ПЕТР ЕФИМОВ ● РОВ ПЕРЕПОЛНИЛСЯ, И КРОВЬ ПОЛЗЛА ПО СНЕГУ…

Петр ЕФИМОВК очередной годовщине трагедии в Кодымском Яру.

Из книги "Живые и Мертвые", Тернополь, 2008

Строка, вынесенная в заголовок, взята мной из стихотворения Николая Пропирного, которое так и называется – «Кодымский Яр». Николай Пропирный – исполнительный вице-президент Российского еврейского конгресса и редактирует газету «Еврейские новости».С автором я знаком заочно, знаю, что его родичи до войны жили в Кодыме и сгинули вместе со многими земляками. Судя по замечательным строкам, он считает себя причастным к той трагедии, что произошла 12 января 42-го в Кодыме, что находится в Одесской области Украины. К этим стихам мы еще вернемся, а теперь расскажу о том, что же произошло тогда, в морозном январе.

Уже много лет я собираю сведения об этом страшном событии. Уже много лет ищу тех, кто был там, в этом аду. И хотя нынешняя дата, как принято говорить, не круглая – прошло 66 лет с момента той трагедии, о которой и поныне не все известно, все же, думается, есть резон вспомнить о том кровавом январе. Тем более, что тех, кто выжил, тех, кто выполз из этого ада, становится все меньше и меньше.

Итак, 12 января 1942-го. Даже по январским меркам день выдался холодным и ветренным. В Кодымском Яру, который к тому времени уже стал «знаменитым», скопилось много снега, склоны обледенели. А «знаменитым» он стал после августовской экзекуции 41-го: тогда здесь полегло более 150 человек. Теперь Яр готовился принять очередную, зимнюю «порцию» обреченных.

– Этот зимний « заход» в Яр, – вспомиинает Аркадий Дувидзон, – собрал тех, кто уже не в силах был бежать: старики, дети, женщины. Был сильный мороз, шел снег. Нас погнали в овраг, разбили по десять человек. Полицаи были сплошь пьяными /заметим, что именно это обстоятельство и помогло впоследствии выползти тем, кто был ранен и остался жив/. Трудно передать, что творилось: крики, плач, проклятия. У матерей отбирали детей, грудных живыми бросали в яму… Подошла наша очередь. После выстрелов я почувствовал легкий толчок и полетел вместе со всеми в обрыв. Только потом, когда мне удалось выбраться из этого ада, ко мне дошло: это мама меня толкнула и первой приняла автоматную очередь на себя. Я полетел вниз вместе со всеми. Меня ранили в ногу, на меня падали мертвые и полуживые. Всю ночь я пролежал, прикрытый трупами. Только утром мне удалось выползти, я был весь в ледяном и кровавом панцире.А мать, Рейза Дувидзон, брат Григорий и сестра Фира так и остались в том рву…

Впоследствии Аркадию удалось добраться до ближайшей избы, где ему оказали первую помощь и помогли добраться до деревни Будеи, где он продолжительное время прятался. Потом он доберется до Чечельницкого гетто, где сполна хлебнет горя. Сироту пригреют добрые люди. Гораздо позже на Одесской киностудии о нем снимут 45-минутный фильм, в котором рассказывается о нем, о трагедии его семьи, о замечательных людях, принявших деятельное участие в судьбе Аркадия Дувидзона, о том, как он приехал к своим спасителям и благодарил их за добрые и отзывчивые сердца. Это будет потом, гораздо позже. Вернемся в Кодымский Яр.

В уважаемой всеми многодетной семье Иты Целикман было девять детей. /Одна дочь – Роза еще до войны уехала в Биробиджан и там умерла/. Самой меньшей – Раечке было несколько месяцев, старшей Симе – 25, внуку, сыну Симы – 5 лет. Муж Иты был в армии и она одна осталась со всем этим выводком. Уехать не успели. Когда началась облава, она собрала всех и строго наказала: от нее не уходить, всем держаться вместе.

