Ольга ЛЕСОВИКОВА. Лоскутки. Миниатюры
ПОНЧО
В день, когда Лиле исполнилось четыре года, она проснулась и сказала:
– Мама, я хочу пончо.
– Пончик? – переспросила мама.
Лиля любила сладенькое. Мимо витрины с разноцветными пончиками они никогда не проходили, обязательно останавливались, полюбоваться, но покупали пончики только раз в месяц, в первое воскресенье, такой у них был уговор: сладкие воскресенья.
Так и появилось пончиковое воскресенье, воскресенье ШокоЛадное, третье воскресенье месяца – мармеладно-желейное, а четвертое – пирожное.
– Нет, мама, не пончик, а пончо. Одежда такая. Приснилось, я и слово запомнила.
Лиля побежала к столу и стала рисовать. Пончо получилось ярким, с кисточками на концах.
По Лилиному эскизу бабушка довольно быстро связала пончо. Лиля первые дни только в нём и ходила, и даже на ночь снимать не хотела. Маме приходилось уговаривать, объяснять, что в верхней одежде не спят, что для сна есть пижама и ночная сорочка.
– Но ведь и ночнушка надевается сверху, значит и она верхняя одежда?
– Ты точно это подметила, но в старину считали, что верхняя – это та, что надевается поверх основной. В верхней одежде выходят на улицу, а на улице пыль, и одежда пачкается, поэтому в пальто или в куртке спать не стоит. А под платье раньше надевали комбинации, такие длинные майки с кружевами. Это и считалось нижней одеждой, потому что надевалось под низ.
Лиля согласилась, что спать в пончо не стоит, но попросила бабушку пошить ей пончо для сна. Пончо для сна из мягкой байки получилось довольно милым. Лиля, примерив пончо, посмотрела в зеркало и сказала:
– Бабушка, а можешь вышить двух рыбок, а сверху – на веточке – птицу.
– Могу. Только ты нарисуй их.
И Лиля нарисовала рыб с узорчатой чешуёй и сказочную птицу на ветке, где были и цветы, и плоды. Бабушка вышила всё в точности, как на рисунке, и внучка была довольна. И так ей понравилась вышивка, что она загорелась желанием научиться вышивать.
– Иголка острая, ты можешь уколоться, – говорила мама.
Но Лиля упрямо стояла на своём, и мама купила ей пяльцы. У бабушки был круг побольше, а у Лили поменьше. Бабушка научила её вдевать нитку в иголку, завязывать узелок, разделять мулине на нити. Лиля очень быстро всё запоминала, и с каждым днём её вышивки становились всё краше. Когда случалось, что игла больно кололась, Лиля не плакала. Она подносила к губам алую капельку, облизывала солоноватую кровь и долго смотрела на палец – ждала, пока кровь спрячется, волнуясь за вышивку, чтобы не испачкать ткань.
Лиля росла, но любовь к пончо не проходила. В шесть лет она пошила пончо для кукол, и у зайца Тимохи, с которым Лиля не расставалась ни ночью, ни днём, тоже появилось пончо. Однажды мама услышала, как Лиля, играясь с куклами, говорит на непонятном языке.
– Что это ты такое лопочешь?
– И ничего не лопочу, а на науатле говорю, это такой язык индейский.
– Да, – недоверчиво посмотрела на дочь мать. – И где же ты его выучила?
– Во сне.
– Сонная школа, интересно то как, а учителей там много?
– У меня два. Иногда это – Кецалькоатль, он говорит, что все слова придуманы им. В этом языке слова рисуют. Знаешь, как будет змея?
– Откуда же мне знать, мне такие сны не снятся.
– Шочитль, а сова будет Куаутли.
А как бы звали нашу собаку?
– Спаниэль Ромка спал на своём любимом топчане, но вдруг завилял хвостом и приоткрыл один глаз.
– Ицкуинтль.
Мама несколько раз повторила слово собака на индейском языке.
– Забавно. А кто ещё тебя учит?
– А ещё та, которая превращает людей в рыб, Чальгиутликуэ.
– И ты не боишься, превратиться в рыбу?
– Не боюсь. Я была и змеёй и рыбой, и осоматль (обезьяна) и масатль (олень). Так можно получить тотемную силу.
