Александр КАРПЕНКО. Вечерние огни Игоря Волгина.

Игорь Волгин, Толковый словарь. Поэтическая библиотека. — М., Время, 2019. 336 с.

В современной русской поэзии появился необычный тренд — давать книгам стихов прозаические названия: «Спецхран», «Дача показаний».  «Толковый словарь» Игоря Волгина — в том же мысленном ряду. Эта книга — попытка растолковать нам скрытые смыслы нашего времени. Поэт становится и герменевтом, и эмоциональным комментатором происходящих событий. Путешествуя по волнам своей памяти в поисках утраченного времени, поэт на сто процентов использует в стихах факты своей биографии. Это — характерное свойство его поэзии. Обратная перспектива помогает Игорю Волгину в осмыслении бытия.

Пермь — быв. г. Молотов, ныне Пермь (из энциклопедии)

Я родился в городе Перми.
Я Перми не помню, чёрт возьми.

Железнодорожная больница.
Родовспомогательная часть.
Бытие пока ещё мне снится,
от небытия не отлучась.

Год военный, голый, откровенный.
Жизнь и смерть, глядящие в упор,
подразумевают неотменный
выносимый ими приговор.

Враг стоит от Волги до Ла-Манша,
и отца дорога далека.
Чем утешит мама, дебютантша,
военкора с корочкой «Гудка»?

И, эвакуацией заброшен
на брюхатый танками Урал,
я на свет являюсь недоношен —
немцам на смех, чёрт бы их побрал!

Я на свет являюсь — безымянный,
осенённый смертною пургой.
Не особо, в общем, и желанный,
но хранимый тайною рукой —

в городе, где всё мне незнакомо,
где забит балетными отель,
названном по имени наркома,
как противотанковый коктейль.

И у края жизни непочатой
выживаю с прочими детьми
я — москвич, под бомбами зачатый
и рождённый в городе Перми,

где блаженно сплю, один из судей
той страны, не сдавшейся в бою,
чьи фронты из всех своих орудий
мне играют баюшки-баю.

Я знаю Волгина с середины восьмидесятых годов прошлого века. В течение пяти лет я занимался у него в творческом семинаре, который он вёл в Литинституте вместе с Евгением Долматовским. Игорю Волгину присущ восхитительный такт в таком достаточно «бестактном» деле как разбор стихотворений. У него — бездна обаяния. За всё это время я не слышал от него ни одного бранного, просторечного или сленгового слова. А вот в «Толковом словаре» такие слова у Игоря Леонидовича присутствуют в большом количестве. «Всегда я рад заметить разность» между Волгиным-поэтом и Волгиным-преподавателем. Преподавательская деятельность, безусловно, сковывает человека «рамками приличия», даже если это происходит чисто бессознательно. Зато в поэзии открываются шлюзы предельной искренности, и здесь автору помогает язык, не свойственный педагогу, богатый просторечными словами, драйвом и эмоциями.

Две последние по времени выхода в свет книги стихов Игоря Волгина строятся по одному и тому же алгоритму: подчёркнуто «непоэтичное» название, затем, в самом начале — новые стихи, которые предваряют избранную лирику предыдущих лет. Подобно сонате или симфонии, «Толковый словарь» поэта состоит из трёх частей: «Поздние стихи», «Разные годы» и «Из ранних тетрадей». На мой взгляд, у Волгина — откровенно «длинное» дыхание. В книге преобладают стихи балладного плана на тридцать-сорок строк. Журнальную подборку таких стихов можно составить всего из трёх-четырех стихотворений. Конечно, длина дыхания зависит и от глубины сюжета, поскольку поэзия синхронизирует  в человеке душевное и духовное. Но ни эстет, ни эрудит, ни почвенник, ни учёный не должны тянуть на себя одеяло в тексте, который претендует на то, чтобы стать Поэзией.