– Нас всех погнали к базару, – вспоминает одна из дочерей Иты – Фрида Целикман, – а потом к Яру. Мама завернула недавно родившуюся сестричку Раечку. Схватила всех нас и повела к общей группе. Я хотела остаться: как оказалось, у меня начинался тиф. Но мама и слушать не хотела, она хотела, чтобы все были вместе: мама с Раечкой на руках, Ада – 5 лет, Лиза – 10 лет. Женя – 7 лет, Этя – 14 лет, Сима – 25 лет, ее сын Вова – 5 лет, мой братик Миля – 9 лет и я. По дороге Лиза отстала, присела отдохнуть и…замерзла. Когда нас вывели за базар и мама поняла, что дальше будет, она толкнула меня и сказала «беги». А у меня ноги подкашивались, была большая температура. Все же я побежала к базару, мимо пекарни, по улице Шевченко. А Сима, Вовочка, Ада, Женя, Этя и Раечка остались в том проклятом рву. Нашу малюсенькую Раечку просто затоптали. Моей маме и Миле, братику, удалось выползти и они ушли в ближайшее село Ивашково. А потом вместе мы добрались до Балтского гетто…

Мне потом рассказывали, как обезумевшая Ита Целикман переворачивала трупы и искала своих детей, свою крохулю Раечку. Возращалась и вновь искала. Потерять сразу шестеро детей и внука! Какое сердце выдержит такое горе! Ита, ее дети Фрида и Эмилий прошли через все испытания в гетто, одолели послевоенные трудности. И остались людьми. Фрида сейчас живет в Нью-Йорке, Эмилий – в Израиле.

Сумела выкарабкаться из ямы и Рахиль Подвальная с сыном Сеней.

– Нас повели на расстрел где-то часа в четыре, – вспоминала она, – довели до оврага за церквой. Разделили на партии. Когда дошла моя очередь уже было темно. Эти изверги с меня сняли платок, с Сенечки рукавички и детское одеяльце, которым я его закутала. Нас подвели к яме и я сразу упала вместе с сыночком. А пьяные полицаи продолжали стрелять. Когда они ушли, мы старались выползти, но было очень скользко, мы подрали руки. У меня и Сенечки руки были обморожены. Доползли до скирды соломы и там прятались, а потом подались в село.

Добавлю, что Рахиль Подвальная спасла не только себя, но и сына, несмотря на увечья, ставшего впоследствии большим ученым, гордостью наших кодымчан. Ныне Семен Леонидович Подвальный – академик Российской академии наук, заслуженный деятель науки РФ, доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой автоматизированных и вычислительных систем Воронежского государственного технического университета, автор более 600 научных работ…

Тот кровавый январь стал важной вехой в истории нашего местечка. Сразу же после освобождения двое из тех, кому удалось выползти из Яра – Аркадию Дувидзону и Льву Гойхману удалось соорудить временный памятник.

– Мы соорудили временный щит с подставкой, – говорит Аркадий Дувидзон, – а Лева, замечательный художник, на этом щите написал все 120 фамилий погибших – тогда мы еще помнили каждого./Кстати, отец Левы – Азик Гойхман там же погиб/. Потом, гораздо позже, собирали деньги и поставили стационарный памятник, который стоит до сих пор.

Вот такая грустная история приключилась 66 лет тому назад. В сентябре 2004 г.наша Кодыма отмечала 250-летие. Мне довелось быть на этом праздновании. Все было чин-чином: торжественный вечер, поздравления, празднично убранные улицы, цветы, книга, подготовленная преподавательницей местной школы Надеждой Боровой, красочный номер гезеты «Висти Кодымщыны». Все было. Нехватало только самой малости: никто не догадался хотя бы возложить цветы к уже потускневшему и облупившемуся памятнику у Кодымского Яра. Яра, где покоятся те, кто вложил и свой вклад в историю своего местечка. Забыли? Не догадались? Или не посчитали нужным?

Вернемся к стихотворению Николая Пропирного «Кодымский Яр».

Приведу из него несколько строк:
С евреями меня связала кровь,
Которую не сосчитать, не взвесить,
Не струйка тонкая в густой семейной смеси,

А кровь, что в Кодымском Яру плескала в ров.
Я связан узенькой тропой,
Ведущей в яр, из ада – в рай и в небыль.
В такой же день под этим самым небом
По ней евреев гнали на убой.

Ров переполнился, и кровь ползла по снегу,
Чернея, застывала у сапог.
Ржал полицай: «Жиды пустили сок!»
И мертвецов тряпье таскал в телегу.

Вот такая печальная история случилась 66 лет тому назад. История, в которой смешалось трагическое и героическое.

P.S. Подробно об этих и других событиях, связанных с фашистской оккупацией Кодымы и района, а также архивный список погибших /618 человек/ в те незабываемые дни, рассказано в книге П.Ефимова «Живые и мертвые».

