Владислав КИТИК. В замечательном подвале…О литературной студии «Круг» Юрия Михайлика

Юрий МихайликНастоящее преподносит факты, воспоминания обращают их в историю. Поэтому хроникальным кажется время существования студии «Круг», объединявшей человек сорок молодых соискателей писательских лавров. Сегодня они рассеяны по всему свету. А тогда: в конце 80-х… Местом встречи был обычный одесский подвал на улице Розы Люксембург (ныне Бунина). Многие годы вечер каждой пятницы проходил только здесь.

Едва ты спускался по ступеням, как взглядом упирался в лысину. Это был Юрий Михайлик, главный «цеховщик» данного литературного сословия. Он сидел напротив двери во главе стола, зависшего в мареве небольшого помещения, приписанного к ОМК. Иногда он накрывал голову ладонями, как рукавицами. Это означало, что ему уже процитировали ударные строки начинающего графомана. Покачиваясь и возводя руки к потолку, он произносил заговорщическим шепотом: «Это фан-та-сти-ка!»

Интеллигентность не позволяла ему прибегать к менее метафоричным выражениям. Но это не снижало резкости его суждений, из-за чего не оформившиеся дарования называли его Ругайлик. Он был едкий, придирчивый, но свое мнение незадачливому визави доказывал. Иронизировал, но не насмешничал. Задирал, но не унижал. Своего достоинства не ронял и уважал его в других. Слова «достоинство и честь», звучащие как рефрен в одном из его стихотворений, хотя и несколько прямолинейно, однако искренно передавали пафос данной им себе жизненной установки.

Юрий Николаевич любил точность слова. И если не требовал ее от авторов, то взывал к ним. Некоторые слушали. Делая разбор стихов, он говорил о чистоте звука, о том, что в стихах при чтении не должно быть «знаков запинания», которые возникают, например, при сбегании нескольких согласных. Невнятица, рождаемая стоящими одно за другим тремя или более существительными, подчеркивалась наглядной аналогией: «Покрыть рамку портрета майора авиации лаком кисточкой». Вслед за Михайликом стало заметно неписанное «правило второй строки»: она обычно служит для разгона, чтобы стали ударными последующие третья и четвертая строки, но сама «провисает» в смысловом отношении.

Знаток и ценитель русской поэзии, Михайлик был сторонником ее классических традиций. Кто хотел, причислял себя к ним, кто-то считал это для себя не обязательным, но с почтением относились к ним все. Особенно это было заметно, когда вечер посвящался творчеству кого-нибудь из представителей плеяды золотого или серебряного веков поэзии. Конечно, «Круг» – не царскосельское братство. Так же, как не прижилась попытка высокопарно обращаться друг к другу «сударь» и «сударыня». Но студийная работа была школой в редком сейчас понимании ее как процесса выучки, дающей личный опыт.

Как в каждой школе, не обходилось и без подражательства. Тоже не лишенного куража. Михайлик курил «Шипку» без фильтра. Ее приобретению способствовало его общение с московским поэтом Евгением Храмовым, который, в свою очередь, всем табачным изделиям предпочитал одесский «Беломор». Изначальным поводом для того, чтобы завести знакомство, и способом поддерживать отношения были стихи. Это уже потом Юрий Николаевич отсылал собрату по перу папиросы, ответным жестом из столицы был блок «Шипки».

В Одессе это было дефицитом. Если в магазине продавщица удивленно поднимала брови: «“Шипки” нет, уже спрашивали! Что за табачная эпидемия?», – значит, до тебя здесь побывал кто-то из студийцев. Пользоваться этими короткими болгарскими сигаретами в маленькой белой пачке с потертым изображением памятника героям Русско-Турецкой войны было неудобно, потому что табак лез в рот. Но тогда писать и не курить было поведением не подобающим для стихотворца. Поэтому в перерыве после обсуждения все старательно дымили «Шипкой».

Уезжая, Михайлик оставил несколько иное суждение: «Если для того, чтобы стать поэтом, нужно быть малообеспеченным, то скоро в этой стране все станут писать стихи».

К сожалению, верными оказались и социально-экономический прогноз. И литературный. Наш достаток – это наш общий недостаток, – об этом говорить не хочется: все и так в одной стране живем. А пишущих? Их, действительно, много. Иногда кажется, что больше, чем грамотных. А изданный сборник чаще свидетельствует о наличии спонсора, чем о творческом процессе автора. «Выставиться» в Интернете и вовсе можно бесплатно.

Но в принципах школы «Круг» так и остались необходимыми поиск единственно верного слова, жажда самовыражения. А в оценках стихов – насколько искусно и точно удалось это сделать.

