Юлия ПИКАЛОВА. Портреты - Журнал Гостиная

БОЖЕСТВЕННАЯ. ДАНТЕ

Как скромно протекает детство,
Как рано умирает мать.
Доход с земельного наследства
Не позволяет пировать.

Ещё не ведает о даре,
Ещё не знает, что грядёт,
И Беатриче Портинари
Вступает в свой девятый год.

И высшей мудростью в поэме
Он вознесет её над всеми,
Самой вселенной гордый сын.
И восхищённо будет время
Вращать алмаз её терцин.

ДВЕ ПЬЕТЫ МИКЕЛАНДЖЕЛО ¹

И высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке…
Микеланджело

Перед её пьетою мир немеет
И замирает. Неизбывен миг.
Такая скорбь названья не имеет,
Но мрамора светлей пресветлый лик.

Она, скорбя, тебя в веках прославит.
Юна, как ты. В величии простом.
“И высочайший гений не прибавит
Единой мысли…” – ты поймёшь потом,

Пройдя всю жизнь в её красе и муке.
Уходит всё. Уходу нет конца.
Т в о я пьета. Ты отпускаешь руки.
Никто не видит твоего лица.

Но тем из нас, кто утерял надежду,
Готовясь руки, как и ты, разжать,
Ты скажешь: Тот незримо мир удержит,
Кого никто не в силах удержать.

БРЕЙГЕЛЬ. 1565

Человечки катаются
По привычному льду.
Январи не кончаются
В стародавнем году.

Речки, птички да веточки,
Тонкой кисточки пляс.
Чьи беспечные деточки –
Точной копией нас?

Закорючками чёрными
Да по жёлтому льду –
Кто они, заключённые
В стародавнем году?

Человечки со стаями –
По-соседски, смотри:
Им ловушку поставили
Из ненужной двери,

Порассыпали крохи там –
Человечки добры.
Эх, обрушится с грохотом
Деревянная кры..!

Вот вам, рамы музейные,
Залов гулкая тишь:
Чёрной птицей Везением
Из картины летишь.

На прощание – бешено
Жаром из-под ресниц –
На пейзаж с конькобежцами
И ловушкой для птиц.

ВРУБЕЛЬ
Бумага, чёрный мел,
Свинцовые белила.
Ты будто не хотел,
Да жизнь определила,

Да жизнь определил
Порывистый твой росчерк.
Ты сам себе – творил,
Ты сам себе – пророчил.

Какие знал миры?
Какие трогал темы?
Летит в тартарары
Угольноглазый демон.

И это не итог:
Горя святой судьбою,
Россия, Скрябин, Блок
Обрушатся с тобою:

Деревни, города,
Мосты, базары, храмы…
И гор растёт гряда,
Проламывая рамы.

Скажи, ты так хотел,
Создатель Азраила?
Бумага! Чёрный мел!
Свинцовые белила!

Молчат твои уста
Белей ночного снега.
Ты просияешь там,
Где Сириус и Вега.

ЧАКОНА ²

Полно мне леденеть от страха,
Лучше кликну Чакону Баха.
А за ней войдет человек…
Анна Ахматова

1.
Нарядное слово барокко,
А рядом и тьма, и чума –
Того и гляди, за оброком
Нагрянут и в ваши дома.

И выглядят вроде бы чисто –
Но прачка была ли чиста? –
И знати рукав из батиста,
И черни рукав из холста.

Сегодня вы живы-здоровы?
Сумейте дожить до весны!
А руки у прачек багровы.
А руки у прачек красны.

2.
Тебя заберет благодетель
На воды в капеллу свою.
Жене дожидаться и детям:
Ты гений, но кормишь семью.

Курортное время неспешно;
Течёт, и не видно конца.
Тебе не отправят депешу.
К тебе не отправят гонца.

Ночами под временным кровом
Ты видишь домашние сны…
А руки у прачек багровы.
А руки у прачек красны.

3.
И вот возвращение в Кётен.
Соседей испуганный взгляд.
Родное сыновнее “Кто там?” –
Вернувшемуся не назад.

Всего-то два месяца срока.
Мария, Мария, Мари…
Нарядное слово барокко,
Нарядное, бог побери!

Уже никогда не обнимет,
Уже ничего не шепнёт…
Бесшумная гостья отнимет
И тяжестью плечи пригнёт.

Тогда из земных декораций
Шагнёшь за предавший порог:
Нет смерти, а есть – вариаций
Несущийся к богу поток!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

4.
Строительство счастья сурово,
И уши у каждой стены,
И руки у прачек багровы,
И руки у прачек красны,

И губы сжимаются строже,
На людях не видно лица́,
И в маленькой общей прихожей
Осталось пальто без жильца,

И нет ни добра, ни закона…
Но есть целомудренный слух,
Чеканное слово чакона
И скорбью очищенный дух.

БЕТХОВЕН. ЧЕТВЁРТЫЙ ФОРТЕПИАННЫЙ ³

Гаснет слух для земного, но музыки больше внутри.
Разрывает, и кажешься людям всё более диким.
Эту музыку – выпусти, выпусти или умри.
Так Орфей умолял под землёй о своей Эвридике.

Так Орфей умолял. Гаснет слух. Ухмыляется люд.
И написан Четвёртый, солисты же требуют Третий.
Эту музыку выпусти, выпусти! – нет, не дают,
И при жизни твоей в партитуре твоей умереть ей.

Эй, не знаете разве? Угодно не так небесам!
Слух земной, человечий – он вам, малодушным, преграда!
Гаснет слух. Гаснет слух! Но Четвёртый исполнишь ты сам:
Это выход последний – наверх, за предел звукоряда.

ШУБЕРТ

Когда ни отзыва, ни взгляда,
Ни воздуха огню,
И никому меня не надо,
И в равнодушии виню
Луну ленивую, большую,
Что выплыла на склоне дня –
Поплачь со мною, нежный Шуберт.
Прости меня. Прости меня.

БРАМС. URTEXT

меридианы параллели
запретные материки
зарубкой нá сердце алели
апрели, ныне далеки
апрели пели и пьянили
играли в прятки брали в плен
но зимы их захоронили
зажав тепло меж тесных стен

глухую запертую память
миг неслучайный разверзал
земли не чуя под стопами
я захожу в концертный зал
пью благодатную отраву
отравленную благодать
о Брамс благодарю за право
при всех рыдать

ШОСТАКОВИЧ

Квартету имени Бородина

1. Камерная симфония

Я слышал хруст,
и свист,
и вой,
и лай,
И горло хоть охрипло, но окрепло.
Кто веку бросил громкое: играй! –
Хотел его увидеть горсткой пепла.

Земля неслась к весёлому концу
Во власти исполина-карнавала,
А музыка хлестала по лицу
И губы мне полынью обдавала.

2. 1940 ⁴

Души тревожной, вечно юной
Забытый зазвучал мотив.
Иначе задрожали струны,
Волнения не укротив,
И вглубь себя с улыбкой кроткой
Глядишь ты, радуясь: ничей!..

Зимой так дышит день короткий,
Зажатый между двух ночей.

БОЖЕСТВЕННАЯ. ДАНТЕ

Как скромно протекает детство,
Как рано умирает мать.
Доход с земельного наследства
Не позволяет пировать.

Ещё не ведает о даре,
Ещё не знает, что грядёт,
И Беатриче Портинари
Вступает в свой девятый год.

ДВЕ ПЬЕТЫ МИКЕЛАНДЖЕЛО ⁵