После этого разговора мама встревожилась и даже собралась отвести дочь к психологу, но бабушка сказала, чтобы не трогала ребёнка: хорошая девочка, просто с бурной фантазией, перерастёт увлечение индейцами, пройдёт.
А когда Лиля из своего детского одеяльца сделала для подруги пончо, мама чуть не плакала.
–Лиля, зачем ты прорезала в середине одеяла дыру?
– Это отверстие для головы, сейчас сделаю из розовой пряжи кисти по краю и балабоны-завязки, будет красивое пончо для Лины. Мама у неё ведь нет бабушки, а мама не умеет ни шить, ни вязать, а Лина так мечтает о пончо. Во сне я увидела, как появилось пончо, это ведь на самом деле было одеяло, и его носили на спине, как рюкзак, а потом один индеец охотник придумал сделать в нем дыру для головы, и ему было легко и тепло идти с добычей домой. А это ведь моё детское одеяло, а я уже выросла. Мама, ну прости, что не спросила тебя.
– Да, о таких вещах следует спрашивать, я хотела подарить одеяло тёте Вике, у неё родился сыночек.
– Мам, одеяло ведь розовое, а он мальчик, мы ему лучше голубое купим.
– Хорошо, купим. Но Лиля, впредь, если что-то берешь, спрашивай.
Лиля кивнула в знак согласия и побежала приделывать кисти к одеялу, превратившемуся в пончо для Лины.
В восемь лет Лиля плела из мулине браслеты и дарила их друзьям. Каждый браслет был наделён своим, особым смыслом.
Лиля поясняла, что означает тот или иной цвет: один оберегает от травм, другой приносит удачу, а третий помогает слышать небо… Мама думала, что Лиля фантазирует, но Лиля сказала, что всё это ей во сне рассказала большая черепаха.
В двенадцать лет Лиля научилась делать ловцов снов, закручивать нить-паутинку с цветастыми бусинами, добавлять разноцветные перья.
В четырнадцать она начала играть на флейте индейские мелодии, и сама шила и вязала себе пончо с загадочными рисунками.
Сначала все удивлялись Лилиным умениям и увлечениям, но потом привыкли.
Когда Лиле исполнилось восемнадцать лет, она успешно сдала экзамены, поступила в университет, да не где-нибудь, а в Мексике, и уехала на родину пончо.
Сейчас у Лили свой небольшой магазинчик, где можно найти пончо на любой вкус, ловцов снов, браслеты. Всё это сделано её руками.
А ещё в магазинчике всегда звучит голос флейты.
ЛОСКУТКИ
В маленьком селении, где домов не более десяти жила на самом краю в небольшом домишке мама с дочкой. За их домом простиралось поле бескрайнее, на котором часто резвились ветра. Порой стучали стучали в окна, то жалобно завывая, то требовательно, размашисто ударяя в ставни, так, что казалось ставни вот-вот разлетятся в щепки. К счастью, буйные ветра налетали не часто, в основном они были мягкими и ласковыми…
Мама в дни буйных ветров всегда пела песнь ветру, а дочь ветрено кружила в танце, и ветер утихал, отступая от их ветхого дома. Жили они довольно скромно, у девушки из одежды всего-то и было, что две ночные рубахи, два фартука для работы по хозяйству, да два платьица на смену, одно болотного цвета, а другое кирпичного. Когда они с матерью ездили в город, девушка любила разглядывать витрины магазинов, где выставляли модные наряды. Она мысленно примеряла эти платья и мечтательно прикрывала глаза. Мама в такие минуты всегда одергивала её и спрашивала:
– Лиза, ты что спишь на ходу? Опять всю ночь на звёзды смотрела?
– Нет, не всю, и не сплю я вовсе, а мечтаю и представляю, как иду по улице в таком платье.
Мама грустно улыбнулась.
– Видать, мечта о красивых платьях в нашем роду передается по наследству, но мечты мечтами, а в жизни приходится носить другое. Она дёрнула себя за юбку, показывая Лизе грубую ткань цвета гнилой вишни.
