературно-критической премии, возникшей по инициативе Свердловской областной библиотеки им. В. Г. Белинского. Для меня как критикомана эта премия не только радость и начало очередного витка развития критики, но и работа – я член жюри этой премии. Уже сама подготовка к объявлению премии внушала надежду: пока ко мне не обратилась Елена Соловьева, представитель Белинки, с просьбой дать координаты критиков, я и не предполагала, что в моем «активном» списке (т.е. с кем я переписываюсь хотя бы время от времени) – 119 критиков. А когда я вывесила этот список в фейсбуке с просьбой дополнить, список разросся до 190 фамилий. И это радует – пишут многие, пишут много, площадок для публикаций много, направлений и жанров в современной критике тоже много. В линейку или иерархию выстраивать критические материалы вряд ли получится – критика, как и современная литература, живет в разных, иногда непересекающихся пространствах. Есть в современной критике «стратеги», «проектировщики», выстраивающие идеологию направлений и жанров, например, Мария Галина методично и дерзко формирует повестку современной фантастики, Валерия Пустовая объявляет «новый реализм»… Есть «возмутители спокойствия», легко опровергающие воздвигнутые другими критиками памятники, например, Александр Кузьменков и Владимир Лорченков. Есть «эстеты», «знатоки», «философы», «скептики»… Не всех их номинировали на премию, но какие ее годы, у нас есть шанс познакомиться со всеми современными критиками. А пока начать знакомство можно с шорт-листа (лауреат премии и получатели специальных призов будут объявлены 7 июня): Бавильский Дмитрий, Балла Ольга, Галина Мария, Ленивец Алия, Макеенко Елена, Пермяков Андрей, Погорелая Елена, Подлубнова Юлия, Скворцов Артем, Хлебников Михаил, Чанцев Александр, Юзефович Галина. Их работы, а также работы всех участников лонг-листа, можно увидеть здесь , некоторые и со ссылками на тексты.
Почему меня так радует появление этой премии? Прежде всего, потому, что премиальный процесс позволяет оттачивать профессиональные критерии, выявлять «провалы» и «точки роста». В Положении о Премии говорится, что вручается она за значительные достижения; творческую активность в области критики, обращенной к современной отечественной литературе; за вклад в развитие критической мысли; за повышение роли экспертов в сфере художественной словесности. В части оценивания конкретных текстов, присланных на конкурс, работает другая группа критериев: глубина анализа, наличие оригинальных творческих решений; мастерство критического высказывания (в своем личном оценочном листе я добавила еще полезность для читателя). Впору возвращаться к манифестам Василия Жуковского и формировать манифесты критиков 21 века (кстати, Манифест как текст присутствует только на сайте «Открытой критики», и начинается он с признания кризиса критической мысли). Во-вторых, сама процедура оценивания присланных текстов показала, что внутри современной критики пора четче выделять жанры и направления, для каждого из них формируя свои критерии эффективности, в зависимости от назначения текста (специализация, между прочим, – показатель «правильного» развития любой отрасли). Наконец, каждая литературная премия – это внимание общества, а наша критика это внимание заслужила.
Безусловно, картина современной критики далеко не идиллична: проекция литературы на критику получается по принципу «то густо, то пусто» – некоторые произведения вызывают переполох в среде критиков (например, роман Анны Старобинец «Посмотри на него» или роман Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него»), другие, не менее интересные, оказываются вне зоны внимания критиков (например, «Повесть, которая сама себя описывает» Андрея Ильенкова). Иногда критики забывают о читателе, переходя на «птичий» (или, того хуже), на «скучный» язык, стремясь поразить коллег, но не будущего читателя. Иногда литературные дискуссии перерастают в межличностные конфликты, и фейсбук превращается в место склок, далеких от литературы…
Но стоит вспомнить 190 имен критиков, открыть их работы – и все наносное забудется.
Тем более, что сейчас критические тексты можно не только читать, но и слушать (например, подкаст Галины Юзефович и Анастасии Завозовой), смотреть (например, влоги Дмитрия Гасина, Александра Самойлова, Виталия Кальпиди) и даже создавать самому – в живом журнале, Ютьюбе, в проекте «Опыт прочтения».
Но вначале – читайте, слушайте, смотрите наших критиков!
Похожа ли сегодняшняя критика на критику пушкинской поры? Разве что тремя особенностями: некой замкнутостью литературного круга (сейчас бы эту замкнутость назвали «тусовкой»); универсальностью литераторов («чистый» критик и сегодня редкость) и бытованием части критических высказываний в эпистолярном жанре. Правда, на смену дневникам и письмам 19-го века пришли блоги, посты и комментарии в соцсетях, т.е. нашим потомкам не удастся в полной мере восстановить сегодняшнюю атмосферу неотредактированного литпроцесса, но к теме этих заметок столь грустная нота не относится.