Волгин-поэт, возможно, сейчас даже более актуален, чем в середине 60-х, когда он только начинал свою литературную деятельность. Близкий к стилистике Бориса Слуцкого, Игорь, если брать самое общее впечатление, идёт в фарватере народнической поэзии Некрасова, из более поздних поэтов — Евгения Евтушенко. То, что произошло с его стихами в ХХI-м веке, невероятно по своей сути: Волгин словно бы перепрограммировал стилистику своего творчества. «Толковый словарь» даёт читателям уникальную возможность сравнить позднюю лирику мастера с его ранними стихами.

К ночи, когда понесут трепачи
умные вздоры,
превозмогая усталость, включи
ящик Пандоры.

Не донесётся с полуденных стран
песня Хафиза,
но без усилий проломит экран
грудью Анфиса.

И во дворе, где с утра поддавал,
меряя граммы,
четырёхлетнюю тащит в подвал
зритель программы.

Будет сулить нам блага имярек,
ржачку — каналы.
Се — двадцать первый продвинутый век
входит в анналы.

В поздних стихах поэт стал широко использовать метафоры и даже гиперболы (Анфиса Чехова у него «грудью проломит экран»). Или — в другом стихотворении — «тяжёлые, как Брокгауз, ворочаются облака». «Крещендо» иронии достигает у Волгина степени сарказма. Поздняя лирика Игоря подчёркнуто «нетолерантна», и в этом мне слышится крик души поэта. Если уж лицо канала «Культура» начинает обличать «зомбоящик Пандоры», то дело действительно обстоит нездорово. Стихи Волгина остры и полемичны. Поэт знает и чувствует, чем живёт страна: он живёт болью и тревогами народа. Стихи нулевых и десятых годов 21-го века по-новому раскрывают облик замечательного русского поэта. У Волгина был длительный период «молчания», вызванного приоритетностью исследований творчества Достоевского. И вот, наконец, лирик «победил» исследователя творчества Фёдора Михайловича. Это «вечерние огни» поэта, по выражению Афанасия Фета.

«Новый» Волгин широко использует наработки постмодернистов: центоны, самоиронию, смешение высокого и низкого, эстетику декаданса. Например, знаменитое лермонтовское «прощай, немытая Россия» трансформировалось в его стихотворении в  «прощай, немытый третий Рим». В поздних стихах Волгин даёт волю эмоциональности. Телепередача «Игра в бисер», которую он ведёт, требует от ведущего вдумчивой аналитики. Зато поэт может «отыграться» на лирике. В ней мы слышим уже не общественного деятеля, не культуртрегера, не исследователя Достоевского, а живого человека со своими эмоциями. Обычно человек более эмоционален в молодости. Но в случае с Волгиным это не так. Складывается впечатление, что с возрастом возрастает и его эмоциональность.

Волгин часто говорит на творческих семинарах о приоритетности акустики в поэзии: «Звук — это и есть смысл стихотворения, — появляется звук, и пишутся стихи». Воспитание чувства звука началось у Игоря в раннем детстве, когда папа читал ему стихи поэтов-комсомольцев 30-х годов. Безусловно, главенство звука ощущается и в его нынешней лирике. Читатель Волгина получает эстетическое удовольствие от звукописи поэта.

Знать, не зря поэт Языков
упреждал нас, дураков,
о нашествии язЫков
и смешеньи языкОв.

Для поэтики Волгина характерна естественность стихотворной речи. Если следует метафора, она должна быть «хорошо подготовленной». Перу Игоря Леонидовича принадлежит остроумнейший «памятник»:

Рождённый в любезной отчизне,
где свету сопутствует тьма,
я прожил две пушкинских жизни,
но так и не нажил ума.

Душевной не маялся смутой,
встревая во всякую нудь.
И честную чашу с цикутой
отнюдь я не принял, отнюдь.

И Русь от меня не балдела,
не слал поздравлений Кабмин.
И Бог моё личное дело,
задумавшись, бросил в камин.

Гнушаясь таковскою мордой,
шли мимо: не вяжущий лык
и внук славянина прегордый,
и, знамо, тунгус и калмык.