Лиза была доброй девушкой, и если замечала, что кто-то нуждается в помощи, старалась помочь. По соседству с ними жила одинокая женщина, приехала она в селение не так давно, дом лет десять пустовал. Лиза помнила старика со старушкой, когда-то живших там, они частенько сидели рядышком на лавочке у калитки. Когда их не стало, мама сказала Лизе, что бабу Маню с дедом Ваней выдул ветер и унёс в свои владения. И посмотрев на небо, добавила:
– Теперь они легче пёрышка и выше облаков.
Мужики из села заколотили окна и двери крест-накрест, и с тех пор все старались обходить этот дом стороной. Слишком много печали было в заброшенном доме. Прежде там, у забора, росли цветы, баба Маня сеяла бархатцы и маттиолу, левкои и петунии, и ещё астры, а после её смерти бурьян вырос выше забора.
Лиза помнила, как к дому подъехала машина и из неё вышла красивая женщина – дочь бабы Мани и деда Вани. Люди в селе судачили, что дочка их Нинка, непутёвая, бросила стариков и уехала за тридевять земель счастья пытать, да не нашла, а бедные старики не дождались её. Лиза слушала и сочувствовала Нине Ивановне. Однажды она увидела, как та борется с сорняками и решила помочь – так они и познакомились. Лиза выпросила у матери семена цветов и поделилась с соседкой. Вместе с Ниной Ивановной они и в лесок ходили по грибы, да ягоды. Лиза учила соседку тому, что знала. Нина Ивановна была прилежной ученицей. Вскорости и сад ожил, и огород был в порядке, да и в доме стало чисто, уютно.
Лиза любила подбирать перья птиц и мастерить из них обереги. Ягоды рябины были её оберегом вместо бусин. Делала она из рябиновых ягод и серьги и ожерелья. Решила Лиза подарить такое украшение и Нине Ивановне. Та обрадовалась, бусы сразу надела, перед зеркалом стоя, бусины перебирая, грустно улыбаясь, и вдруг спросила:
– Лизонька, а о чём ты мечтаешь?
– Мечтаю о платье небесно-голубого цвета, да чтобы юбка была солнце-клёш, чтобы кружиться в ней, но мама говорит, что на роду написано носить грубую ткань цвета гнилой вишни, или…
И Лиза дёрнула себя за юбку и добавила:
– Или болотной травы.
Нина Ивановна подошла к Лизе и обняла её.
– Да, девочка моя, разрушать родовые программы сложно, но надо пробовать, надо… Знаешь, я когда по миру скиталась, много чему научилась, одно время я шила наряды на заказ, и лоскутки от особо удачных моделей сохраняла. Все удивлялись, зачем я храню чемодан лоскутков, толку от них, а вот и их время настало. Начнём с малого, сделаем тебе разноцветные воротнички к платью, да вышьем на каждом цветы. Вот твои, какие любимые?
– Ой, я все цветы люблю, и берёзовые серёжки и яблони цвет, и васильки, и подснежники, и хризантемы поздние, и кувшинки речные… и цвет земляники.
И стала Лиза учиться рукоделию у Нины Ивановны. Первый воротничок был небесно-голубой, а на нём одуванчики. Второй воротник красный – в белый горох – с алой лентой. Третий – белый, с вышитыми колокольчиками. На салатовом воротничке, словно живые, шелковой гладью были вышиты две птички-синички. К лету у Лизы была дюжина воротничков. Летом они смастерили тринадцатый воротник, необычной формы, с кружевами, и походил он на королевский.
Лиза научила Нину Ивановну петь песню ветра и танцевать ветреный танец. И ещё она очень боялась, что ветер заберёт и Нину Ивановну, как бабу Маню с дедом Ваней. За то время, пока они вместе мастерили воротники, Лиза полюбила соседку – Нина Ивановна для неё была как крестная фея.
Лиза и маме сделала белый воротник и вышила на нём вишни, спелые, сочные, с зелёными листочками. Мама примерила воротник, глянула на себя в маленькое зеркальце и расплакалась. Лиза испугалась, подумала, что маме не понравился подарок. Но мама обняла Лизу и сказала:
– Чувствую себя сейчас новорожденной, будто чудо случилось, и что-то преобразилось во мне и мире. Спасибо тебе, доченька. Давай испечём пирог вишневый и Нину Ивановну пригласим. Я так благодарна ей, что она научила тебя волшебству шитья.