А вот от критики постпушкинского периода нынешняя критика отличается кардинально. Несмотря на совершенно разные политические взгляды и литературные вкусы критиков середины и конца 19-го века, одно общее у них все же есть: вера в первичность слова, в то, что литература может повлиять на общественное устройство, на человека, на взгляды и поведение людей. Общее представление, что критика находится за пределами литературы, смотрит на нее со стороны, через призму социальных и политических идей и потому мыслит литературу как инструмент решения социальных и жизненных проблем. Сегодняшняя же критика не столь цельна, да и литературу она не мыслит как единое целое, способное повлиять на что-то кроме литературы.
Понятно, что литература развивается не линейно, хотя два этапа ее развития (критика пушкинской поры и критика постпушкинской поры) вполне удачно иллюстрируют идею развития как таковую: от общего – к частному, от абстрактного – к конкретному. И язык критики постпушкинской словно продолжил салонные разговоры, споры в переписке и журнальные дискуссии пушкинской поры: у критиков середины и конца 19-го века – живая дискуссия: то проскользнет прямое обращение к читателю-собеседнику, то текст частит местоимением «мы», то автор апеллирует к реальным дискуссиям, то провоцирует читателя на пусть и мысленный, но спор.
Но уже конец 19-го и начало 20-го века «скривили» прямой путь развития критики в сторону истории литературы и литературоведения, потеряв читателя-не литератора, а уж потом и вовсе заменили литературную критику на «советскую критику» (хотя и в многословной и марксистко-ленински ориентированной советской критике были светлые имена, скорее, как исключения, нежели как традиция).
Эти заметки – наблюдения культуртрегера за движением русской критики последних лет, с 2014 по сегодняшний день.
ЖУРНАЛЫ И САЙТЫ. 2014-2015
Как живет русская критика сейчас? Как читатель, критику я читала «по скользящей», пролистывая все критические разделы во всех журналах сначала бумажных, потом «Журнального зала» (светлая ему память!). Главным для меня был ответ на вопрос «что почитать» – имена, названия произведений, после чтения текстов иногда снова возвращалась к критической статье, читала уже пристально, чтобы увидеть другой взгляд на прочитанное. Критику на книги поэзии почти не читала – какой прок читать про то, что вряд ли сможешь прочесть в силу крошечных тиражей поэтических книг?
Все изменилось в 2014 году, когда мы с Виталием Кальпиди начали проект «ГУЛ». Аббревиатура имеет два значение: ГУЛ – Галерея уральской литературы, 30 книг, которые я издавала со скоростью книга в неделю, и ГУЛ – Год уральской литературы, продвиженческий проект, направленный на создание уральского поэтического кластера.
От эпизодического чтения критики я перешла к тотальному изучению, сменив роль безответственного читателя на позицию культуртрегера-перфекциониста, рассматривающего критику как важнейшую составляющую литературной инфраструктуры.
В течение 23-х месяцев проекта ГУЛ я читала всю критику на поэтические книги и подборки во всех журналах ЖЗ + журналах «Воздух», «Вещь», «Менестрель», «Графит», «Гвидеон», на ведущих литературных порталах и в некоторых блогах. И до сих пор не могу остановиться: критику не почитать – как зубы не почистить.
Тотальное чтение критики было вызвано необходимостью отследить один из критериев эффективности проекта ГУЛ: количество публикаций о книгах и подборках поэтов Уральской поэтической школы (УПШ) и само понятие УПШ как инструмента анализа творчества этих поэтов (для интересующихся: в 49% критических статей и рецензий анализ творчества уральских поэтов давался через УПШ).
Некоторые наблюдения моего глобального погружения в критику поэзии 2014-2015 годов:
1) Критика отражает проблемы литературы. Как-то на встрече писателей одна писательница вздохнула: «Хорошо было Мамин-Сибиряку: все понятно, что писать, капитализм плохой, рабочих угнетают…» В итоге договорились почти до хрестоматийного: «Нам бы сказали, что и как писать, а уж мы б написали…» Потеря общей идеи, ценностных и социальных ориентиров сказывалась прежде всего не на литературе, а на критике. И, если критика прозы еще цепляется за сюжет, за характеры героев, то критические статьи по поэтическим книгам и подборкам дрейфуют где-то между упрощенным литературоведением и усложненным читательским откликом первокурсницы филфака, пытаясь удержаться хотя бы за эстетические критерии и институтские представления о «правильной» поэзии (недаром самый цитируемый автор в статьях той поры – Михаил Гаспаров).