И словно бы в миг озаренья
я понял, что дело труба —
что крепко травою забвенья
ко мне зарастает тропа.

«Памятники» остаются любимым жанром русских поэтов. Но, в соответствии со временем, меняется тональность таких стихотворений. Самоупоение как движущая сила автора исчезает. Главенствуют в «памятниках» теперь самоирония и минор. Самоирония Игоря Волгина безгранична. Сложно обнаружить то, чего автор ещё не наговорил на себя в порыве самоуничижения. Порой это даже неловко комментировать, поскольку такой «наговор» принадлежит исключительно автору, а не рецензенту.

Самоирония дополняется у поэта отменным чувством юмора. «Вьётся двуглавый орёл над столицей, / важный выходит из бани патриций, / «хлеба и зрелищ!», — взывает плебей / и не проспится Ильич, хоть  убей».  С начала нового времени лирическая палитра Волгина обогащается некоей «отвязностью». Это такая ядрёная ирония, близкая к сарказму. И всё звучит как «последняя правда», с богатейшим лексическим инструментарием. Поэт широко использует грубые и просторечные словечки. Игорь Волгин взвалил на свои плечи гражданскую миссию. Ведь поэт — говорящая совесть эпохи. Искренний, открытый человек, которым всегда был Игорь Леонидович, откликается на общенациональные беды. Поздние стихи Волгина тверды и бескомпромиссны.

ЗИМНЯЯ ВИШНЯ

Граждане, не заводите детей ‒
век их недолог.
Что в утешение матери сей
скажет психолог?

Мальчики! Девочки! Знать, не с руки
быть молодыми,
если кончаются ваши деньки
в пламени, в дыме.

Благословен, кто прижаться горазд
к смертному лону.
Ибо за каждого родина даст
по миллиону.

Быть ей, наверно, всегда на плаву
(спорт, оборонка),
втайне свою посыпая главу
пеплом ребёнка.

Что делать и кто виноват? — как же нам прожить без этих проклятых русских вопросов? Безусловно, никто не снимает вины с государства. Но оно состоит из таких же, как мы, людей — граждан с похожим менталитетом. Надо менять менталитет. Это сложно сделать за одно поколение. Однако, говорит Игорь Волгин, все беды в России окупаются явлением строчки: «Явится строчка — и сладится всё остальное, / совесть утихнет, утешится сердце больное, / будет хотя бы на миг посрамлён сатана — / только случилась бы, только б явилась она». Поэзия невольно служит русским людям «оправданием» всего плохого, что с нами случается. В стихотворении «Время, висящее на волоске…» Волгин, как поэт-философ, задаётся вопросом: «Что будет с нами? Что будет после нас?» Существует обнуление времени, пространства и биоматериала Вселенной. И не совсем понятно, кто и что останется в новейшей космогонии. Может быть, ластик Бога даст промашку и сотрёт не всё? «И, как в насмешку, у самой воды / снова несмытые наши следы» — говорит поэт.

У Игоря Волгина — литературно поставленный голос, со своей особой интонацией. «Толковый словарь» даёт нам очень интересные авторские размышления о жизни. Например, поэт говорит о том, что черты матери у него на лице постепенно стираются, а черты отца, наоборот, проступают всё явственней. И это наблюдение, похоже, обладает универсальностью: у всех людей в лицах на протяжении жизни попеременно «лидируют» то отец, то мать.

Спектр литературной деятельности Волгина чрезвычайно широк. Он более 50-ти лет ведёт студию «Луч». Среди его учеников — очень известные в стране поэты. «Игорь Леонидович — лекарь», — говорит одна из его любимых учениц, Елена Исаева. Это своего рода миссионерство. Волгин ведёт свои семинары и тогда, когда преобладают «неурожайные», с точки зрения таланта, поколения поэтов. Семидесятивосьмилетнему Волгину словно бы дали взаймы время те стихотворцы, которые ушли от нас слишком рано. Он по-прежнему в хорошей форме, много трудится и не знает устали. От его «Толкового словаря» я вижу немалый толк для читателей книги, любителей поэзии.