Как сказали, так и сделали. Лиза вишен собрала, мама тесто замесила, испекли пирог, чай из трав заварили и позвали в гости соседку. Чай пили, пирог ели, песни пели – у Нины Ивановны голос чистый, песни лились, как ручейки, а песен она знала много и на разных языках. Очень Лизе песня на французском понравилась, и загорелась она выучить её, и Нина Ивановна обещала научить и научила.
Год пролетел быстро, много песен было спето, сшито лоскутное одеяло и лоскутная скатерть, и лоскутков в чемодане не осталось. Нина Ивановна посмотрела в его пустоту и сказала: время собираться в дорогу, время собирать новые истории. Она положила в чемодан альбом и карандаши, вязаный платок, тот, что вязала ещё матушка Мария Сергеевна, которую сельский народ звал бабой Маней, и добавила к нехитрым вещам клубок и золотистый крючок.
– Лизонька, я уеду на недельку другую, присмотришь за домом?
Лиза неохотно согласилась, очень ей не хотелось расставаться. Вернулась Нина Ивановна в аккурат к дню рождения Лизы и привезла в чемодане платье небесного цвета с юбкой солнце-клёш. Лиза не могла поверить своему счастью. Она кружилась, пела и танцевала. Из волшебного клубка золотистым крючком Нина извлекла кружевную шаль – подарок для Лизиной мамы. Шаль цвета чайной розы была воздушной и, казалось, источала аромат роз. В альбоме, который Нина Ивановна подарила Лизе, были эскизы воротничков и рисунки растений, наброски сельских домиков, портрет Лизы и её мамы.
– Уезжаю я на следующей неделе. Дом продала, Лиза тебе будет интересно, его купили художники, под мастерскую и для пленэров, места тут богаты пейзажами. Так что учись у них мастерству, да не забывай шить время от времени – игла и нить любят прокладывать дороги на полотне.
– Куда же вы поедете, Нина Ивановна?
– Мир большой, а чемодан мой снова пуст и голоден – время собирать лоскутки. Вот предложили работу в Париже. Лиза не грусти, мы обязательно увидимся. Мне ветер нашептал, что ты приедешь…
ПОНЧО
В день, когда Лиле исполнилось четыре года, она проснулась и сказала:
– Мама, я хочу пончо.
– Пончик? – переспросила мама.
Лиля любила сладенькое. Мимо витрины с разноцветными пончиками они никогда не проходили, обязательно останавливались, полюбоваться, но покупали пончики только раз в месяц, в первое воскресенье, такой у них был уговор: сладкие воскресенья.
Так и появилось пончиковое воскресенье, воскресенье ШокоЛадное, третье воскресенье месяца – мармеладно-желейное, а четвертое – пирожное.
– Нет, мама, не пончик, а пончо. Одежда такая. Приснилось, я и слово запомнила.
Лиля побежала к столу и стала рисовать. Пончо получилось ярким, с кисточками на концах.
По Лилиному эскизу бабушка довольно быстро связала пончо. Лиля первые дни только в нём и ходила, и даже на ночь снимать не хотела. Маме приходилось уговаривать, объяснять, что в верхней одежде не спят, что для сна есть пижама и ночная сорочка.
– Но ведь и ночнушка надевается сверху, значит и она верхняя одежда?
– Ты точно это подметила, но в старину считали, что верхняя – это та, что надевается поверх основной. В верхней одежде выходят на улицу, а на улице пыль, и одежда пачкается, поэтому в пальто или в куртке спать не стоит. А под платье раньше надевали комбинации, такие длинные майки с кружевами. Это и считалось нижней одеждой, потому что надевалось под низ.
Лиля согласилась, что спать в пончо не стоит, но попросила бабушку пошить ей пончо для сна. Пончо для сна из мягкой байки получилось довольно милым. Лиля, примерив пончо, посмотрела в зеркало и сказала:
– Бабушка, а можешь вышить двух рыбок, а сверху – на веточке – птицу.
– Могу. Только ты нарисуй их.
И Лиля нарисовала рыб с узорчатой чешуёй и сказочную птицу на ветке, где были и цветы, и плоды. Бабушка вышила всё в точности, как на рисунке, и внучка была довольна. И так ей понравилась вышивка, что она загорелась желанием научиться вышивать.