Сам идейно-художественный подход, ставший сегодня опальным, совсем не так плох. И может успешно противостоять избытку демократизма в потоке писанины новейших дней. А что до работы над строками?.. Марина Цветаева говорила, что не понимает стихов, написанных без труда. У нее есть единомышленники. Старомодны ли эти взгляды? Это достояние лингвистической археологии или то минувшее, которое однажды возобновится как (без)основательно забытое старое? Акценты прошлого расставляют не летописцы, а потомки…

Пока в прошлом – студия. Взволнованное ожидание пятницы. Внутренний драчливый настрой на возражение оппонентам. По условиям, их было двое у каждого из претендентов на публичное обсуждение своих творений. Заключительное слово брал Юрий Михайлик. Он был центром круга. Центрообразующий человек уехал за моря в зеленую страну Австралию. И «Круг» распался, оставив как документ своего существования коллективный сборник «Вольный город». Затем и студийцев разбросало по свету. Второй коллективный сборник «Глаголы настоящего времени», вышедший в 2013 году как ретроспекция, с таким же успехом и географический справочник пребывания на глобусе бывших «михайликов»: Израиль, Америка, Германия, Россия. Одесские корни кроются в его изначальном кодовом названии «Новый базар».

А молодость так и бродит по старым местам. Особенно в бессонницу или когда сильно не по себе. Протянешь руку к книжной полке, откроешь наугад страницу:

«В замечательном подвале

Возле банка на углу…» –

А? Ну да, Юрий Николаевич…

Только в подвальчике том на Розы Люксембург теперь магазин. И другой подвал на Пушкинской, 34 занял кто-то власть имущий, едва ли охваченный идеей просветительства. Там дольше всего сохранялся дух творческих исканий «Круга», затем литобъединения «Поток». Всех выселили: и литераторов, и бардов, и эрудитов ОМК! Этого огорчения не перекроет своей значимостью никакой произведенный в этом помещении евроремонт. Во Дворец Персидского шейха на улице Гоголя, где тоже одно время собиралась студия, когда в этом здании располагался «Культпросветучилище» вообще не пускает охрана. Остается, как было принято в «Круге», повышать свой нижний предел, далее которого невозможно опуститься. А верхнему предела нет.

В подвале оказалась теперь вся культура. Но к счастью, из подземелья есть один путь – вверх! Символично?

Владислав КИТИКЮрий МихайликНастоящее преподносит факты, воспоминания обращают их в историю. Поэтому хроникальным кажется время существования студии «Круг», объединявшей человек сорок молодых соискателей писательских лавров. Сегодня они рассеяны по всему свету. А тогда: в конце 80-х… Местом встречи был обычный одесский подвал на улице Розы Люксембург (ныне Бунина). Многие годы вечер каждой пятницы проходил только здесь.

Едва ты спускался по ступеням, как взглядом упирался в лысину. Это был Юрий Михайлик, главный «цеховщик» данного литературного сословия. Он сидел напротив двери во главе стола, зависшего в мареве небольшого помещения, приписанного к ОМК. Иногда он накрывал голову ладонями, как рукавицами. Это означало, что ему уже процитировали ударные строки начинающего графомана. Покачиваясь и возводя руки к потолку, он произносил заговорщическим шепотом: «Это фан-та-сти-ка!»

Интеллигентность не позволяла ему прибегать к менее метафоричным выражениям. Но это не снижало резкости его суждений, из-за чего не оформившиеся дарования называли его Ругайлик. Он был едкий, придирчивый, но свое мнение незадачливому визави доказывал. Иронизировал, но не насмешничал. Задирал, но не унижал. Своего достоинства не ронял и уважал его в других. Слова «достоинство и честь», звучащие как рефрен в одном из его стихотворений, хотя и несколько прямолинейно, однако искренно передавали пафос данной им себе жизненной установки.

Юрий Николаевич любил точность слова. И если не требовал ее от авторов, то взывал к ним. Некоторые слушали. Делая разбор стихов, он говорил о чистоте звука, о том, что в стихах при чтении не должно быть «знаков запинания», которые возникают, например, при сбегании нескольких согласных. Невнятица, рождаемая стоящими одно за другим тремя или более существительными, подчеркивалась наглядной аналогией: «Покрыть рамку портрета майора авиации лаком кисточкой». Вслед за Михайликом стало заметно неписанное «правило второй строки»: она обычно служит для разгона, чтобы стали ударными последующие третья и четвертая строки, но сама «провисает» в смысловом отношении.

