Анна ПАВЛОВСКАЯ. Русское поле

* * *

где-то где-то посредине гетто

где живут убийцы воры и поэты

говорят бакланы на своем наречье

это мир обмана черный словно печень

это конь в натуре это жись с откоса

начинаем с дури а потом колеса

на задворках-дворках за помойным баком

лысые шестерки лечат душу драгом

и глядят на это с пьяного балкона

нищие поэты тоже вне закона

* * *

Наколоть слезу что ли на щеке

В память тех которые вдалеке

В память тех которые навсегда

От которых боль и в глазах вода

 

Говорит мне кореш

здоров чё как

чё исчё наколешь

себе мудак

 

тебе мало во́рона

и волка́

и по обе стороны

облака

 

ничего не верю я

братану

он набил на черепе

сатану

 

а слеза одна моя

капля-на

это дань эт самое

и вина

 

* * *

надоело быть столиком

надоело быть стоиком

надоело быть крестиком

надоело быть ноликом

 

если выйти во дворики

если выйти за дворики

только крестики крестики

или нолики нолики

 

все до черта расчерчено

до небес разлинеено

до рассвета засвечено

и по ветру развеяно

 

* * *

Он месяцы пьет, он сиренево-синий,

он знает, что будет с несчастной Россией.

Поручик смертельно устал от всего

и больше не может служить в ПВО.

 

Острят сослуживцы, уходит невеста,

он их посылает в особое место,

и, глядя на дачные кашки-ромашки,

целует стеклянные губы рюмашки.

 

Сидит до рассвета в цветастой панаме,

трагично лицо подпирая руками,

и лучшему другу сработав по харе,

слагает стихи о царице Тамаре.

 

* * *

В Мухосранске осень желтеют кроны

Князь Болконский вывалился с балкона

Депрессняк однако в такую пору

Хоть залейся хоть полезай на штору

 

Красотища листья летят звереют

Мужики с портвейном в конце аллеи

Бьют по харе  бедного дядю Васю

Он споткнулся пидор флакон расквасил

 

Осень что тут еще добавишь

Недострой как запавшие пара клавиш

Костерок горит знать и там бродяги

Отдохнут душой от своей бадяги

 

С новым хахалем тешится тетя Оля

Сорняки качаются в русском поле

Журавлиный клин затерялся в сини

В Мухосранске осень как на картине

 

* * *

Сколько на сердце безумия что ли

Как я люблю тебя русское поле

В свете вечерней зари

 

Там где запруда касается луга

Выпрыгнет в небо волшебная щука

Чокнутся богатыри

 

Я постелила тебе покрывало

Я ль не любила тебя не давала

Каши души и любви

 

Я тебя любишь и я тебя ценишь

Что же ты в сердце из танка мне целишь

Танки завязли в крови

 

Я поднимаюсь на цыпочки к небу

К богу иду с инфернальной телегой

В темный космический лес

 

Хочешь ли млека и хлеба ржаного

Хочешь ли господи сердца больного

Я достучусь до небес

 

* * *

В захолустном черном баре,

храме плюшевых портьер,

он играет на гитаре,

пьяный белый офицер.

 

Он умеет, он играет,
хриплым голосом поет,
и мелодия цепляет,
и по нервам больно бьет.

 

Он поет в душевной песне

не про запад и восток,

он поет, что он воскреснет,

словно тонкий колосок.

 

В нескончаемом загуле

из-под ног уйдет земля,

он получит в сердце пулю

за российские поля.

 

Не дойдет он до Берлина,
он в Стамбул не уплывет,
ждет его сырая глина,

Ангары кровавый лед.

 

 

 

* * *

где-то где-то посредине гетто

где живут убийцы воры и поэты

говорят бакланы на своем наречье

это мир обмана черный словно печень

это конь в натуре это жись с откоса

начинаем с дури а потом колеса

на задворках-дворках за помойным баком

лысые шестерки лечат душу драгом

и глядят на это с пьяного балкона

нищие поэты тоже вне закона

* * *

Наколоть слезу что ли на щеке

В память тех которые вдалеке

В память тех которые навсегда

От которых боль и в глазах вода

 

Говорит мне кореш

здоров чё как

чё исчё наколешь

себе мудак

 

тебе мало во́рона

и волка́

и по обе стороны

облака

 

ничего не верю я

братану

он набил на черепе

сатану

 

а слеза одна моя

капля-на

это дань эт самое

и вина

 

* * *

надоело быть столиком

надоело быть стоиком

надоело быть крестиком

надоело быть ноликом

 

если выйти во дворики

если выйти за дворики

только крестики крестики

или нолики нолики

 

все до черта расчерчено

до небес разлинеено

до рассвета засвечено

и по ветру развеяно

 

* * *

Он месяцы пьет, он сиренево-синий,

он знает, что будет с несчастной Россией.

Поручик смертельно устал от всего

и больше не может служить в ПВО.

 

Острят сослуживцы, уходит невеста,

он их посылает в особое место,

и, глядя на дачные кашки-ромашки,

целует стеклянные губы рюмашки.

 

Сидит до рассвета в цветастой панаме,

трагично лицо подпирая руками,

и лучшему другу сработав по харе,

слагает стихи о царице Тамаре.

 

* * *

В Мухосранске осень желтеют кроны

Князь Болконский вывалился с балкона

Депрессняк однако в такую пору

Хоть залейся хоть полезай на штору

 

Красотища листья летят звереют

Мужики с портвейном в конце аллеи

Бьют по харе  бедного дядю Васю

Он споткнулся пидор флакон расквасил

 

Осень что тут еще добавишь

Недострой как запавшие пара клавиш

Костерок горит знать и там бродяги

Отдохнут душой от своей бадяги

 

С новым хахалем тешится тетя Оля

Сорняки качаются в русском поле

Журавлиный клин затерялся в сини

В Мухосранске осень как на картине

 

* * *

Сколько на сердце безумия что ли

Как я люблю тебя русское поле

В свете вечерней зари

 

Там где запруда касается луга

Выпрыгнет в небо волшебная щука

Чокнутся богатыри

 

Я постелила тебе покрывало

Я ль не любила тебя не давала

Каши души и любви

 

Я тебя любишь и я тебя ценишь

Что же ты в сердце из танка мне целишь

Танки завязли в крови

 

Я поднимаюсь на цыпочки к небу

К богу иду с инфернальной телегой

В темный космический лес

 

Хочешь ли млека и хлеба ржаного

Хочешь ли господи сердца больного

Я достучусь до небес

 

* * *

В захолустном черном баре,

храме плюшевых портьер,

он играет на гитаре,

пьяный белый офицер.

 

Он умеет, он играет,
хриплым голосом поет,
и мелодия цепляет,
и по нервам больно бьет.

 

Он поет в душевной песне

не про запад и восток,

он поет, что он воскреснет,

словно тонкий колосок.

 

В нескончаемом загуле

из-под ног уйдет земля,

он получит в сердце пулю

за российские поля.

 

Не дойдет он до Берлина,
он в Стамбул не уплывет,
ждет его сырая глина,

Ангары кровавый лед.