 Игорь Волгин, Толковый словарь. Поэтическая библиотека. — М., Время, 2019. 336 с.

В современной русской поэзии появился необычный тренд — давать книгам стихов прозаические названия: «Спецхран», «Дача показаний».  «Толковый словарь» Игоря Волгина — в том же мысленном ряду. Эта книга — попытка растолковать нам скрытые смыслы нашего времени. Поэт становится и герменевтом, и эмоциональным комментатором происходящих событий. Путешествуя по волнам своей памяти в поисках утраченного времени, поэт на сто процентов использует в стихах факты своей биографии. Это — характерное свойство его поэзии. Обратная перспектива помогает Игорю Волгину в осмыслении бытия.

Пермь — быв. г. Молотов, ныне Пермь (из энциклопедии)

Я родился в городе Перми.
Я Перми не помню, чёрт возьми.

Железнодорожная больница.
Родовспомогательная часть.
Бытие пока ещё мне снится,
от небытия не отлучась.

Год военный, голый, откровенный.
Жизнь и смерть, глядящие в упор,
подразумевают неотменный
выносимый ими приговор.

Враг стоит от Волги до Ла-Манша,
и отца дорога далека.
Чем утешит мама, дебютантша,
военкора с корочкой «Гудка»?

И, эвакуацией заброшен
на брюхатый танками Урал,
я на свет являюсь недоношен —
немцам на смех, чёрт бы их побрал!

Я на свет являюсь — безымянный,
осенённый смертною пургой.
Не особо, в общем, и желанный,
но хранимый тайною рукой —

в городе, где всё мне незнакомо,
где забит балетными отель,
названном по имени наркома,
как противотанковый коктейль.

И у края жизни непочатой
выживаю с прочими детьми
я — москвич, под бомбами зачатый
и рождённый в городе Перми,

где блаженно сплю, один из судей
той страны, не сдавшейся в бою,
чьи фронты из всех своих орудий
мне играют баюшки-баю.

Я знаю Волгина с середины восьмидесятых годов прошлого века. В течение пяти лет я занимался у него в творческом семинаре, который он вёл в Литинституте вместе с Евгением Долматовским. Игорю Волгину присущ восхитительный такт в таком достаточно «бестактном» деле как разбор стихотворений. У него — бездна обаяния. За всё это время я не слышал от него ни одного бранного, просторечного или сленгового слова. А вот в «Толковом словаре» такие слова у Игоря Леонидовича присутствуют в большом количестве. «Всегда я рад заметить разность» между Волгиным-поэтом и Волгиным-преподавателем. Преподавательская деятельность, безусловно, сковывает человека «рамками приличия», даже если это происходит чисто бессознательно. Зато в поэзии открываются шлюзы предельной искренности, и здесь автору помогает язык, не свойственный педагогу, богатый просторечными словами, драйвом и эмоциями.

Две последние по времени выхода в свет книги стихов Игоря Волгина строятся по одному и тому же алгоритму: подчёркнуто «непоэтичное» название, затем, в самом начале — новые стихи, которые предваряют избранную лирику предыдущих лет. Подобно сонате или симфонии, «Толковый словарь» поэта состоит из трёх частей: «Поздние стихи», «Разные годы» и «Из ранних тетрадей». На мой взгляд, у Волгина — откровенно «длинное» дыхание. В книге преобладают стихи балладного плана на тридцать-сорок строк. Журнальную подборку таких стихов можно составить всего из трёх-четырех стихотворений. Конечно, длина дыхания зависит и от глубины сюжета, поскольку поэзия синхронизирует  в человеке душевное и духовное. Но ни эстет, ни эрудит, ни почвенник, ни учёный не должны тянуть на себя одеяло в тексте, который претендует на то, чтобы стать Поэзией.

