Олег ЗОЛОТАРЬ. Гобой
Проснулся я рано. Лера ещё спала, и поэтому я тихо встал, одел на себя приличный минимум одежды, аккуратно взял в руки гобой и уселся на табурет возле окна.
Играть на гобое я, разумеется, не собирался. Во-первых, Лера спит. Во-вторых, я не умею играть на гобое. В-третьих, этот гобой для меня – не совсем, чтобы просто гобой.
Купил я его где-то года полтора назад, не меньше. А вот объяснить не могу до сих пор.
Объяснение гобоя – задача очень непростая. Тем более, что помощи в этом вопросе мне ждать, разумеется, не от кого. Большинство людей не обременяет себя покупками неожиданных гобоев. Для них любой гобой – это просто гобой, гобой как таковой. Гобой, которого у них, к тому же, почти наверняка нет, а значит, и объяснять который им просто незачем. У меня же гобоем так просто не получается. Совсем не получается. Такие дела…
Вот и Лера проснулась. Встала с постели, немного оделась. У неё, кстати сказать, тоже всё складывается далеко не так просто, как это может показаться на первый взгляд. Например, ей сегодня на работу, хотя сегодня и воскресенье – самый очевидный выходной день. И всё же, некоторые магазины работают по воскресеньям, так что теперь Лере целый день придется описывать разным незнакомым людям прелести тех или иных тюлей, штор и общих воскресных тканей. Лера работает в ГУМе, а ГУМ работает по воскресеньям. Там мы с ней, кстати говоря, и познакомились.
Сколько мы вместе? Четыре месяца? Или полгода? В любом случае, наши отношения гораздо младше моих мыслей о гобое. А время в отношениях значит многое.
Лера то и дело посматривает на часы. Иногда на меня.
То, что я совершенно не умею играть на гобое, здорово усложняет задачу его объяснения. И вообще – это усложняет всё. Даже вот прямо сейчас – я сижу на табурете и держу в руках гобой, на котором не умею играть. Достаточно сложно для воскресного утра. И Лера, кажется, это чувствует.
– А зачем он тебе вообще нужен, этот гобой? – спрашивает она.
Лера всегда естественна в своих вопросах, и в этом ей следует отдать должное. Но отвечать я, конечно, не собираюсь – кто она, в конце концов, такая, чтобы я объяснял ей свой гобой? Ни общего прошлого, ни штампа в паспорте. Наши отношения пока полностью состоят из кратких моментов настоящего, в котором я временами просто молчу и не умею играть на гобое. Впрочем, Лера мне совсем не безразлична, хотя её мне так же частенько приходится себе объяснять.
– И почему ты не купишь себе нормальную кровать? – задаёт Лера очередной вопрос.
Что ж, кровать – не гобой, её можно попытаться объяснить Лере вот так, сразу. Тем более что кровати как таковой у меня нет – просто один внушительный матрас, уверенно возлегающий прямо на полу комнаты. Так многие спят. Некоторые и вовсе принципиально предпочитают спать на полу.
– Так многие спят, – говорю я. – Некоторые и вовсе предпочитают спать на полу.
– А мне не привычно. Слишком низко, – говорит Лера.
И я ей верю. От привычек в жизни вообще зависит очень многое. Взять хотя бы саму Леру – она тоже одна из моих привычек. И при этом – далеко не самая вредная. Что-то вроде привычки носить галстук, мыть руки перед едой или верить в собственное светлое будущее.
А вот я для нее – что-то вроде курения или нечистки зубов по утрам. Если говорить честно, то ей давно следовало бы приложить волевое усилие и избавиться от меня. Избавиться раз и навсегда. Тем более, что она из тех, кто регулярно делает утреннюю гимнастику – мечтает о семье, аккуратно намекает на свадьбу, всё время пытается затащить меня в гости к своим подругам, перед которыми старается показать меня с моих немногочисленных лучших сторон.
Даже вот так и не скажешь, с чего бы это она начала покуривать и забросила свои зубы?
