Юлия ПЕТРУСЕВИЧЮТЕ. Молочная река

Далеко-далеко, на молочной и сладкой реке,
Долька белого яблока тонет в парном молоке.
Серебристым ковшом зачерпни из реки тишины –
И увидишь во сне отражение белой луны.
Говорят, по луне бродит ветер нездешних дорог,
Из ладони в ладонь сыплет лунный холодный песок.
То ли снег, то ли соль, то ли пепел сгоревшей звезды
До земли долетает и тает, касаясь воды.
Дома не было, дома не будет во все времена.
У молочной реки ни истока, ни устья, ни дна.
В мире нет ничего, что бы мы называли своим.
Только ветер сожжённой дороги, и пепел, и дым.

* * *
Из земляного хаоса корней.
Из плотной глины и из чернозёма
Ты прорастаешь. Лопаются зерна,
Течёт сукровица и липкий клей,
И каждое усилие весомо,
И груз на плечи давит всё сильней.

А ты тяжёлый, сонный, неживой,
Не одолевший сумеречной грани.
Ещё трещит челнок на ткацком стане.
И волосы присыпаны землей,
И понемногу нарастают ткани,
Но ты ещё незрячий и немой.

Я буду ткать твою земную плоть,
Я буду греть твоё земное тело,
Я буду жечь в печи сухие стрелы,
И пальцы наконечником колоть,
Чтоб нитка стала красной, а не белой,
Чтоб холст ни разорвать, ни распороть.

Над ледяной рекой холщовый мост
Два берега связал одной дорогой.
Я снова хлеб оставлю за порогом,
И буду ткать свой бесконечный холст,
И без иголки шить рубашку волку,
Чтоб он домой царевича принёс.

* * *
Вьётся нитка, Эвридика, жизнь моя, не уходи.
Ткёт молочные дожди
В серые холсты ткачиха.

Все мы пленники, дружочек, тесен каменный мешок.
Время сжало кулачок.
Тихо сыплется песочек.

Звонко щёлкает челнок, тянет сквозь дожди дорогу,
Отмеряя понемногу
Долгий срок, короткий срок.

И ложится полотно серебристой тонкой пряжи
На столы, и шьёт рубашку
Без иглы не знаю кто.

* * *
Это песни реки. Их поют перелётные птицы,
Чтобы в долгой дороге не сбиться с привычного курса,
Чтобы не заблудиться в туманах далёкого края.

Я и та, и не та, я и знаю себя, и не знаю,
Моё сердце полно до краев, и прозрачно, и пусто.
Я не знаю границ, и сама я предел и граница,

Я рождаюсь в дожде и, дожди породив, умираю.
Можно в русле послушно лежать, и чертить себе русло.
Можно жажду на миг утолить, и вовек не напиться.

Я всегда возвращаюсь, и мне никогда не вернуться,
Я несу в себе время, смываю слова со страницы,
Дом, в который летят с того берега дикие стаи,
Спрятан, как потаённый фонарь, в каждой маленькой птице.

* * *
Лодка ударилась в берег, воды зачерпнула.
В сером прибрежном песке, где ракушки да камни,
Спит часовой механизм, и не слышно дыханья.

Солью в реке тает белая, белая память.
Снегом на чёрной воде угасает сознание.
Только сжимает виски от неясного гула.

Там, где река обрывается с края вселенной,
С грохотом рушится вниз водопадом молочным,
Брызги созвездий висят над ревущим потоком.

Время утратило силу и сделалось пеной.
Плоть оказалась прозрачной, а тело – непрочным.
А поцелуй остается солёным и долгим.

* * *
Ночью.
Срочно.
Отправлено птичьей почтой.
Я люблю тебя. Точка.
Цитирую старый источник:
Буду ткать полотно, заплетая, как ниточки, строчки,
На рубашку без швов и иглы, на льняную сорочку.

Будет вспахано небо рогами ягнят белорунных,
И засеяно зёрнами звёзд всё, от края до края.
Будет строить единственный мост перелётная стая,
Вместо камня, железа и досок используя струны.

Утекает река в пустоту,
Остаются крупицы в ладони,
Остывают обломками сказочных цивилизаций.
Золотыми осколками чаши порезало пальцы.
Я тебя буду ждать на мосту,
там, где птицы и кони.

* * *
Заплетая колючие травы рубашкой без швов,
Я шепчу и пою над холстом, как над яблоней ветер,
Чтобы яблокам слаще спалось за окном на рассвете,
Чтобы плыл деревянный челнок в молоке между слов,

Как летит над рекой стая диких гусей-лебедей,
Крылья знают дорогу, и тонкая нитка не рвётся,
В тёмном сердце колодца уснуло усталое солнце,
Чтобы в августе слаще хрустеть на зубах лошадей.

Топору, и стреле, и копью не пробить полотна.
И заблудится в травах беда, и собьётся с дороги.
Будут вечером гости. Придут молчаливые боги,
И разделят с тобой чашу мёда и чашу вина.