Знаток и ценитель русской поэзии, Михайлик был сторонником ее классических традиций. Кто хотел, причислял себя к ним, кто-то считал это для себя не обязательным, но с почтением относились к ним все. Особенно это было заметно, когда вечер посвящался творчеству кого-нибудь из представителей плеяды золотого или серебряного веков поэзии. Конечно, «Круг» – не царскосельское братство. Так же, как не прижилась попытка высокопарно обращаться друг к другу «сударь» и «сударыня». Но студийная работа была школой в редком сейчас понимании ее как процесса выучки, дающей личный опыт.

Как в каждой школе, не обходилось и без подражательства. Тоже не лишенного куража. Михайлик курил «Шипку» без фильтра. Ее приобретению способствовало его общение с московским поэтом Евгением Храмовым, который, в свою очередь, всем табачным изделиям предпочитал одесский «Беломор». Изначальным поводом для того, чтобы завести знакомство, и способом поддерживать отношения были стихи. Это уже потом Юрий Николаевич отсылал собрату по перу папиросы, ответным жестом из столицы был блок «Шипки».

В Одессе это было дефицитом. Если в магазине продавщица удивленно поднимала брови: «“Шипки” нет, уже спрашивали! Что за табачная эпидемия?», – значит, до тебя здесь побывал кто-то из студийцев. Пользоваться этими короткими болгарскими сигаретами в маленькой белой пачке с потертым изображением памятника героям Русско-Турецкой войны было неудобно, потому что табак лез в рот. Но тогда писать и не курить было поведением не подобающим для стихотворца. Поэтому в перерыве после обсуждения все старательно дымили «Шипкой».

Уезжая, Михайлик оставил несколько иное суждение: «Если для того, чтобы стать поэтом, нужно быть малообеспеченным, то скоро в этой стране все станут писать стихи».

К сожалению, верными оказались и социально-экономический прогноз. И литературный. Наш достаток – это наш общий недостаток, – об этом говорить не хочется: все и так в одной стране живем. А пишущих? Их, действительно, много. Иногда кажется, что больше, чем грамотных. А изданный сборник чаще свидетельствует о наличии спонсора, чем о творческом процессе автора. «Выставиться» в Интернете и вовсе можно бесплатно.

Но в принципах школы «Круг» так и остались необходимыми поиск единственно верного слова, жажда самовыражения. А в оценках стихов – насколько искусно и точно удалось это сделать.

Сам идейно-художественный подход, ставший сегодня опальным, совсем не так плох. И может успешно противостоять избытку демократизма в потоке писанины новейших дней. А что до работы над строками?.. Марина Цветаева говорила, что не понимает стихов, написанных без труда. У нее есть единомышленники. Старомодны ли эти взгляды? Это достояние лингвистической археологии или то минувшее, которое однажды возобновится как (без)основательно забытое старое? Акценты прошлого расставляют не летописцы, а потомки…

Пока в прошлом – студия. Взволнованное ожидание пятницы. Внутренний драчливый настрой на возражение оппонентам. По условиям, их было двое у каждого из претендентов на публичное обсуждение своих творений. Заключительное слово брал Юрий Михайлик. Он был центром круга. Центрообразующий человек уехал за моря в зеленую страну Австралию. И «Круг» распался, оставив как документ своего существования коллективный сборник «Вольный город». Затем и студийцев разбросало по свету. Второй коллективный сборник «Глаголы настоящего времени», вышедший в 2013 году как ретроспекция, с таким же успехом и географический справочник пребывания на глобусе бывших «михайликов»: Израиль, Америка, Германия, Россия. Одесские корни кроются в его изначальном кодовом названии «Новый базар».

А молодость так и бродит по старым местам. Особенно в бессонницу или когда сильно не по себе. Протянешь руку к книжной полке, откроешь наугад страницу:

«В замечательном подвале

Возле банка на углу…» –

А? Ну да, Юрий Николаевич…

Только в подвальчике том на Розы Люксембург теперь магазин. И другой подвал на Пушкинской, 34 занял кто-то власть имущий, едва ли охваченный идеей просветительства. Там дольше всего сохранялся дух творческих исканий «Круга», затем литобъединения «Поток». Всех выселили: и литераторов, и бардов, и эрудитов ОМК! Этого огорчения не перекроет своей значимостью никакой произведенный в этом помещении евроремонт. Во Дворец Персидского шейха на улице Гоголя, где тоже одно время собиралась студия, когда в этом здании располагался «Культпросветучилище» вообще не пускает охрана. Остается, как было принято в «Круге», повышать свой нижний предел, далее которого невозможно опуститься. А верхнему предела нет.

В подвале оказалась теперь вся культура. Но к счастью, из подземелья есть один путь – вверх! Символично?

Владислав КИТИК