Петр ЕФИМОВК очередной годовщине трагедии в Кодымском Яру.

Из книги "Живые и Мертвые", Тернополь, 2008

Строка, вынесенная в заголовок, взята мной из стихотворения Николая Пропирного, которое так и называется – «Кодымский Яр». Николай Пропирный – исполнительный вице-президент Российского еврейского конгресса и редактирует газету «Еврейские новости».С автором я знаком заочно, знаю, что его родичи до войны жили в Кодыме и сгинули вместе со многими земляками. Судя по замечательным строкам, он считает себя причастным к той трагедии, что произошла 12 января 42-го в Кодыме, что находится в Одесской области Украины. К этим стихам мы еще вернемся, а теперь расскажу о том, что же произошло тогда, в морозном январе.

Уже много лет я собираю сведения об этом страшном событии. Уже много лет ищу тех, кто был там, в этом аду. И хотя нынешняя дата, как принято говорить, не круглая – прошло 66 лет с момента той трагедии, о которой и поныне не все известно, все же, думается, есть резон вспомнить о том кровавом январе. Тем более, что тех, кто выжил, тех, кто выполз из этого ада, становится все меньше и меньше.

Итак, 12 января 1942-го. Даже по январским меркам день выдался холодным и ветренным. В Кодымском Яру, который к тому времени уже стал «знаменитым», скопилось много снега, склоны обледенели. А «знаменитым» он стал после августовской экзекуции 41-го: тогда здесь полегло более 150 человек. Теперь Яр готовился принять очередную, зимнюю «порцию» обреченных.

– Этот зимний « заход» в Яр, – вспомиинает Аркадий Дувидзон, – собрал тех, кто уже не в силах был бежать: старики, дети, женщины. Был сильный мороз, шел снег. Нас погнали в овраг, разбили по десять человек. Полицаи были сплошь пьяными /заметим, что именно это обстоятельство и помогло впоследствии выползти тем, кто был ранен и остался жив/. Трудно передать, что творилось: крики, плач, проклятия. У матерей отбирали детей, грудных живыми бросали в яму… Подошла наша очередь. После выстрелов я почувствовал легкий толчок и полетел вместе со всеми в обрыв. Только потом, когда мне удалось выбраться из этого ада, ко мне дошло: это мама меня толкнула и первой приняла автоматную очередь на себя. Я полетел вниз вместе со всеми. Меня ранили в ногу, на меня падали мертвые и полуживые. Всю ночь я пролежал, прикрытый трупами. Только утром мне удалось выползти, я был весь в ледяном и кровавом панцире.А мать, Рейза Дувидзон, брат Григорий и сестра Фира так и остались в том рву…

Впоследствии Аркадию удалось добраться до ближайшей избы, где ему оказали первую помощь и помогли добраться до деревни Будеи, где он продолжительное время прятался. Потом он доберется до Чечельницкого гетто, где сполна хлебнет горя. Сироту пригреют добрые люди. Гораздо позже на Одесской киностудии о нем снимут 45-минутный фильм, в котором рассказывается о нем, о трагедии его семьи, о замечательных людях, принявших деятельное участие в судьбе Аркадия Дувидзона, о том, как он приехал к своим спасителям и благодарил их за добрые и отзывчивые сердца. Это будет потом, гораздо позже. Вернемся в Кодымский Яр.

В уважаемой всеми многодетной семье Иты Целикман было девять детей. /Одна дочь – Роза еще до войны уехала в Биробиджан и там умерла/. Самой меньшей – Раечке было несколько месяцев, старшей Симе – 25, внуку, сыну Симы – 5 лет. Муж Иты был в армии и она одна осталась со всем этим выводком. Уехать не успели. Когда началась облава, она собрала всех и строго наказала: от нее не уходить, всем держаться вместе.