Словом, не знаю, что она нашла во мне.
У меня, например, никогда не было музыкального слуха. И я совершенно не разбираюсь в симфонической музыке. Казалось бы, гобой – это последнее, что может оказаться у меня в руках ранним воскресным утром. Но иногда в жизни даже самых неприглядных людей случаются необъяснимые события. И Лера, встающая с моего матраса – явление примерно того же порядка. Словом, между Лерой и гобоем не так уж мало общего, если задуматься.
Очень важная мысль. Достаточно важная для того, чтобы придать ей голос.
– Между тобой и гобоем не так уж мало общего, если задуматься!
– Сдурел, что ли? – отвечает Лера из ванной комнаты.
Отвечает громко, почти перекрикивая шум воды. Если честно, я надеялся, что моей фразы она просто не услышит. Не очень хорошо сравнивать девушку с гобоем. Обычно девушки этого не любят.
– Знаешь, я даже боюсь всех этих твоих странностей, – говорит Лера, выходя из ванной. – Почему на людях ты нормальный человек, а так – сидишь в трусах на табуретке с гобоем в руках?
Я во многом солидарен с минздравом, и поэтому не могу не поддержать желание Леры разобраться в причинах её вредных привычек. Может, удастся объяснить себе гобой при помощи Леры?
– Всё просто. – говорю я. – Вот иду я иногда с зачехленным гобоем по улице. И если кто-то из прохожих знает, как выглядит зачехленный гобой, он ведь, скорее всего, просто подумает, что я музыкант, правда? То есть, у меня ведь на лбу не написано, что я не умею играть на гобое?
Лера смотрит на меня с удивлением и разочарованием, смешанных примерно в равных пропорциях.
– Примерно так же получается и с каждым не гобоем, – заканчиваю я свою мысль.
– Ну а я-то здесь при чем к твоему гобою? Что в нас такого общего?
– Сама должна понять…
– Да иди ты! Четыре месяца одна и та же ахинея. Ты что, думаешь, что для меня это норма – вот так вот запросто к мужикам в постель залезать? Я думала, что ты нормальный. Думала, что будешь нормальный. А у тебя только один гобой на уме.
– А ведь я на нем даже играть не умею…
– Ну так зачем он тебе?!
Я молчу. Как можно объяснить кому-то гобой, если ты до сих пор не смог сделать этого для себя?
– Чего молчишь? – спрашивает Лера и, ещё раз взглянув на часы, решает, что у неё есть несколько минут на кофе.
На кухне у меня действительно имеется чайник, так что Лере ничего не мешает удовлетворить её естественное утреннее желание. Что ж, я рад за неё. Бодрость ей сегодня наверняка пригодится. Мне бы она тоже не помешала…
У гобоя, как духового инструмента, много особенностей, большинство которых для меня наверняка так и останутся неизвестными. Инструмент я покупал себе новый – не хотел, чтобы до меня кто-то дул в мой инструмент и понимал особенности, о которых я не имею ни малейшего понятия. Наверное, я однолюб. Родители могли бы мной в этом смысле гордиться. Они прожили всю жизнь вместе, без размолвок и лишних попыток найти во внешнем мире свой внутренний покой.
На кухне засвистел чайник. Мне кофе Лера, конечно же, готовить не будет. Видно, что она очень обижена моим гобоем. А от кофе я сейчас, пожалуй, не отказался бы.
Обидеть однолюба легко…
Впрочем, я сам виноват. Лера действительно не из тех девушек, которые с готовностью телевизионного мейнстрима запрыгивают в постель к малознакомым мужикам. Нужно подбодрить её, проявить свои лучшие качества. Намекнуть на нашу духовную близость.
– Знаешь, – говорю, заходя на кухню, – У тебя ведь тоже есть гобой!
– Господи, как я устала от этих гобоев! – вздыхает Лера.
Она пьёт кофе без сахара. А я всегда пью только с сахаром.