Волгин-поэт, возможно, сейчас даже более актуален, чем в середине 60-х, когда он только начинал свою литературную деятельность. Близкий к стилистике Бориса Слуцкого, Игорь, если брать самое общее впечатление, идёт в фарватере народнической поэзии Некрасова, из более поздних поэтов — Евгения Евтушенко. То, что произошло с его стихами в ХХI-м веке, невероятно по своей сути: Волгин словно бы перепрограммировал стилистику своего творчества. «Толковый словарь» даёт читателям уникальную возможность сравнить позднюю лирику мастера с его ранними стихами.

К ночи, когда понесут трепачи
умные вздоры,
превозмогая усталость, включи
ящик Пандоры.

Не донесётся с полуденных стран
песня Хафиза,
но без усилий проломит экран
грудью Анфиса.

И во дворе, где с утра поддавал,
меряя граммы,
четырёхлетнюю тащит в подвал
зритель программы.

Будет сулить нам блага имярек,
ржачку — каналы.
Се — двадцать первый продвинутый век
входит в анналы.

В поздних стихах поэт стал широко использовать метафоры и даже гиперболы (Анфиса Чехова у него «грудью проломит экран»). Или — в другом стихотворении — «тяжёлые, как Брокгауз, ворочаются облака». «Крещендо» иронии достигает у Волгина степени сарказма. Поздняя лирика Игоря подчёркнуто «нетолерантна», и в этом мне слышится крик души поэта. Если уж лицо канала «Культура» начинает обличать «зомбоящик Пандоры», то дело действительно обстоит нездорово. Стихи Волгина остры и полемичны. Поэт знает и чувствует, чем живёт страна: он живёт болью и тревогами народа. Стихи нулевых и десятых годов 21-го века по-новому раскрывают облик замечательного русского поэта. У Волгина был длительный период «молчания», вызванного приоритетностью исследований творчества Достоевского. И вот, наконец, лирик «победил» исследователя творчества Фёдора Михайловича. Это «вечерние огни» поэта, по выражению Афанасия Фета.

«Новый» Волгин широко использует наработки постмодернистов: центоны, самоиронию, смешение высокого и низкого, эстетику декаданса. Например, знаменитое лермонтовское «прощай, немытая Россия» трансформировалось в его стихотворении в  «прощай, немытый третий Рим». В поздних стихах Волгин даёт волю эмоциональности. Телепередача «Игра в бисер», которую он ведёт, требует от ведущего вдумчивой аналитики. Зато поэт может «отыграться» на лирике. В ней мы слышим уже не общественного деятеля, не культуртрегера, не исследователя Достоевского, а живого человека со своими эмоциями. Обычно человек более эмоционален в молодости. Но в случае с Волгиным это не так. Складывается впечатление, что с возрастом возрастает и его эмоциональность.

Волгин часто говорит на творческих семинарах о приоритетности акустики в поэзии: «Звук — это и есть смысл стихотворения, — появляется звук, и пишутся стихи». Воспитание чувства звука началось у Игоря в раннем детстве, когда папа читал ему стихи поэтов-комсомольцев 30-х годов. Безусловно, главенство звука ощущается и в его нынешней лирике. Читатель Волгина получает эстетическое удовольствие от звукописи поэта.

Знать, не зря поэт Языков
упреждал нас, дураков,
о нашествии язЫков
и смешеньи языкОв.

Для поэтики Волгина характерна естественность стихотворной речи. Если следует метафора, она должна быть «хорошо подготовленной». Перу Игоря Леонидовича принадлежит остроумнейший «памятник»:

Рождённый в любезной отчизне,
где свету сопутствует тьма,
я прожил две пушкинских жизни,
но так и не нажил ума.

Душевной не маялся смутой,
встревая во всякую нудь.
И честную чашу с цикутой
отнюдь я не принял, отнюдь.

И Русь от меня не балдела,
не слал поздравлений Кабмин.
И Бог моё личное дело,
задумавшись, бросил в камин.

Гнушаясь таковскою мордой,
шли мимо: не вяжущий лык
и внук славянина прегордый,
и, знамо, тунгус и калмык.

И словно бы в миг озаренья
я понял, что дело труба —
что крепко травою забвенья
ко мне зарастает тропа.

