«Старый заколдованный Париж». Стихи поэтов первой волны эмиграции.
ГЕОРГИЙ АДАМОВИЧ
1892, Москва – 1972, Ницца
* * *
За все, за все спасибо. За войну,
За революцию и за изгнанье.
За равнодушно-светлую страну,
Где мы теперь «влачим существованье».
Нет доли сладостней — все потерять.
Нет радостней судьбы — скитальцем стать,
И никогда ты к небу не был ближе,
Чем здесь, устав скучать,
Устав дышать,
Без сил, без денег,
Без любви, в Париже…
РАИСА БЛОХ
1899, С-Петербург – 1943, нем. концлагерь, Германия
* * *
Странно, что здесь Париж.
Что мне в названьи новом?
Грозная крепнет тишь
В сердце моем свинцовом.
Будто сейчас прорвет
Дымные эти своды
Ангелокрылатый взлет
Вещей моей свободы.
ИГОРЬ ВОИНОВ
1885, С.-Петербург – 1942, Париж
* * *
Сегодня тьма окутала Париж,
Иду я Елисейскими Полями,
А по карнизам невидимок крыш
Скользят лучи стеклянными огнями.
От холода дрожа, морозное стекло
Слегка звенит от этой черной стужи,
И сломанное лунное весло
В небесной затянулось луже.
Как жутко это полу-бытие,
Иной какой-то жизни отраженье,
Как страшно одиночество мое,
Ненужное, бесплодное горенье.
ГЕОРГИЙ ИВАНОВ
1894, Ковенская губ. – 1957, Йер-ле-Пальмье, Франция
* * *
Рассказать обо всех мировых дураках,
Что судьбу человечества держат в руках?
Рассказать обо всех мертвецах-подлецах,
Что уходят в историю в светлых венцах?
Для чего?
Тишина под парижским мостом.
И какое мне дело, что будет потом.
А люди? Ну на что мне люди?
Идет мужик, ведет быка.
Сидит торговка: ноги, груди,
Платочек, круглые бока.
Природа? Вот она природа —
То дождь и холод, то жара.
Тоска в любое время года,
Как дребезжанье комара.
Конечно, есть и развлеченья:
Страх бедности, любви мученья,
Искусства сладкий леденец,
Самоубийство, наконец.
* * *
Что-то сбудется, что-то не сбудется.
Перемелется все, позабудется...
Но останется эта вот, рыжая,
У заборной калитки трава.
...Если плещется где-то Нева,
Если к ней долетают слова -
Это вам говорю из Парижа я
То, что сам понимаю едва.
ИРИНА КНОРРИНГ
1906, Самарская губ. – 1943, Париж
НА ШЕСТОМ ЭТАЖЕ
Мысли тонут в матовом тумане,
День за днем проходит, как в бреду.
Нет конца беспомощным скитаньям,
Никуда, должно быть, не приду.
День за днем, неделя за неделей…
За окошком — очертанья крыш,
Улицы, как темные ущелья,
Старый, заколдованный Париж.
По ночам — разгул, свистки и крики.
Сердце замирает и дрожит.
Тянется по лестнице безликой,
Медленно считая этажи.
И глотая запыленный воздух,
С напряженной мыслью о тебе,
Я гадаю здесь по мутным звездам
О своей изломанной судьбе.
Днем — туман, внимательный и серый.
Жизнь ясна, безвинна и проста.
На стене — премудрая химера
И изображение Христа.
А на башне старого собора
Мощной болью вздрагивает медь.
Кажется, что скоро, — слишком скоро, —
Я смогу покорно умереть.
1928
ИРИНА ОДОЕВЦЕВА
1895, Рига – 1990, Ленинград
* * *
По набережной ночью мы идем.
Как хорошо – идем, молчим вдвоем.
И видим Сену, дерево, собор
И облака…
А этот разговор
На завтра мы отложим, на потом,
На послезавтра…
На когда умрем.
* * *
Андрею Седых
Дождь шумит по грифельной крыше,
Еле слышно скребутся мыши
Там, внизу, этажом пониже—
Очень много мышей в Париже.
Снова полночь. И снова бессонница,
Снова смотрит в мое окно —
За которым дождь и темно —
Ледяная потусторонница.
Как мне грустно!.. Как весело мне!..
Я левкоем цвету на окне,
Я стекаю дождем по стеклу,
Колыхаюсь тенью в углу,
Легким дымом моей папиросы
Отвечаю на ваши вопросы —
Те, что вы задаете во сне
О вчерашнем и завтрашнем дне.