* * *
Нам начинают сниться пустые гнёзда.
Обрывками сна под утро играет ветер.
Мы знаем только одно на этой планете –
Затерянный где-то в будущем белый остров.

Мы улетаем утром, прощайте, вишни.
Небо грохочет синими поездами.
Нам выходить на станции Березани,
А дальше – своим ходом, все выше и выше.

Выше цветущих вишен, за облаками,
В яблочный тёплый край, к селениям звёздным,
Через реку и дальше, в открытый космос,
Дальше, – туда, где реки сплелись берегами.

* * *
В белом лесу тишина утонула во сне.
В лунной воде по колено стоят облака.
Мне бы, наверно, хватило глотка молока,
Если бы лодка уже не лежала на дне.

Яблоня, яблоня, спрячь меня в белом лесу.
Съешь моё дикое яблоко и засыпай.
Видишь – в реке молоко потекло через край.
Время закинуло сети и ждёт на мосту.

Время закинуло сети и ловит луну,
И голоса над водой еле-еле слышны.
Мне бы, наверно, хватило кусочка луны,
Если бы лодка уже не плыла в глубину.

* * *
Стекает по лицу холодная вода.
Сестричка Стикс, не плачь. Река ещё вернётся,
Наполнит горло узкого колодца,
Придёт в полупустые города,

И русло не успеет зарасти,
Когда из-под камней, сквозь корни гор пробьётся
Холодная вода, и яблочное солнце
Единственным вином заплещется в горсти.

* * *
Бамбуковые пальцы ветра,
Прозрачные сухие пальцы,
Играют с каплей янтаря.
А мы вернулись с того света,
И всё не можем надышаться
Холодным небом октября.

И всё не можем насмотреться
На эту долгую дорогу –
Всё вверх и вверх, за облака.
Течёт молочная река
Из-под земли на свет,
И сердце оттаивает понемногу.

* * *
Ночь на страже, и в тёмной воде отражаются звёзды.
Видишь, лодка уходит под тихие, тихие всхлипы?
Не пытайся её удержать, а прощайся, прощайся.

Пожелай им счастливой дороги, дороги счастливой.
Еле слышно звенели стеклянные слёзы пространства,
Ледяного пространства звенели стеклянные слёзы.

Только пальцы замерзли, прозрачные, прямо ледышки.
Не касайся руками воды, не касайся губами.
Обожжёт до кости, и ударит с размаху под сердце.

Это тёмная память течёт по реке между нами,
Не спастись от неё никому и вовек не согреться.
Видишь, лодка уходит по звёздам, всё выше и выше.

 

 

Далеко-далеко, на молочной и сладкой реке,
Долька белого яблока тонет в парном молоке.
Серебристым ковшом зачерпни из реки тишины –
И увидишь во сне отражение белой луны.
Говорят, по луне бродит ветер нездешних дорог,
Из ладони в ладонь сыплет лунный холодный песок.
То ли снег, то ли соль, то ли пепел сгоревшей звезды
До земли долетает и тает, касаясь воды.
Дома не было, дома не будет во все времена.
У молочной реки ни истока, ни устья, ни дна.
В мире нет ничего, что бы мы называли своим.
Только ветер сожжённой дороги, и пепел, и дым.

* * *
Из земляного хаоса корней.
Из плотной глины и из чернозёма
Ты прорастаешь. Лопаются зерна,
Течёт сукровица и липкий клей,
И каждое усилие весомо,
И груз на плечи давит всё сильней.

А ты тяжёлый, сонный, неживой,
Не одолевший сумеречной грани.
Ещё трещит челнок на ткацком стане.
И волосы присыпаны землей,
И понемногу нарастают ткани,
Но ты ещё незрячий и немой.

Я буду ткать твою земную плоть,
Я буду греть твоё земное тело,
Я буду жечь в печи сухие стрелы,
И пальцы наконечником колоть,
Чтоб нитка стала красной, а не белой,
Чтоб холст ни разорвать, ни распороть.

Над ледяной рекой холщовый мост
Два берега связал одной дорогой.
Я снова хлеб оставлю за порогом,
И буду ткать свой бесконечный холст,
И без иголки шить рубашку волку,
Чтоб он домой царевича принёс.

* * *
Вьётся нитка, Эвридика, жизнь моя, не уходи.
Ткёт молочные дожди
В серые холсты ткачиха.

Все мы пленники, дружочек, тесен каменный мешок.
Время сжало кулачок.
Тихо сыплется песочек.

Звонко щёлкает челнок, тянет сквозь дожди дорогу,
Отмеряя понемногу
Долгий срок, короткий срок.

И ложится полотно серебристой тонкой пряжи
На столы, и шьёт рубашку
Без иглы не знаю кто.

* * *
Это песни реки. Их поют перелётные птицы,
Чтобы в долгой дороге не сбиться с привычного курса,
Чтобы не заблудиться в туманах далёкого края.