2) Выбор поэтических книг и подборок для критических статей, эссе, рецензий чаще определяется не гениальностью поэта, не его именем, не новизной поэтики, не многими другими факторами, а личным знакомством критика с поэтом и/или степенью активности поэта в погоне за отзывами критиков. Про «своих» пишут чаще и «хвалебнее», про чужих молчат или ругают. С этой точки зрения критика пушкинской поры была честнее и резче, хоть сам круг поэтов и критиков – куда как меньше нынешнего. В условиях, когда «критиков» на всех не хватает, сами поэты переквалифицируются в критиков – и очень редко – удачно.
3) Большинство критиков словно и не предполагает, что их будет читать кто-то, кроме поэта и коллег по цеху. И они во многом правы, потому что сложилась парадоксальная ситуация: тиражи поэтических книг на порядок меньше, чем совокупные тиражи журналов, в которых опубликованы рецензии на эти книги. Приведу один из примеров той поры: на книгу тиражом 200 экземпляров в «толстых» журналах опубликованы 6 рецензий, общий тираж этих журналов – около десяти тысяч экземпляров плюс возможность прочитать эти рецензии в интернете (сама книга в открытом доступе отсутствовала). Надо ли говорить, что это была не самая яркая книга тех лет. Увы, одной из функций современной критики (в том числе и всяческих предисловий-послесловий к поэтическим книгам, которые тоже пишутся критиками) стала функция легитимации посредственности, это логическое продолжение пункта 2.
Но все эти минусы меркли перед моей личной «выгодой»: я стала фанаткой чтения критики. Причина тому – становление нового языка говорения о поэзии, главный процесс сегодняшней критики, наблюдать который невероятно интересно!
«Материально» процесс становления нового языка критики отражается в возникновении новых площадок для серьезных разговоров о поэзии (и не только о поэзии). Судите сами: 2014 год – электронный литературный журнал Лиterraтура; 2015 – литературно-исследовательский журнал о поэзии Prosōdia, просветительский проект Аrzamas, портал Год литературы, спецпроект «Российской газеты»; сайт «Открытая критика»; 2017 – сетевое издание «Горький»; 2018 – литературно-художественный альманах «Артикуляция», журнал актуальных литературных практик «Контекст», электронный журнал «Литосфера», «Традиции&Авангард»…
Да, есть за эти годы и потери: прекратил существование журнал «Арион»; закрыта телепрограмма «Вслух», в которой хоть и не было собственно критики, но читательское восприятие было представлено зримо; остановлена работа Журнального зала… Но продолжают работать остальные «толстяки» и «Воздух», литературно-критический журнал «Транслит» (с 2005 года), Новая карта русской литературы (с 2007); Т, Сolta (оба с 2012), Медуза (с 2014); и многие-многие сайты и издания, в большинстве которых есть место и для критики.
МЕРОПРИЯТИЯ И КНИГИ. 2016-2018
Следующий этап моей личной читательской и культуртрегерской истории (и развития критики) – проект Виталия Кальпиди «Русская поэтическая речь-2016», в котором я отвечала за издание книг и продвижение проекта (здесь можно прочесть оба тома и описание проекта ). Двухтомник собрал большое количество рецензий и стал самым обсуждаемым проектом начала века. Первый том, «Антология анонимной поэзии», благодаря составителям Виталию Кальпиди и Дмитрию Кузьмину представил всю линейку современной поэтической практики. Второй том («Аналитика: тестирование вслепую») презентовал молниеносную научную и читательскую рефлексию на первый том (разница между томами – 4 месяца). Правда, идеального второго тома не получилось: Кальпиди мечтал, чтобы второй том выполнил роль альманаха «Вехи», спроектировав траекторию движения поэзии, выдвинув некий философский «заказ» для поэтов. Но и отрицательный результат эксперимента тоже результат, главное – проблема обозначена. Критиков к участию во втором томе приглашали многих, откликнулись (с робостью) единицы, среди 60 авторов второго тома критиков – 15, причем среди них есть критики, совмещающие занятия критикой с научной работой.
Но, к чести критиков, этот период стал и периодом профессиональной рефлексии, стартом многих обсуждений и серьезных разговоров о критике поэтических текстов. Только по проекту «Русская поэтическая речь-2016» было около двух десятков круглых столов и мини-конференций. В 2016-ом я организовала круглый стол «Что и как писать о поэтических книгах», в 2018-ом Людмила Вязмитинова затеяла цикл круглых столов по проблемам современной критики (мои заочные выступления на круглый столах).
