Владислав КИТИК. Слился с ветром ворон-птица…

НА  ПОГОСТЕ

Не эпитафии, а клёны
Напомнят: жизнь не прожита.
Вот чистит клюв стальной ворона
О поперечину креста,
Взрыхляют землю корневища,
И май над бездною – в цвету,
Чтоб возлюбить и пепелища,
Своей страны, и нищету.
И вновь то милой, то не милой
Её считаешь, как гроши,
Глядишь, как дедовы могилы
Покрыла копоть новой лжи.
И понимаешь: ты не в теме
Сказать в исповедальный час
С кем: с теми быть или не с теми,
Кто нас придет спасать от нас?
Смеркается. Слабеют звуки.
Стихает улицы возня.
Сморкается и греет руки
Бомж возле вечного огня.

 

ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ ОДЕССЫ

Гнезда апрельские
птицы над городом вьют,
Смех рассыпается, как из мешка  чечевица.
И баба Лена жива ещё и интервью
Важно дает как последняя из очевидцев.
– Вы бы сказали заранее, я бы слегка
Причепурилась, а так, – не причёска, а пасма…
Сколько мне лет? Не отвечу вам сходу, пока
Не загляну… Да куда ж я засунула паспорт?!
Помню, я плакала… Плакала. как никогда!
А Серафим, что умел напиваться без денег,
Утром хмелился на кухне, а, значит, тогда
В сорок четвертом году это был понедельник.
Помню, был ветер и запах весенней земли,
Примус уже без присмотра гудел, как бандура.
– Радуйся, дура, – кричали мне, – наши пришли.
А я стою и рыдаю: ну правда, что дура.
А мимо дома шагают в походном строю
Красноармейцы. И мне улыбнулся солдатик.
…Что вы там пишете? Да, я у дома стою,
Плачу и мерзну, и кутаюсь в легкий халатик.
Знаете, черный такой и с большим обшлагом,
И с пояском… Да, имела я талию. Или!
…С тоненькой выточкой сверху и с воротничком,
И с накладными карманами, – раньше такие носили.
Я бы надела и туфельки, и крепдешин,
А не халат мой и тапки, просящие каши.
Шли все красавцы, все, как на подбор, как один,
Освободители… милые…. добрые… наши!
Вышел весь двор, даже Катька, что шлялась с тех пор,
Как её мужа убили… Безногий, но крепкий
Дворник, и Генка, забыв, что он уличный вор,
Прямо в трусах – и, как флагом, размахивал кепкой.
Что вы все пишете? Прямо-таки обо мне.
Память, простите, прокисшая, как простокваша.
…Вот и достаточно, чтобы сказать о войне:
Слезы. Халатик. Апрель. Победители… Наши…

 

ПОСЛЕВОЕННОЕ

Заросли солдатские дорожки,
Бедолаг утешили ворожки.
Сыт суглинок кровью рукопашных…
Нет вестей о без вести пропавших.
Их все реже: добрых и не добрых
Ищут взгляды в небесах бездонных
Знают лишь четыре края света,
Где они, да матушка-планета,
Да березы, что крестами стали,
И, как вести, в небыли пропали.
Превратилось поле боя в пашню, –
Может, весть от без вести пропавших?
Слился с ветром вещий ворон-птица,
В дом не ждут дедов отроковицы,
Жен давнишних: верных и неверных
Ищут треугольные конверты.

 

ИЗ ПРОШЛОГО…

С коммуной, с лагерными фиксами,
Невольно сделавшись основою
Сегодняшней свободы с иксами,
Прощайте, времена «совковые»,
И домотканных дней зачинщики
Нечесаные, как подпольщики.
…Точили ножики точильщики,
И  стекла ставили стекольщики.
Всё – как по нотам, как по полочкам…
Насилу полз трамвай-улиточка.
Кокетки стройные, как ёлочки,
Носили шляпки-«менингиточки».
И шились брюки маяковские
Под стать своей стране – широкие,
Родились взгляды философские,
Роились рифмы синеокие
С их грубоватою сердечностью,
И светом радости копеечной.
Как от себя, нельзя отречься ведь
От спетой песни и – от спеющей.
Так, провожая даты ржавые,
Все их нелепицы и ребусы,
Ещё плывет за Окуджавою
Маршрут последнего троллейбуса.

 

* * *
Еще февраль, а вечер – задушевный,
Горит фонарь, – конечно же, волшебный, –
Над ним звезда, – заветная, конечно, –
Плывёт по небу в хороводе млечном.
А ты: чем ты живешь? Скучаешь как ты?
Здесь тает время, зацветает кактус,
Относит в море бриз печаль и тени.
Ни бегства от разлук, ни угрызений,
Ни притяженья в противостоянье…
Конец зимы.
Любовь на расстоянье.