1950
АЛЕКСАНДР ПЕРФИЛЬЕВ
1895, Чита – 1973, Мюнхен
* * *
Д-ру Г. Г. Кульману
Опять огни бульваров Монпарнаса,
Осенних листьев шорох по песку,
И призраки полуночного часа,
Огням кафе несущие тоску…
Вой саксофонов, всхлипывание альта,
Виолончели бледная мечта …
И в каждый дюйм нагретого асфальта
Безликая вдавилась нищета.
Но проходя полуночным бульваром,
И погружаясь в эту суету,
Вы вспомните не раз о храме старом,
Затерянном в мечтательном скиту.
И растворясь в его кадильном дыме
На миг исчезнет шумный Монпарнас …
И вы вздохнете: «Отче Серафиме,
В скиту небесном помолись за нас».
ВЛАДИМИР СМОЛЕНСКИЙ
1901, Екатеринославская губ. – 1961, Париж
* * *
Весенний холод, уличка Парижа
И кабачок знакомый на углу…
Все дальше жизнь уходит, смерть все ближе,
Все равнодушней я к добру и злу.
Конечно, зла старался я не делать,
Но вижу, что не сделал и добра, –
Писал стихи на острие пера,
Душа в слезах чернильных холодела.
Что эти слезы? – расплылись стихом,
Читатель их какой-нибудь читает…
A вот слеза, что по щеке тайком,
Стыдясь скользит, мне душу обжигает.
ЮРИЙ БЕК-СОФИЕВ
1899, Польша – 1975, Алма-Ата
* * *
Мы распрощались с другом на пороге.
— «До скорого!» И вот ночной Париж.
От прежнего – неповторимы, строги, –
Остались только очертанья крыш.
И утомленный болтовнею праздной,
Отравленный вонючим табаком,
По улицам пустым и грязным,
Иду я медленно домой, пешком.
Как холодно! Лет семь каких-нибудь
В такую ночь, каким огнем объята…
Постой, постой, дружок мой, не забудь!
— В тридцать девятом, а не в сорок пятом.
И ржавый одинокий лист, шурша,
Гонимый ветром, кружит по аллее.
Как страшно мне, что нищая душа
Еще при жизни холодеет.
ЛЕОНИД СТРАХОВСКИЙ
1898, Оренбург – 1963, Торонто
ПАРИЖ
Вокруг огней таинственная жуть
Лишь для того, чтобы огни прославить.
И путь метро, мешающий вздохнуть,
Грозящий этот город обезглавить.
Опять прилив восторженный стихов,
И едкий смысл в отвергнутой отчизне,
И хмурый цок несущихся подков
По европейской карте жизни.
ЮРИЙ ТЕРАПИАНО
1892, Керчь – 1980, Ганьи, Франция
* * *
Друг мой, мне грустно оттого же,
Отчего и ты грустишь.
День, на прошлый день похожий,
Серый будничный Париж.
На дворе темно и сыро.
Осень. Лужи у крыльца –
Скука от начала мира
И до самого конца.
* * *
Все, что было, — как много его и как мало!
Ну, а память, магическая игла,
Пестрым шелком узоры по белой канве вышивала,
Возбуждала, дразнила, манила, звала.
«Эти годы»… и вдруг: где теперь эти годы?
Под мостами вода навсегда утекла,
И остались одни арок гнутые своды,
Серый камень, чужая парижская мгла.
И когда-нибудь скажут: «Их время напрасно пропало,
Их судьба обманула, в изгнанье спасения нет».
Да, конечно! Но все же прекрасное было начало —
Радость. Молодость. Вера. И в сердце немеркнущий свет.
ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ
1886, Москва – 1939, Бийанкур, Франция
* * *
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем — так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины — к причине,
А глядишь — заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Вергилия нет за плечами, —
Только есть одиночество — в раме
Говорящего правду стекла.
18 — 23 июля 1924
ИГОРЬ ЧИННОВ
1909, под Ригой – 1996, Флорида, США
* * *
По аллее мы с Вами идем,
По аллее Летнего сада.
Ничего мне другого не надо:
Дом Искусств. Литераторов Дом…
Ирина Одоевцева
А поэты взяли да и вымерли,
Парижане русские, давно.
Только трое ждут Звезды-Погибели,
Смотрят в оснеженное окно.
За окном погода петербургская.
Не совсем, но можно помечтать.
А мечта поэта — самодурская:
Пушкин на мосту стоит опять!
Гумилев идет по снегу белому,
Ищет заблудившийся трамвай,
Тихо-тихо Блоку поседелому
Говорит: живи, не умирай.
Силуэт Георгия Иванова
На мосту парижском одинок.
Жаль поэта, мертвого, не пьяного,
Ночь долга, он смотрит на восток.
Ну и шутку выдумала душечка!
(Позавидовать? Не презирать?)
Женушка, Ириночка, кукушечка,
В Петербург вернулась умирать.