– Но только это не совсем гобой, – не отвлекаюсь я от темы. – В смысле – не физический. Возможно, у тебя духовный гобой или социальный. Или даже профессиональный. Понимаешь? У каждого человека, я уверен, есть свой собственный гобой, хотя не каждый отважится в этом признаться. Но вместе с тем, заметь, все хотят выглядеть в глазах других людей исключительно музыкантами. Держу пари, что твой гобой – это я. Сама же предлагала сходить с твоими подругами на вечеринку. Кто же я для тебя в таком случае, если не гобой? Понимаешь?
– Я поняла только то, что ты сумасшедший. Хорошо хоть не буйный.
– Вот и ты для меня – тот же самый гобой, только в плане близкого отношения полов…
– А вот это просто грубо!
– Нет, на самом деле в этом нет никакой грубости. Мне действительно с тобой гораздо лучше, чем без тебя. А это, в свою очередь, уже общепринятый гобой, отрицать который глупо и неестественно. Гобой любви, так сказать. Просто я пытаюсь постигнуть суть гобоя на более глубоком уровне. Поэтому, куда же мне без настоящего гобоя?
– Я ухожу! – сказала Лера, обуваясь в прихожей. – И больше не приду! Не хочу иметь с тобой никаких отношений.
Что ж, всё-таки физкультура – великое дело! Я рад, что Лера работает над собой. Старается. Вот, наконец, решилась избавиться и от меня. Причем, судя по всему, решила сделать это на полном серьёзе.
– Ключи оставь! – крикнул я из кухни, одновременно ощущая, что благодаря гобою Леры мой собственный гобой стал мне немного понятнее и ближе.
– Ты мне не давал ключей от твоей квартиры, – откликнулась Лера уже из коридора.
– Тогда ничего не оставляй! – сказал я, убедившись, что Лера надёжно и навсегда закрыла за собой дверь, вернулся на табурет и, нежно прикоснувшись губами к мундштуку гобоя, издал слабый, блеклый и невразумительный звук.
2019Проснулся я рано. Лера ещё спала, и поэтому я тихо встал, одел на себя приличный минимум одежды, аккуратно взял в руки гобой и уселся на табурет возле окна.
Играть на гобое я, разумеется, не собирался. Во-первых, Лера спит. Во-вторых, я не умею играть на гобое. В-третьих, этот гобой для меня – не совсем, чтобы просто гобой.
Купил я его где-то года полтора назад, не меньше. А вот объяснить не могу до сих пор.
Объяснение гобоя – задача очень непростая. Тем более, что помощи в этом вопросе мне ждать, разумеется, не от кого. Большинство людей не обременяет себя покупками неожиданных гобоев. Для них любой гобой – это просто гобой, гобой как таковой. Гобой, которого у них, к тому же, почти наверняка нет, а значит, и объяснять который им просто незачем. У меня же гобоем так просто не получается. Совсем не получается. Такие дела…
Вот и Лера проснулась. Встала с постели, немного оделась. У неё, кстати сказать, тоже всё складывается далеко не так просто, как это может показаться на первый взгляд. Например, ей сегодня на работу, хотя сегодня и воскресенье – самый очевидный выходной день. И всё же, некоторые магазины работают по воскресеньям, так что теперь Лере целый день придется описывать разным незнакомым людям прелести тех или иных тюлей, штор и общих воскресных тканей. Лера работает в ГУМе, а ГУМ работает по воскресеньям. Там мы с ней, кстати говоря, и познакомились.
Сколько мы вместе? Четыре месяца? Или полгода? В любом случае, наши отношения гораздо младше моих мыслей о гобое. А время в отношениях значит многое.
Лера то и дело посматривает на часы. Иногда на меня.
То, что я совершенно не умею играть на гобое, здорово усложняет задачу его объяснения. И вообще – это усложняет всё. Даже вот прямо сейчас – я сижу на табурете и держу в руках гобой, на котором не умею играть. Достаточно сложно для воскресного утра. И Лера, кажется, это чувствует.