 

* * *
Хоть в этом мире всё, как есть,
Приди ко мне, благая весть,
Грянь с потолка, от фонаря,
Спустись на крыльях почтаря,
Ужаль, как вольтовой дугой,
Стыдом от мысли неблагой.
И я сменю репертуар,
Подумав, что не буду стар
До дня, когда мне жизнь: «Пора!..», –
Как милосердная сестра,
Не молвит, погасив свечу.
Конечно, всё, чего хочу,
Не то, что мне предрешено.
…Но ведь поверю все равно.

 

* * *
Проснулся вечерний сверчок,
Нашёлся луны пятачок
За облаком, и осторожно
Прошёлся по сердцу смычок.
Чтоб тайну гармонии впредь
Скрипичным ключом отпереть,
Мы будем смотреть друг на друга
Так, словно друг в друга смотреть.
В задумчивости, как во сне,
Тебя ли я вижу во мне,
Себя ли в тебе – отражённой,
Как в зеркале, в темном окне?
Но, чтоб расставания мгла
Застать нас врасплох не могла,
Не будем согласно примете
Смотреться в одни зеркала.

 

ДОЖДЬ

Бесцельность удлиняет ожиданье,
Вчерашний день становится преданьем,
Строчит бестселлер к завтрашнему дню
Дождь, растянувший время, как в камланье,
Из перспективы сделав размазню,
Грозя, что смолкнет только с пятым актом.
Он, не спеша, отсчитывает такты,
Расшевелив сомнений метроном.
Уже не ждать – согреться бы хоть как-то,
Уже не думать больше о больном,
Не зарываться в матрицы и числа.
Как в лабиринте, логика зависла,
Не объяснив природы баловство.
В самой любви – и то не много смысла, –
Она уже случилась вне его.

 

* * *
«Белые ночи»
П. Чайковский

Там, где пространство бродит залами
И в снег влюбляются сады,
Где тишина плывет каналами
Меланхолической воды,
Глотают сумрак ночи белые
И входят в майский обиход.
Сквозь расстоянья неумелые
Весной охваченных широт
Приносят почтари рассеянно
Поверх заслонов и голов
В Пальмиру Южную из Северной
Обрывки прежних адресов.
Близки основами и стансами
Два города одной судьбе, –
Но разлучают не дистанции,
А разные пути к себе.
Как верно передам бумаге я
Прохладу питерских лучей,
Привороженный белой магией
В окне светящихся ночей?
А вечной темы вариации,
Как музыка, не тяжелы.
В Одессе расцвела акация,
И ночи потому – светлы!

НА  ПОГОСТЕ

Не эпитафии, а клёны
Напомнят: жизнь не прожита.
Вот чистит клюв стальной ворона
О поперечину креста,
Взрыхляют землю корневища,
И май над бездною – в цвету,
Чтоб возлюбить и пепелища,
Своей страны, и нищету.
И вновь то милой, то не милой
Её считаешь, как гроши,
Глядишь, как дедовы могилы
Покрыла копоть новой лжи.
И понимаешь: ты не в теме
Сказать в исповедальный час
С кем: с теми быть или не с теми,
Кто нас придет спасать от нас?
Смеркается. Слабеют звуки.
Стихает улицы возня.
Сморкается и греет руки
Бомж возле вечного огня.

 

ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ ОДЕССЫ

Гнезда апрельские
птицы над городом вьют,
Смех рассыпается, как из мешка  чечевица.
И баба Лена жива ещё и интервью
Важно дает как последняя из очевидцев.
– Вы бы сказали заранее, я бы слегка
Причепурилась, а так, – не причёска, а пасма…
Сколько мне лет? Не отвечу вам сходу, пока
Не загляну… Да куда ж я засунула паспорт?!
Помню, я плакала… Плакала. как никогда!
А Серафим, что умел напиваться без денег,
Утром хмелился на кухне, а, значит, тогда
В сорок четвертом году это был понедельник.
Помню, был ветер и запах весенней земли,
Примус уже без присмотра гудел, как бандура.
– Радуйся, дура, – кричали мне, – наши пришли.
А я стою и рыдаю: ну правда, что дура.
А мимо дома шагают в походном строю
Красноармейцы. И мне улыбнулся солдатик.
…Что вы там пишете? Да, я у дома стою,
Плачу и мерзну, и кутаюсь в легкий халатик.
Знаете, черный такой и с большим обшлагом,
И с пояском… Да, имела я талию. Или!
…С тоненькой выточкой сверху и с воротничком,
И с накладными карманами, – раньше такие носили.
Я бы надела и туфельки, и крепдешин,
А не халат мой и тапки, просящие каши.
Шли все красавцы, все, как на подбор, как один,
Освободители… милые…. добрые… наши!
Вышел весь двор, даже Катька, что шлялась с тех пор,
Как её мужа убили… Безногий, но крепкий
Дворник, и Генка, забыв, что он уличный вор,
Прямо в трусах – и, как флагом, размахивал кепкой.
Что вы все пишете? Прямо-таки обо мне.
Память, простите, прокисшая, как простокваша.
…Вот и достаточно, чтобы сказать о войне:
Слезы. Халатик. Апрель. Победители… Наши…