Подборку подготовила Елена Дубровина
ГЕОРГИЙ АДАМОВИЧ
1892, Москва – 1972, Ницца
* * *
За все, за все спасибо. За войну,
За революцию и за изгнанье.
За равнодушно-светлую страну,
Где мы теперь «влачим существованье».
Нет доли сладостней — все потерять.
Нет радостней судьбы — скитальцем стать,
И никогда ты к небу не был ближе,
Чем здесь, устав скучать,
Устав дышать,
Без сил, без денег,
Без любви, в Париже…
РАИСА БЛОХ
1899, С-Петербург – 1943, нем. концлагерь, Германия
* * *
Странно, что здесь Париж.
Что мне в названьи новом?
Грозная крепнет тишь
В сердце моем свинцовом.
Будто сейчас прорвет
Дымные эти своды
Ангелокрылатый взлет
Вещей моей свободы.
ИГОРЬ ВОИНОВ
1885, С.-Петербург – 1942, Париж
* * *
Сегодня тьма окутала Париж,
Иду я Елисейскими Полями,
А по карнизам невидимок крыш
Скользят лучи стеклянными огнями.
От холода дрожа, морозное стекло
Слегка звенит от этой черной стужи,
И сломанное лунное весло
В небесной затянулось луже.
Как жутко это полу-бытие,
Иной какой-то жизни отраженье,
Как страшно одиночество мое,
Ненужное, бесплодное горенье.
ГЕОРГИЙ ИВАНОВ
1894, Ковенская губ. – 1957, Йер-ле-Пальмье, Франция
* * *
Рассказать обо всех мировых дураках,
Что судьбу человечества держат в руках?
Рассказать обо всех мертвецах-подлецах,
Что уходят в историю в светлых венцах?
Для чего?
Тишина под парижским мостом.
И какое мне дело, что будет потом.
А люди? Ну на что мне люди?
Идет мужик, ведет быка.
Сидит торговка: ноги, груди,
Платочек, круглые бока.
Природа? Вот она природа —
То дождь и холод, то жара.
Тоска в любое время года,
Как дребезжанье комара.
Конечно, есть и развлеченья:
Страх бедности, любви мученья,
Искусства сладкий леденец,
Самоубийство, наконец.
* * *
Что-то сбудется, что-то не сбудется.
Перемелется все, позабудется...
Но останется эта вот, рыжая,
У заборной калитки трава.
...Если плещется где-то Нева,
Если к ней долетают слова -
Это вам говорю из Парижа я
То, что сам понимаю едва.
ИРИНА КНОРРИНГ
1906, Самарская губ. – 1943, Париж
НА ШЕСТОМ ЭТАЖЕ
Мысли тонут в матовом тумане,
День за днем проходит, как в бреду.
Нет конца беспомощным скитаньям,
Никуда, должно быть, не приду.
День за днем, неделя за неделей…
За окошком — очертанья крыш,
Улицы, как темные ущелья,
Старый, заколдованный Париж.
По ночам — разгул, свистки и крики.
Сердце замирает и дрожит.
Тянется по лестнице безликой,
Медленно считая этажи.
И глотая запыленный воздух,
С напряженной мыслью о тебе,
Я гадаю здесь по мутным звездам
О своей изломанной судьбе.
Днем — туман, внимательный и серый.
Жизнь ясна, безвинна и проста.
На стене — премудрая химера
И изображение Христа.
А на башне старого собора
Мощной болью вздрагивает медь.
Кажется, что скоро, — слишком скоро, —
Я смогу покорно умереть.
1928
ИРИНА ОДОЕВЦЕВА
1895, Рига – 1990, Ленинград
* * *
По набережной ночью мы идем.
Как хорошо – идем, молчим вдвоем.
И видим Сену, дерево, собор
И облака…
А этот разговор
На завтра мы отложим, на потом,
На послезавтра…
На когда умрем.
* * *
Андрею Седых
Дождь шумит по грифельной крыше,
Еле слышно скребутся мыши
Там, внизу, этажом пониже—
Очень много мышей в Париже.
Снова полночь. И снова бессонница,
Снова смотрит в мое окно —
За которым дождь и темно —
Ледяная потусторонница.
Как мне грустно!.. Как весело мне!..
Я левкоем цвету на окне,
Я стекаю дождем по стеклу,
Колыхаюсь тенью в углу,
Легким дымом моей папиросы
Отвечаю на ваши вопросы —
Те, что вы задаете во сне
О вчерашнем и завтрашнем дне.