«Памятники» остаются любимым жанром русских поэтов. Но, в соответствии со временем, меняется тональность таких стихотворений. Самоупоение как движущая сила автора исчезает. Главенствуют в «памятниках» теперь самоирония и минор. Самоирония Игоря Волгина безгранична. Сложно обнаружить то, чего автор ещё не наговорил на себя в порыве самоуничижения. Порой это даже неловко комментировать, поскольку такой «наговор» принадлежит исключительно автору, а не рецензенту.

Самоирония дополняется у поэта отменным чувством юмора. «Вьётся двуглавый орёл над столицей, / важный выходит из бани патриций, / «хлеба и зрелищ!», — взывает плебей / и не проспится Ильич, хоть  убей».  С начала нового времени лирическая палитра Волгина обогащается некоей «отвязностью». Это такая ядрёная ирония, близкая к сарказму. И всё звучит как «последняя правда», с богатейшим лексическим инструментарием. Поэт широко использует грубые и просторечные словечки. Игорь Волгин взвалил на свои плечи гражданскую миссию. Ведь поэт — говорящая совесть эпохи. Искренний, открытый человек, которым всегда был Игорь Леонидович, откликается на общенациональные беды. Поздние стихи Волгина тверды и бескомпромиссны.

ЗИМНЯЯ ВИШНЯ

Граждане, не заводите детей ‒
век их недолог.
Что в утешение матери сей
скажет психолог?

Мальчики! Девочки! Знать, не с руки
быть молодыми,
если кончаются ваши деньки
в пламени, в дыме.

Благословен, кто прижаться горазд
к смертному лону.
Ибо за каждого родина даст
по миллиону.

Быть ей, наверно, всегда на плаву
(спорт, оборонка),
втайне свою посыпая главу
пеплом ребёнка.

Что делать и кто виноват? — как же нам прожить без этих проклятых русских вопросов? Безусловно, никто не снимает вины с государства. Но оно состоит из таких же, как мы, людей — граждан с похожим менталитетом. Надо менять менталитет. Это сложно сделать за одно поколение. Однако, говорит Игорь Волгин, все беды в России окупаются явлением строчки: «Явится строчка — и сладится всё остальное, / совесть утихнет, утешится сердце больное, / будет хотя бы на миг посрамлён сатана — / только случилась бы, только б явилась она». Поэзия невольно служит русским людям «оправданием» всего плохого, что с нами случается. В стихотворении «Время, висящее на волоске…» Волгин, как поэт-философ, задаётся вопросом: «Что будет с нами? Что будет после нас?» Существует обнуление времени, пространства и биоматериала Вселенной. И не совсем понятно, кто и что останется в новейшей космогонии. Может быть, ластик Бога даст промашку и сотрёт не всё? «И, как в насмешку, у самой воды / снова несмытые наши следы» — говорит поэт.

У Игоря Волгина — литературно поставленный голос, со своей особой интонацией. «Толковый словарь» даёт нам очень интересные авторские размышления о жизни. Например, поэт говорит о том, что черты матери у него на лице постепенно стираются, а черты отца, наоборот, проступают всё явственней. И это наблюдение, похоже, обладает универсальностью: у всех людей в лицах на протяжении жизни попеременно «лидируют» то отец, то мать.

Спектр литературной деятельности Волгина чрезвычайно широк. Он более 50-ти лет ведёт студию «Луч». Среди его учеников — очень известные в стране поэты. «Игорь Леонидович — лекарь», — говорит одна из его любимых учениц, Елена Исаева. Это своего рода миссионерство. Волгин ведёт свои семинары и тогда, когда преобладают «неурожайные», с точки зрения таланта, поколения поэтов. Семидесятивосьмилетнему Волгину словно бы дали взаймы время те стихотворцы, которые ушли от нас слишком рано. Он по-прежнему в хорошей форме, много трудится и не знает устали. От его «Толкового словаря» я вижу немалый толк для читателей книги, любителей поэзии.