– А зачем он тебе вообще нужен, этот гобой? – спрашивает она.
Лера всегда естественна в своих вопросах, и в этом ей следует отдать должное. Но отвечать я, конечно, не собираюсь – кто она, в конце концов, такая, чтобы я объяснял ей свой гобой? Ни общего прошлого, ни штампа в паспорте. Наши отношения пока полностью состоят из кратких моментов настоящего, в котором я временами просто молчу и не умею играть на гобое. Впрочем, Лера мне совсем не безразлична, хотя её мне так же частенько приходится себе объяснять.
– И почему ты не купишь себе нормальную кровать? – задаёт Лера очередной вопрос.
Что ж, кровать – не гобой, её можно попытаться объяснить Лере вот так, сразу. Тем более что кровати как таковой у меня нет – просто один внушительный матрас, уверенно возлегающий прямо на полу комнаты. Так многие спят. Некоторые и вовсе принципиально предпочитают спать на полу.
– Так многие спят, – говорю я. – Некоторые и вовсе предпочитают спать на полу.
– А мне не привычно. Слишком низко, – говорит Лера.
И я ей верю. От привычек в жизни вообще зависит очень многое. Взять хотя бы саму Леру – она тоже одна из моих привычек. И при этом – далеко не самая вредная. Что-то вроде привычки носить галстук, мыть руки перед едой или верить в собственное светлое будущее.
А вот я для нее – что-то вроде курения или нечистки зубов по утрам. Если говорить честно, то ей давно следовало бы приложить волевое усилие и избавиться от меня. Избавиться раз и навсегда. Тем более, что она из тех, кто регулярно делает утреннюю гимнастику – мечтает о семье, аккуратно намекает на свадьбу, всё время пытается затащить меня в гости к своим подругам, перед которыми старается показать меня с моих немногочисленных лучших сторон.
Даже вот так и не скажешь, с чего бы это она начала покуривать и забросила свои зубы?
Словом, не знаю, что она нашла во мне.
У меня, например, никогда не было музыкального слуха. И я совершенно не разбираюсь в симфонической музыке. Казалось бы, гобой – это последнее, что может оказаться у меня в руках ранним воскресным утром. Но иногда в жизни даже самых неприглядных людей случаются необъяснимые события. И Лера, встающая с моего матраса – явление примерно того же порядка. Словом, между Лерой и гобоем не так уж мало общего, если задуматься.
Очень важная мысль. Достаточно важная для того, чтобы придать ей голос.
– Между тобой и гобоем не так уж мало общего, если задуматься!
– Сдурел, что ли? – отвечает Лера из ванной комнаты.
Отвечает громко, почти перекрикивая шум воды. Если честно, я надеялся, что моей фразы она просто не услышит. Не очень хорошо сравнивать девушку с гобоем. Обычно девушки этого не любят.
– Знаешь, я даже боюсь всех этих твоих странностей, – говорит Лера, выходя из ванной. – Почему на людях ты нормальный человек, а так – сидишь в трусах на табуретке с гобоем в руках?
Я во многом солидарен с минздравом, и поэтому не могу не поддержать желание Леры разобраться в причинах её вредных привычек. Может, удастся объяснить себе гобой при помощи Леры?
– Всё просто. – говорю я. – Вот иду я иногда с зачехленным гобоем по улице. И если кто-то из прохожих знает, как выглядит зачехленный гобой, он ведь, скорее всего, просто подумает, что я музыкант, правда? То есть, у меня ведь на лбу не написано, что я не умею играть на гобое?
Лера смотрит на меня с удивлением и разочарованием, смешанных примерно в равных пропорциях.
– Примерно так же получается и с каждым не гобоем, – заканчиваю я свою мысль.
– Ну а я-то здесь при чем к твоему гобою? Что в нас такого общего?