– Иголка острая, ты можешь уколоться, – говорила мама.
Но Лиля упрямо стояла на своём, и мама купила ей пяльцы. У бабушки был круг побольше, а у Лили поменьше. Бабушка научила её вдевать нитку в иголку, завязывать узелок, разделять мулине на нити. Лиля очень быстро всё запоминала, и с каждым днём её вышивки становились всё краше. Когда случалось, что игла больно кололась, Лиля не плакала. Она подносила к губам алую капельку, облизывала солоноватую кровь и долго смотрела на палец – ждала, пока кровь спрячется, волнуясь за вышивку, чтобы не испачкать ткань.
Лиля росла, но любовь к пончо не проходила. В шесть лет она пошила пончо для кукол, и у зайца Тимохи, с которым Лиля не расставалась ни ночью, ни днём, тоже появилось пончо. Однажды мама услышала, как Лиля, играясь с куклами, говорит на непонятном языке.
– Что это ты такое лопочешь?
– И ничего не лопочу, а на науатле говорю, это такой язык индейский.
– Да, – недоверчиво посмотрела на дочь мать. – И где же ты его выучила?
– Во сне.
– Сонная школа, интересно то как, а учителей там много?
– У меня два. Иногда это – Кецалькоатль, он говорит, что все слова придуманы им. В этом языке слова рисуют. Знаешь, как будет змея?
– Откуда же мне знать, мне такие сны не снятся.
– Шочитль, а сова будет Куаутли.
А как бы звали нашу собаку?
– Спаниэль Ромка спал на своём любимом топчане, но вдруг завилял хвостом и приоткрыл один глаз.
– Ицкуинтль.
Мама несколько раз повторила слово собака на индейском языке.
– Забавно. А кто ещё тебя учит?
– А ещё та, которая превращает людей в рыб, Чальгиутликуэ.
– И ты не боишься, превратиться в рыбу?
– Не боюсь. Я была и змеёй и рыбой, и осоматль (обезьяна) и масатль (олень). Так можно получить тотемную силу.
После этого разговора мама встревожилась и даже собралась отвести дочь к психологу, но бабушка сказала, чтобы не трогала ребёнка: хорошая девочка, просто с бурной фантазией, перерастёт увлечение индейцами, пройдёт.
А когда Лиля из своего детского одеяльца сделала для подруги пончо, мама чуть не плакала.
–Лиля, зачем ты прорезала в середине одеяла дыру?
– Это отверстие для головы, сейчас сделаю из розовой пряжи кисти по краю и балабоны-завязки, будет красивое пончо для Лины. Мама у неё ведь нет бабушки, а мама не умеет ни шить, ни вязать, а Лина так мечтает о пончо. Во сне я увидела, как появилось пончо, это ведь на самом деле было одеяло, и его носили на спине, как рюкзак, а потом один индеец охотник придумал сделать в нем дыру для головы, и ему было легко и тепло идти с добычей домой. А это ведь моё детское одеяло, а я уже выросла. Мама, ну прости, что не спросила тебя.
– Да, о таких вещах следует спрашивать, я хотела подарить одеяло тёте Вике, у неё родился сыночек.
– Мам, одеяло ведь розовое, а он мальчик, мы ему лучше голубое купим.
– Хорошо, купим. Но Лиля, впредь, если что-то берешь, спрашивай.
Лиля кивнула в знак согласия и побежала приделывать кисти к одеялу, превратившемуся в пончо для Лины.
В восемь лет Лиля плела из мулине браслеты и дарила их друзьям. Каждый браслет был наделён своим, особым смыслом.
Лиля поясняла, что означает тот или иной цвет: один оберегает от травм, другой приносит удачу, а третий помогает слышать небо… Мама думала, что Лиля фантазирует, но Лиля сказала, что всё это ей во сне рассказала большая черепаха.
В двенадцать лет Лиля научилась делать ловцов снов, закручивать нить-паутинку с цветастыми бусинами, добавлять разноцветные перья.
В четырнадцать она начала играть на флейте индейские мелодии, и сама шила и вязала себе пончо с загадочными рисунками.
Сначала все удивлялись Лилиным умениям и увлечениям, но потом привыкли.