 

ПОСЛЕВОЕННОЕ

Заросли солдатские дорожки,
Бедолаг утешили ворожки.
Сыт суглинок кровью рукопашных…
Нет вестей о без вести пропавших.
Их все реже: добрых и не добрых
Ищут взгляды в небесах бездонных
Знают лишь четыре края света,
Где они, да матушка-планета,
Да березы, что крестами стали,
И, как вести, в небыли пропали.
Превратилось поле боя в пашню, –
Может, весть от без вести пропавших?
Слился с ветром вещий ворон-птица,
В дом не ждут дедов отроковицы,
Жен давнишних: верных и неверных
Ищут треугольные конверты.

 

ИЗ ПРОШЛОГО…

С коммуной, с лагерными фиксами,
Невольно сделавшись основою
Сегодняшней свободы с иксами,
Прощайте, времена «совковые»,
И домотканных дней зачинщики
Нечесаные, как подпольщики.
…Точили ножики точильщики,
И  стекла ставили стекольщики.
Всё – как по нотам, как по полочкам…
Насилу полз трамвай-улиточка.
Кокетки стройные, как ёлочки,
Носили шляпки-«менингиточки».
И шились брюки маяковские
Под стать своей стране – широкие,
Родились взгляды философские,
Роились рифмы синеокие
С их грубоватою сердечностью,
И светом радости копеечной.
Как от себя, нельзя отречься ведь
От спетой песни и – от спеющей.
Так, провожая даты ржавые,
Все их нелепицы и ребусы,
Ещё плывет за Окуджавою
Маршрут последнего троллейбуса.

 

* * *
Еще февраль, а вечер – задушевный,
Горит фонарь, – конечно же, волшебный, –
Над ним звезда, – заветная, конечно, –
Плывёт по небу в хороводе млечном.
А ты: чем ты живешь? Скучаешь как ты?
Здесь тает время, зацветает кактус,
Относит в море бриз печаль и тени.
Ни бегства от разлук, ни угрызений,
Ни притяженья в противостоянье…
Конец зимы.
Любовь на расстоянье.

 

* * *
Хоть в этом мире всё, как есть,
Приди ко мне, благая весть,
Грянь с потолка, от фонаря,
Спустись на крыльях почтаря,
Ужаль, как вольтовой дугой,
Стыдом от мысли неблагой.
И я сменю репертуар,
Подумав, что не буду стар
До дня, когда мне жизнь: «Пора!..», –
Как милосердная сестра,
Не молвит, погасив свечу.
Конечно, всё, чего хочу,
Не то, что мне предрешено.
…Но ведь поверю все равно.

 

* * *
Проснулся вечерний сверчок,
Нашёлся луны пятачок
За облаком, и осторожно
Прошёлся по сердцу смычок.
Чтоб тайну гармонии впредь
Скрипичным ключом отпереть,
Мы будем смотреть друг на друга
Так, словно друг в друга смотреть.
В задумчивости, как во сне,
Тебя ли я вижу во мне,
Себя ли в тебе – отражённой,
Как в зеркале, в темном окне?
Но, чтоб расставания мгла
Застать нас врасплох не могла,
Не будем согласно примете
Смотреться в одни зеркала.

 

ДОЖДЬ

Бесцельность удлиняет ожиданье,
Вчерашний день становится преданьем,
Строчит бестселлер к завтрашнему дню
Дождь, растянувший время, как в камланье,
Из перспективы сделав размазню,
Грозя, что смолкнет только с пятым актом.
Он, не спеша, отсчитывает такты,
Расшевелив сомнений метроном.
Уже не ждать – согреться бы хоть как-то,
Уже не думать больше о больном,
Не зарываться в матрицы и числа.
Как в лабиринте, логика зависла,
Не объяснив природы баловство.
В самой любви – и то не много смысла, –
Она уже случилась вне его.

 

* * *
«Белые ночи»
П. Чайковский

Там, где пространство бродит залами
И в снег влюбляются сады,
Где тишина плывет каналами
Меланхолической воды,
Глотают сумрак ночи белые
И входят в майский обиход.
Сквозь расстоянья неумелые
Весной охваченных широт
Приносят почтари рассеянно
Поверх заслонов и голов
В Пальмиру Южную из Северной
Обрывки прежних адресов.
Близки основами и стансами
Два города одной судьбе, –
Но разлучают не дистанции,
А разные пути к себе.
Как верно передам бумаге я
Прохладу питерских лучей,
Привороженный белой магией
В окне светящихся ночей?
А вечной темы вариации,
Как музыка, не тяжелы.
В Одессе расцвела акация,
И ночи потому – светлы!