– Сама должна понять…
– Да иди ты! Четыре месяца одна и та же ахинея. Ты что, думаешь, что для меня это норма – вот так вот запросто к мужикам в постель залезать? Я думала, что ты нормальный. Думала, что будешь нормальный. А у тебя только один гобой на уме.
– А ведь я на нем даже играть не умею…
– Ну так зачем он тебе?!
Я молчу. Как можно объяснить кому-то гобой, если ты до сих пор не смог сделать этого для себя?
– Чего молчишь? – спрашивает Лера и, ещё раз взглянув на часы, решает, что у неё есть несколько минут на кофе.
На кухне у меня действительно имеется чайник, так что Лере ничего не мешает удовлетворить её естественное утреннее желание. Что ж, я рад за неё. Бодрость ей сегодня наверняка пригодится. Мне бы она тоже не помешала…
У гобоя, как духового инструмента, много особенностей, большинство которых для меня наверняка так и останутся неизвестными. Инструмент я покупал себе новый – не хотел, чтобы до меня кто-то дул в мой инструмент и понимал особенности, о которых я не имею ни малейшего понятия. Наверное, я однолюб. Родители могли бы мной в этом смысле гордиться. Они прожили всю жизнь вместе, без размолвок и лишних попыток найти во внешнем мире свой внутренний покой.
На кухне засвистел чайник. Мне кофе Лера, конечно же, готовить не будет. Видно, что она очень обижена моим гобоем. А от кофе я сейчас, пожалуй, не отказался бы.
Обидеть однолюба легко…
Впрочем, я сам виноват. Лера действительно не из тех девушек, которые с готовностью телевизионного мейнстрима запрыгивают в постель к малознакомым мужикам. Нужно подбодрить её, проявить свои лучшие качества. Намекнуть на нашу духовную близость.
– Знаешь, – говорю, заходя на кухню, – У тебя ведь тоже есть гобой!
– Господи, как я устала от этих гобоев! – вздыхает Лера.
Она пьёт кофе без сахара. А я всегда пью только с сахаром.
– Но только это не совсем гобой, – не отвлекаюсь я от темы. – В смысле – не физический. Возможно, у тебя духовный гобой или социальный. Или даже профессиональный. Понимаешь? У каждого человека, я уверен, есть свой собственный гобой, хотя не каждый отважится в этом признаться. Но вместе с тем, заметь, все хотят выглядеть в глазах других людей исключительно музыкантами. Держу пари, что твой гобой – это я. Сама же предлагала сходить с твоими подругами на вечеринку. Кто же я для тебя в таком случае, если не гобой? Понимаешь?
– Я поняла только то, что ты сумасшедший. Хорошо хоть не буйный.
– Вот и ты для меня – тот же самый гобой, только в плане близкого отношения полов…
– А вот это просто грубо!
– Нет, на самом деле в этом нет никакой грубости. Мне действительно с тобой гораздо лучше, чем без тебя. А это, в свою очередь, уже общепринятый гобой, отрицать который глупо и неестественно. Гобой любви, так сказать. Просто я пытаюсь постигнуть суть гобоя на более глубоком уровне. Поэтому, куда же мне без настоящего гобоя?
– Я ухожу! – сказала Лера, обуваясь в прихожей. – И больше не приду! Не хочу иметь с тобой никаких отношений.
Что ж, всё-таки физкультура – великое дело! Я рад, что Лера работает над собой. Старается. Вот, наконец, решилась избавиться и от меня. Причем, судя по всему, решила сделать это на полном серьёзе.
– Ключи оставь! – крикнул я из кухни, одновременно ощущая, что благодаря гобою Леры мой собственный гобой стал мне немного понятнее и ближе.
– Ты мне не давал ключей от твоей квартиры, – откликнулась Лера уже из коридора.
– Тогда ничего не оставляй! – сказал я, убедившись, что Лера надёжно и навсегда закрыла за собой дверь, вернулся на табурет и, нежно прикоснувшись губами к мундштуку гобоя, издал слабый, блеклый и невразумительный звук.
2019