Когда Лиле исполнилось восемнадцать лет, она успешно сдала экзамены, поступила в университет, да не где-нибудь, а в Мексике, и уехала на родину пончо.
Сейчас у Лили свой небольшой магазинчик, где можно найти пончо на любой вкус, ловцов снов, браслеты. Всё это сделано её руками.
А ещё в магазинчике всегда звучит голос флейты.
ЛОСКУТКИ
В маленьком селении, где домов не более десяти жила на самом краю в небольшом домишке мама с дочкой. За их домом простиралось поле бескрайнее, на котором часто резвились ветра. Порой стучали стучали в окна, то жалобно завывая, то требовательно, размашисто ударяя в ставни, так, что казалось ставни вот-вот разлетятся в щепки. К счастью, буйные ветра налетали не часто, в основном они были мягкими и ласковыми…
Мама в дни буйных ветров всегда пела песнь ветру, а дочь ветрено кружила в танце, и ветер утихал, отступая от их ветхого дома. Жили они довольно скромно, у девушки из одежды всего-то и было, что две ночные рубахи, два фартука для работы по хозяйству, да два платьица на смену, одно болотного цвета, а другое кирпичного. Когда они с матерью ездили в город, девушка любила разглядывать витрины магазинов, где выставляли модные наряды. Она мысленно примеряла эти платья и мечтательно прикрывала глаза. Мама в такие минуты всегда одергивала её и спрашивала:
– Лиза, ты что спишь на ходу? Опять всю ночь на звёзды смотрела?
– Нет, не всю, и не сплю я вовсе, а мечтаю и представляю, как иду по улице в таком платье.
Мама грустно улыбнулась.
– Видать, мечта о красивых платьях в нашем роду передается по наследству, но мечты мечтами, а в жизни приходится носить другое. Она дёрнула себя за юбку, показывая Лизе грубую ткань цвета гнилой вишни.
Лиза была доброй девушкой, и если замечала, что кто-то нуждается в помощи, старалась помочь. По соседству с ними жила одинокая женщина, приехала она в селение не так давно, дом лет десять пустовал. Лиза помнила старика со старушкой, когда-то живших там, они частенько сидели рядышком на лавочке у калитки. Когда их не стало, мама сказала Лизе, что бабу Маню с дедом Ваней выдул ветер и унёс в свои владения. И посмотрев на небо, добавила:
– Теперь они легче пёрышка и выше облаков.
Мужики из села заколотили окна и двери крест-накрест, и с тех пор все старались обходить этот дом стороной. Слишком много печали было в заброшенном доме. Прежде там, у забора, росли цветы, баба Маня сеяла бархатцы и маттиолу, левкои и петунии, и ещё астры, а после её смерти бурьян вырос выше забора.
Лиза помнила, как к дому подъехала машина и из неё вышла красивая женщина – дочь бабы Мани и деда Вани. Люди в селе судачили, что дочка их Нинка, непутёвая, бросила стариков и уехала за тридевять земель счастья пытать, да не нашла, а бедные старики не дождались её. Лиза слушала и сочувствовала Нине Ивановне. Однажды она увидела, как та борется с сорняками и решила помочь – так они и познакомились. Лиза выпросила у матери семена цветов и поделилась с соседкой. Вместе с Ниной Ивановной они и в лесок ходили по грибы, да ягоды. Лиза учила соседку тому, что знала. Нина Ивановна была прилежной ученицей. Вскорости и сад ожил, и огород был в порядке, да и в доме стало чисто, уютно.
Лиза любила подбирать перья птиц и мастерить из них обереги. Ягоды рябины были её оберегом вместо бусин. Делала она из рябиновых ягод и серьги и ожерелья. Решила Лиза подарить такое украшение и Нине Ивановне. Та обрадовалась, бусы сразу надела, перед зеркалом стоя, бусины перебирая, грустно улыбаясь, и вдруг спросила:
– Лизонька, а о чём ты мечтаешь?
– Мечтаю о платье небесно-голубого цвета, да чтобы юбка была солнце-клёш, чтобы кружиться в ней, но мама говорит, что на роду написано носить грубую ткань цвета гнилой вишни, или…
И Лиза дёрнула себя за юбку и добавила:
– Или болотной травы.