– Нас всех погнали к базару, – вспоминает одна из дочерей Иты – Фрида Целикман, – а потом к Яру. Мама завернула недавно родившуюся сестричку Раечку. Схватила всех нас и повела к общей группе. Я хотела остаться: как оказалось, у меня начинался тиф. Но мама и слушать не хотела, она хотела, чтобы все были вместе: мама с Раечкой на руках, Ада – 5 лет, Лиза – 10 лет. Женя – 7 лет, Этя – 14 лет, Сима – 25 лет, ее сын Вова – 5 лет, мой братик Миля – 9 лет и я. По дороге Лиза отстала, присела отдохнуть и…замерзла. Когда нас вывели за базар и мама поняла, что дальше будет, она толкнула меня и сказала «беги». А у меня ноги подкашивались, была большая температура. Все же я побежала к базару, мимо пекарни, по улице Шевченко. А Сима, Вовочка, Ада, Женя, Этя и Раечка остались в том проклятом рву. Нашу малюсенькую Раечку просто затоптали. Моей маме и Миле, братику, удалось выползти и они ушли в ближайшее село Ивашково. А потом вместе мы добрались до Балтского гетто…

Мне потом рассказывали, как обезумевшая Ита Целикман переворачивала трупы и искала своих детей, свою крохулю Раечку. Возращалась и вновь искала. Потерять сразу шестеро детей и внука! Какое сердце выдержит такое горе! Ита, ее дети Фрида и Эмилий прошли через все испытания в гетто, одолели послевоенные трудности. И остались людьми. Фрида сейчас живет в Нью-Йорке, Эмилий – в Израиле.

Сумела выкарабкаться из ямы и Рахиль Подвальная с сыном Сеней.

– Нас повели на расстрел где-то часа в четыре, – вспоминала она, – довели до оврага за церквой. Разделили на партии. Когда дошла моя очередь уже было темно. Эти изверги с меня сняли платок, с Сенечки рукавички и детское одеяльце, которым я его закутала. Нас подвели к яме и я сразу упала вместе с сыночком. А пьяные полицаи продолжали стрелять. Когда они ушли, мы старались выползти, но было очень скользко, мы подрали руки. У меня и Сенечки руки были обморожены. Доползли до скирды соломы и там прятались, а потом подались в село.

Добавлю, что Рахиль Подвальная спасла не только себя, но и сына, несмотря на увечья, ставшего впоследствии большим ученым, гордостью наших кодымчан. Ныне Семен Леонидович Подвальный – академик Российской академии наук, заслуженный деятель науки РФ, доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой автоматизированных и вычислительных систем Воронежского государственного технического университета, автор более 600 научных работ…

Тот кровавый январь стал важной вехой в истории нашего местечка. Сразу же после освобождения двое из тех, кому удалось выползти из Яра – Аркадию Дувидзону и Льву Гойхману удалось соорудить временный памятник.

– Мы соорудили временный щит с подставкой, – говорит Аркадий Дувидзон, – а Лева, замечательный художник, на этом щите написал все 120 фамилий погибших – тогда мы еще помнили каждого./Кстати, отец Левы – Азик Гойхман там же погиб/. Потом, гораздо позже, собирали деньги и поставили стационарный памятник, который стоит до сих пор.

Вот такая грустная история приключилась 66 лет тому назад. В сентябре 2004 г.наша Кодыма отмечала 250-летие. Мне довелось быть на этом праздновании. Все было чин-чином: торжественный вечер, поздравления, празднично убранные улицы, цветы, книга, подготовленная преподавательницей местной школы Надеждой Боровой, красочный номер гезеты «Висти Кодымщыны». Все было. Нехватало только самой малости: никто не догадался хотя бы возложить цветы к уже потускневшему и облупившемуся памятнику у Кодымского Яра. Яра, где покоятся те, кто вложил и свой вклад в историю своего местечка. Забыли? Не догадались? Или не посчитали нужным?

Вернемся к стихотворению Николая Пропирного «Кодымский Яр».

Приведу из него несколько строк:
С евреями меня связала кровь,
Которую не сосчитать, не взвесить,
Не струйка тонкая в густой семейной смеси,

А кровь, что в Кодымском Яру плескала в ров.
Я связан узенькой тропой,
Ведущей в яр, из ада – в рай и в небыль.
В такой же день под этим самым небом
По ней евреев гнали на убой.

Ров переполнился, и кровь ползла по снегу,
Чернея, застывала у сапог.
Ржал полицай: «Жиды пустили сок!»
И мертвецов тряпье таскал в телегу.

Вот такая печальная история случилась 66 лет тому назад. История, в которой смешалось трагическое и героическое.

P.S. Подробно об этих и других событиях, связанных с фашистской оккупацией Кодымы и района, а также архивный список погибших /618 человек/ в те незабываемые дни, рассказано в книге П.Ефимова «Живые и мертвые».