Я и та, и не та, я и знаю себя, и не знаю,
Моё сердце полно до краев, и прозрачно, и пусто.
Я не знаю границ, и сама я предел и граница,

Я рождаюсь в дожде и, дожди породив, умираю.
Можно в русле послушно лежать, и чертить себе русло.
Можно жажду на миг утолить, и вовек не напиться.

Я всегда возвращаюсь, и мне никогда не вернуться,
Я несу в себе время, смываю слова со страницы,
Дом, в который летят с того берега дикие стаи,
Спрятан, как потаённый фонарь, в каждой маленькой птице.

* * *
Лодка ударилась в берег, воды зачерпнула.
В сером прибрежном песке, где ракушки да камни,
Спит часовой механизм, и не слышно дыханья.

Солью в реке тает белая, белая память.
Снегом на чёрной воде угасает сознание.
Только сжимает виски от неясного гула.

Там, где река обрывается с края вселенной,
С грохотом рушится вниз водопадом молочным,
Брызги созвездий висят над ревущим потоком.

Время утратило силу и сделалось пеной.
Плоть оказалась прозрачной, а тело – непрочным.
А поцелуй остается солёным и долгим.

* * *
Ночью.
Срочно.
Отправлено птичьей почтой.
Я люблю тебя. Точка.
Цитирую старый источник:
Буду ткать полотно, заплетая, как ниточки, строчки,
На рубашку без швов и иглы, на льняную сорочку.

Будет вспахано небо рогами ягнят белорунных,
И засеяно зёрнами звёзд всё, от края до края.
Будет строить единственный мост перелётная стая,
Вместо камня, железа и досок используя струны.

Утекает река в пустоту,
Остаются крупицы в ладони,
Остывают обломками сказочных цивилизаций.
Золотыми осколками чаши порезало пальцы.
Я тебя буду ждать на мосту,
там, где птицы и кони.

* * *
Заплетая колючие травы рубашкой без швов,
Я шепчу и пою над холстом, как над яблоней ветер,
Чтобы яблокам слаще спалось за окном на рассвете,
Чтобы плыл деревянный челнок в молоке между слов,

Как летит над рекой стая диких гусей-лебедей,
Крылья знают дорогу, и тонкая нитка не рвётся,
В тёмном сердце колодца уснуло усталое солнце,
Чтобы в августе слаще хрустеть на зубах лошадей.

Топору, и стреле, и копью не пробить полотна.
И заблудится в травах беда, и собьётся с дороги.
Будут вечером гости. Придут молчаливые боги,
И разделят с тобой чашу мёда и чашу вина.

* * *
Нам начинают сниться пустые гнёзда.
Обрывками сна под утро играет ветер.
Мы знаем только одно на этой планете –
Затерянный где-то в будущем белый остров.

Мы улетаем утром, прощайте, вишни.
Небо грохочет синими поездами.
Нам выходить на станции Березани,
А дальше – своим ходом, все выше и выше.

Выше цветущих вишен, за облаками,
В яблочный тёплый край, к селениям звёздным,
Через реку и дальше, в открытый космос,
Дальше, – туда, где реки сплелись берегами.

* * *
В белом лесу тишина утонула во сне.
В лунной воде по колено стоят облака.
Мне бы, наверно, хватило глотка молока,
Если бы лодка уже не лежала на дне.

Яблоня, яблоня, спрячь меня в белом лесу.
Съешь моё дикое яблоко и засыпай.
Видишь – в реке молоко потекло через край.
Время закинуло сети и ждёт на мосту.

Время закинуло сети и ловит луну,
И голоса над водой еле-еле слышны.
Мне бы, наверно, хватило кусочка луны,
Если бы лодка уже не плыла в глубину.

* * *
Стекает по лицу холодная вода.
Сестричка Стикс, не плачь. Река ещё вернётся,
Наполнит горло узкого колодца,
Придёт в полупустые города,

И русло не успеет зарасти,
Когда из-под камней, сквозь корни гор пробьётся
Холодная вода, и яблочное солнце
Единственным вином заплещется в горсти.

* * *
Бамбуковые пальцы ветра,
Прозрачные сухие пальцы,
Играют с каплей янтаря.
А мы вернулись с того света,
И всё не можем надышаться
Холодным небом октября.

И всё не можем насмотреться
На эту долгую дорогу –
Всё вверх и вверх, за облака.
Течёт молочная река
Из-под земли на свет,
И сердце оттаивает понемногу.

* * *
Ночь на страже, и в тёмной воде отражаются звёзды.
Видишь, лодка уходит под тихие, тихие всхлипы?
Не пытайся её удержать, а прощайся, прощайся.

Пожелай им счастливой дороги, дороги счастливой.
Еле слышно звенели стеклянные слёзы пространства,
Ледяного пространства звенели стеклянные слёзы.

Только пальцы замерзли, прозрачные, прямо ледышки.
Не касайся руками воды, не касайся губами.
Обожжёт до кости, и ударит с размаху под сердце.

Это тёмная память течёт по реке между нами,
Не спастись от неё никому и вовек не согреться.
Видишь, лодка уходит по звёздам, всё выше и выше.