Нина Ивановна подошла к Лизе и обняла её.
– Да, девочка моя, разрушать родовые программы сложно, но надо пробовать, надо… Знаешь, я когда по миру скиталась, много чему научилась, одно время я шила наряды на заказ, и лоскутки от особо удачных моделей сохраняла. Все удивлялись, зачем я храню чемодан лоскутков, толку от них, а вот и их время настало. Начнём с малого, сделаем тебе разноцветные воротнички к платью, да вышьем на каждом цветы. Вот твои, какие любимые?
– Ой, я все цветы люблю, и берёзовые серёжки и яблони цвет, и васильки, и подснежники, и хризантемы поздние, и кувшинки речные… и цвет земляники.
И стала Лиза учиться рукоделию у Нины Ивановны. Первый воротничок был небесно-голубой, а на нём одуванчики. Второй воротник красный – в белый горох – с алой лентой. Третий – белый, с вышитыми колокольчиками. На салатовом воротничке, словно живые, шелковой гладью были вышиты две птички-синички. К лету у Лизы была дюжина воротничков. Летом они смастерили тринадцатый воротник, необычной формы, с кружевами, и походил он на королевский.
Лиза научила Нину Ивановну петь песню ветра и танцевать ветреный танец. И ещё она очень боялась, что ветер заберёт и Нину Ивановну, как бабу Маню с дедом Ваней. За то время, пока они вместе мастерили воротники, Лиза полюбила соседку – Нина Ивановна для неё была как крестная фея.
Лиза и маме сделала белый воротник и вышила на нём вишни, спелые, сочные, с зелёными листочками. Мама примерила воротник, глянула на себя в маленькое зеркальце и расплакалась. Лиза испугалась, подумала, что маме не понравился подарок. Но мама обняла Лизу и сказала:
– Чувствую себя сейчас новорожденной, будто чудо случилось, и что-то преобразилось во мне и мире. Спасибо тебе, доченька. Давай испечём пирог вишневый и Нину Ивановну пригласим. Я так благодарна ей, что она научила тебя волшебству шитья.
Как сказали, так и сделали. Лиза вишен собрала, мама тесто замесила, испекли пирог, чай из трав заварили и позвали в гости соседку. Чай пили, пирог ели, песни пели – у Нины Ивановны голос чистый, песни лились, как ручейки, а песен она знала много и на разных языках. Очень Лизе песня на французском понравилась, и загорелась она выучить её, и Нина Ивановна обещала научить и научила.
Год пролетел быстро, много песен было спето, сшито лоскутное одеяло и лоскутная скатерть, и лоскутков в чемодане не осталось. Нина Ивановна посмотрела в его пустоту и сказала: время собираться в дорогу, время собирать новые истории. Она положила в чемодан альбом и карандаши, вязаный платок, тот, что вязала ещё матушка Мария Сергеевна, которую сельский народ звал бабой Маней, и добавила к нехитрым вещам клубок и золотистый крючок.
– Лизонька, я уеду на недельку другую, присмотришь за домом?
Лиза неохотно согласилась, очень ей не хотелось расставаться. Вернулась Нина Ивановна в аккурат к дню рождения Лизы и привезла в чемодане платье небесного цвета с юбкой солнце-клёш. Лиза не могла поверить своему счастью. Она кружилась, пела и танцевала. Из волшебного клубка золотистым крючком Нина извлекла кружевную шаль – подарок для Лизиной мамы. Шаль цвета чайной розы была воздушной и, казалось, источала аромат роз. В альбоме, который Нина Ивановна подарила Лизе, были эскизы воротничков и рисунки растений, наброски сельских домиков, портрет Лизы и её мамы.
– Уезжаю я на следующей неделе. Дом продала, Лиза тебе будет интересно, его купили художники, под мастерскую и для пленэров, места тут богаты пейзажами. Так что учись у них мастерству, да не забывай шить время от времени – игла и нить любят прокладывать дороги на полотне.
– Куда же вы поедете, Нина Ивановна?
– Мир большой, а чемодан мой снова пуст и голоден – время собирать лоскутки. Вот предложили работу в Париже. Лиза не грусти, мы обязательно увидимся. Мне ветер нашептал, что ты приедешь…