Главным показателем развития современной критики в 2016-2018 годах для меня как издателя являются, конечно, книги. Только в 2018 вышли книги критических статей Татьяны Бонч-Осмоловской «Умножение сущностей», Юлии Подлубновой «Неузнаваемый воздух», Марии Галиной «Hyperfiction», Константина Комарова «Быть при тексте», «Теория литературной критики» Сергея Казначеева, ранее выходили книги Анны Голубковой, Людмилы Вязмитиновой…
ИМЕНА И КРИТЕРИИ. 2019
Вот и дошли до 2019 года – первого сезона Всероссийской литературно-критической премии, возникшей по инициативе Свердловской областной библиотеки им. В. Г. Белинского. Для меня как критикомана эта премия не только радость и начало очередного витка развития критики, но и работа – я член жюри этой премии. Уже сама подготовка к объявлению премии внушала надежду: пока ко мне не обратилась Елена Соловьева, представитель Белинки, с просьбой дать координаты критиков, я и не предполагала, что в моем «активном» списке (т.е. с кем я переписываюсь хотя бы время от времени) – 119 критиков. А когда я вывесила этот список в фейсбуке с просьбой дополнить, список разросся до 190 фамилий. И это радует – пишут многие, пишут много, площадок для публикаций много, направлений и жанров в современной критике тоже много. В линейку или иерархию выстраивать критические материалы вряд ли получится – критика, как и современная литература, живет в разных, иногда непересекающихся пространствах. Есть в современной критике «стратеги», «проектировщики», выстраивающие идеологию направлений и жанров, например, Мария Галина методично и дерзко формирует повестку современной фантастики, Валерия Пустовая объявляет «новый реализм»… Есть «возмутители спокойствия», легко опровергающие воздвигнутые другими критиками памятники, например, Александр Кузьменков и Владимир Лорченков. Есть «эстеты», «знатоки», «философы», «скептики»… Не всех их номинировали на премию, но какие ее годы, у нас есть шанс познакомиться со всеми современными критиками. А пока начать знакомство можно с шорт-листа (лауреат премии и получатели специальных призов будут объявлены 7 июня): Бавильский Дмитрий, Балла Ольга, Галина Мария, Ленивец Алия, Макеенко Елена, Пермяков Андрей, Погорелая Елена, Подлубнова Юлия, Скворцов Артем, Хлебников Михаил, Чанцев Александр, Юзефович Галина. Их работы, а также работы всех участников лонг-листа, можно увидеть здесь , некоторые и со ссылками на тексты.
Почему меня так радует появление этой премии? Прежде всего, потому, что премиальный процесс позволяет оттачивать профессиональные критерии, выявлять «провалы» и «точки роста». В Положении о Премии говорится, что вручается она за значительные достижения; творческую активность в области критики, обращенной к современной отечественной литературе; за вклад в развитие критической мысли; за повышение роли экспертов в сфере художественной словесности. В части оценивания конкретных текстов, присланных на конкурс, работает другая группа критериев: глубина анализа, наличие оригинальных творческих решений; мастерство критического высказывания (в своем личном оценочном листе я добавила еще полезность для читателя). Впору возвращаться к манифестам Василия Жуковского и формировать манифесты критиков 21 века (кстати, Манифест как текст присутствует только на сайте «Открытой критики», и начинается он с признания кризиса критической мысли). Во-вторых, сама процедура оценивания присланных текстов показала, что внутри современной критики пора четче выделять жанры и направления, для каждого из них формируя свои критерии эффективности, в зависимости от назначения текста (специализация, между прочим, – показатель «правильного» развития любой отрасли). Наконец, каждая литературная премия – это внимание общества, а наша критика это внимание заслужила.
Безусловно, картина современной критики далеко не идиллична: проекция литературы на критику получается по принципу «то густо, то пусто» – некоторые произведения вызывают переполох в среде критиков (например, роман Анны Старобинец «Посмотри на него» или роман Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него»), другие, не менее интересные, оказываются вне зоны внимания критиков (например, «Повесть, которая сама себя описывает» Андрея Ильенкова). Иногда критики забывают о читателе, переходя на «птичий» (или, того хуже), на «скучный» язык, стремясь поразить коллег, но не будущего читателя. Иногда литературные дискуссии перерастают в межличностные конфликты, и фейсбук превращается в место склок, далеких от литературы…
Но стоит вспомнить 190 имен критиков, открыть их работы – и все наносное забудется.
Тем более, что сейчас критические тексты можно не только читать, но и слушать (например, подкаст Галины Юзефович и Анастасии Завозовой), смотреть (например, влоги Дмитрия Гасина, Александра Самойлова, Виталия Кальпиди) и даже создавать самому – в живом журнале, Ютьюбе, в проекте «Опыт прочтения».
Но вначале – читайте, слушайте, смотрите наших критиков!