1950
АЛЕКСАНДР ПЕРФИЛЬЕВ
1895, Чита – 1973, Мюнхен
* * *
Д-ру Г. Г. Кульману
Опять огни бульваров Монпарнаса,
Осенних листьев шорох по песку,
И призраки полуночного часа,
Огням кафе несущие тоску…
Вой саксофонов, всхлипывание альта,
Виолончели бледная мечта …
И в каждый дюйм нагретого асфальта
Безликая вдавилась нищета.
Но проходя полуночным бульваром,
И погружаясь в эту суету,
Вы вспомните не раз о храме старом,
Затерянном в мечтательном скиту.
И растворясь в его кадильном дыме
На миг исчезнет шумный Монпарнас …
И вы вздохнете: «Отче Серафиме,
В скиту небесном помолись за нас».
ВЛАДИМИР СМОЛЕНСКИЙ
1901, Екатеринославская губ. – 1961, Париж
* * *
Весенний холод, уличка Парижа
И кабачок знакомый на углу…
Все дальше жизнь уходит, смерть все ближе,
Все равнодушней я к добру и злу.
Конечно, зла старался я не делать,
Но вижу, что не сделал и добра, –
Писал стихи на острие пера,
Душа в слезах чернильных холодела.
Что эти слезы? – расплылись стихом,
Читатель их какой-нибудь читает…
A вот слеза, что по щеке тайком,
Стыдясь скользит, мне душу обжигает.
ЮРИЙ БЕК-СОФИЕВ
1899, Польша – 1975, Алма-Ата
* * *
Мы распрощались с другом на пороге.
— «До скорого!» И вот ночной Париж.
От прежнего – неповторимы, строги, –
Остались только очертанья крыш.
И утомленный болтовнею праздной,
Отравленный вонючим табаком,
По улицам пустым и грязным,
Иду я медленно домой, пешком.
Как холодно! Лет семь каких-нибудь
В такую ночь, каким огнем объята…
Постой, постой, дружок мой, не забудь!
— В тридцать девятом, а не в сорок пятом.
И ржавый одинокий лист, шурша,
Гонимый ветром, кружит по аллее.
Как страшно мне, что нищая душа
Еще при жизни холодеет.
ЛЕОНИД СТРАХОВСКИЙ
1898, Оренбург – 1963, Торонто
ПАРИЖ
Вокруг огней таинственная жуть
Лишь для того, чтобы огни прославить.
И путь метро, мешающий вздохнуть,
Грозящий этот город обезглавить.
Опять прилив восторженный стихов,
И едкий смысл в отвергнутой отчизне,
И хмурый цок несущихся подков
По европейской карте жизни.
ЮРИЙ ТЕРАПИАНО
1892, Керчь – 1980, Ганьи, Франция
* * *
Друг мой, мне грустно оттого же,
Отчего и ты грустишь.
День, на прошлый день похожий,
Серый будничный Париж.
На дворе темно и сыро.
Осень. Лужи у крыльца –
Скука от начала мира
И до самого конца.
* * *
Все, что было, — как много его и как мало!
Ну, а память, магическая игла,
Пестрым шелком узоры по белой канве вышивала,
Возбуждала, дразнила, манила, звала.
«Эти годы»… и вдруг: где теперь эти годы?
Под мостами вода навсегда утекла,
И остались одни арок гнутые своды,
Серый камень, чужая парижская мгла.
И когда-нибудь скажут: «Их время напрасно пропало,
Их судьба обманула, в изгнанье спасения нет».
Да, конечно! Но все же прекрасное было начало —
Радость. Молодость. Вера. И в сердце немеркнущий свет.
ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ
1886, Москва – 1939, Бийанкур, Франция
* * *
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем — так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины — к причине,
А глядишь — заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Вергилия нет за плечами, —
Только есть одиночество — в раме
Говорящего правду стекла.
18 — 23 июля 1924
ИГОРЬ ЧИННОВ
1909, под Ригой – 1996, Флорида, США
* * *
По аллее мы с Вами идем,
По аллее Летнего сада.
Ничего мне другого не надо:
Дом Искусств. Литераторов Дом…
Ирина Одоевцева
А поэты взяли да и вымерли,
Парижане русские, давно.
Только трое ждут Звезды-Погибели,
Смотрят в оснеженное окно.
За окном погода петербургская.
Не совсем, но можно помечтать.
А мечта поэта — самодурская:
Пушкин на мосту стоит опять!
Гумилев идет по снегу белому,
Ищет заблудившийся трамвай,
Тихо-тихо Блоку поседелому
Говорит: живи, не умирай.
Силуэт Георгия Иванова
На мосту парижском одинок.
Жаль поэта, мертвого, не пьяного,
Ночь долга, он смотрит на восток.
Ну и шутку выдумала душечка!
(Позавидовать? Не презирать?)
Женушка, Ириночка, кукушечка,
В Петербург вернулась умирать.
Подборку подготовила Елена Дубровина