Влад КИТИК. След на воде -

* * *
…И потому, что не с кем разделить
Воздушный ком гортанного молчанья,
Ночь переждать трудней, чем день прожить,
В который верят прихожане.
Влекомый ветром силуэт совы,
На миг запечатлённый лунным диском,
Волненье сосен, трепетность травы
Так велики, что вдохновенье близко,
И в позвоночнике подскакивает ртуть,
И вспоминает куст о райских кущах,
И «сквозь туман блестит кремнистый путь»,
Тебя, быть может, одного и ждущий.

ВЕСЕННЕЕ

Что радовать может?
Да вот же:
Скворцы всю весну напролёт!..
Беспечно отпущены вожжи,
Свободно лошадка идёт,
И гривой тряхнув, как плюмажем,
Влечёт, умыкая от бед,
Возницу с возком без поклажи.
И вишня цветёт ей вослед.
И кажется делом привычным,
Что лошадь, попоной шурша,
Не думает, как архаична,
Не ведает, как хороша.
Пасхальную рюмку возница
Поднимет за вишенный мир,
Чекушку за красной божницей
Припрятав. И мир ему ─ мил!
И вместе с подружкой лохматой,
Катая на козлах апрель,
Надышится ароматом
Влюблённо, как песенный Лель.
Поборник славянского культа,
И я расстегну пальтецо.
Внимательный ветер, как скульптор
Ощупывает мне лицо.
Так образ апреля, и оклик
Ветвей его запечатлён,
И ликом становится облик
Окраины новых времен,
Обочины Первой Заставы,
Пчелиной заботы пыльца.
Когда это кончится, право?
Не знаю… Не видно конца!

* * *
Май и в грозу ни в чём не виноват.
Блаженствует. Парит. Цветёт жасмином.
А у корней заложенная мина
Стяжает зла убойный концентрат.
Легки, полупрозрачны, невредимы
Над нею лепестки летят, летят,
И слов не подобрать, как ощутимо
Отточенное жизни остриё
Врезается в сознание моё.
Я сам бы этот путь пройти не смог,
Но чуждая коса меня не косит.
Опять, опять меня в ладонях Бог
Над гибельною бездной переносит.

* * *
О Господи, пронзи меня любовью,
И за слова неправые прости.
Перебираю чётки семисловья,
Как держат сердце в бережной горсти,
Неся над злом, над лежбищем опалы,
Не расплескав по капле на ходу,
Чтоб, как звезда, на камень не упало, –
Там, под ногами не найти звезду.
Пускай поёт, когда ему поётся,
И не молчит, глаголя оттого…
Но мне ли знать, как слово отзовётся,
И то, как отзовутся на него?
Вдыхаю с эхом пот походных рубищ
Двенадцати, чтоб прежде слов земных
Простить, но не усопших, а – живых,
И полюбить, но тех, кого не любишь.

* * *
Туман, заполонив окно,
Мерцал, примет не различая.
Казалось, падаешь на дно
Любви или её печали.

И вновь не утешает век
Ни случаем, ни сказкой на ночь,
Грозя паденьем…
Падай навзничь,
Чтобы смотреть при этом вверх.

Повисла чайка, как серьга,
Серебряная,
почему-то
Мглой затянуло берега,
Прибой угадывался смутно,

И камень был не так тяжёл,
Как сладок грех лукавых правил.
А кто-то по воде прошёл
И на воде свой след оставил.

* * *
Две жизни – как две стороны
С рожденьем вручённой медали.
Там заново мы рождены,
Как будто здесь не умирали.

Что здесь осмотрительно скрыл,
Там первым за это и спросят
До шага с подспорьем перил,
До слова, что не плодоносит,

До метров, чьи промельки шпал
Бегущей строкой не заполнил,
До меры, что я забывал, –
А там до кровинки припомнил.

О, Боже, спаси и храни
Сгорающий воск моей квоты.
А слева под рёбрами дни
Стучат, как костяшки на счётах.

Вот лампу направят в лицо
И далее не отвертеться,
И будешь стоять пред истцом,
Размазывать слёзы по-детски.

* * *
… И вот глазам открылась панорама
Прибоем отражённого рассвета,
Небесные приотворились брамы,
Луч глянул в щёлку и растаял. Лето
Спускает паруса.
Неторопливо
Взбираясь по кривой валютных курсов,
Бомонд кафешки допивает пиво,
Икотой выражая несогласье.
Ещё возможно, от прогнозов куксясь,
Последние лучи загарной мазью
Привлечь.
Ни привилегий, ни запретов,
Ни лиц в картине лишних, ни предметов.
Румяное всеведенье зари,
Ракушечное мужество реликтов…
А что и в этом видишь Божий лик ты,
Об этом никому не говори.

* * *
Как прядь, откинешь тень со лба.
Дверная звякнула скоба,
И костяной ногой судьба
Непрошено стучит.
Не выставляясь напоказ,
Дорогой битая не раз,
Хоть и могла бы, но сейчас
Ничем не огорчит.

И все же, вглядываясь в тьму,
Велит, не знаю почему,
Не нужный боле никому
Отыскивать предлог,
Чтобы в цветных лучах реклам,
В тиши оконных амальгам
Вести с собою сам на сам
Полночный диалог.

С зимы ведёт, как по резьбе,
К весенней детской худобе.
Чем ближе к самому себе
Ты в сутолоке дней,
Тем без усердия зануд,
Без мантий, каверз и причуд
Творимый над собою суд
Печальней и честней.

* * *
Раскисла дорога-неряха,
Зато оправдалась весна,
Хоральной прелюдией Баха,
Текущей, как свет, из окна,

Очнувшийся воздух вбирает
В крылатые ноздри орган.
Дорога от глаз убегает,
И липнет землёй к сапогам.

И дышит озоном седмица,
И тянется ниткой льняной.
И музыка длится и длится
Не эхом, уже – тишиной.

Легко её царство разрушить,
Со свистом вспугнув вороньё.
Но можно открыться и слушать,
Как внутренний голос, – её.

ПОЛДНЕВНОЕ

Это равенство вех неизвестных,
Поиск прошлого снега под зноем,
Ожидание манны небесной:
Нам простительно чувство земное.

Это что-то неясное,
что-то
Пролегающее между делом
И неделаньем.
Это – как ноты
Вариаций, меняющих тему.

Смоет море следы и печали
И продлит музыкальную фразу.
Это шлюпка, что с песней отчалит
И к другому вернет пересказу.

Это дышит мне заспанно в ухо
Тишина, подступившая к мысу.
Что вы?!
Просто томление духа.
И с косой уберётся старуха,
С непогодой забредшая в мысли.

СОБАКИ

Собаки лаяли всю ночь,
Срывая злость или кручину
На всех, которым не спалось,
Как им, без видимой причины.

При надломившейся луне
Вдохнув туман, как дым табачный,
Наверно, жаловались мне,
Как заедает жизнь собачья.

А, может, им, пугая сов,
Хотелось всем дворняжим войском
Воззвать к созвездью Гончих Псов,
Чтоб там их поняли по-свойски,

Как оскорбителен хот-дог,
Хоть с ним родство неочевидно.
Но их четырехлапый Бог
Играет в кости деловито.

И милости им ждать невмочь,
Как гостю приглашенья к чаю.
Собаки лаяли всю ночь,
Неведомо на что серчая.

* * *
Тишь. Петухи не пели третьи.
Когда не спится, из-под век
Видней не знаменье столетья,
А твой, к нему примкнувший век.

Он проступил сквозь драпировку
Стены, опередив цейнтнот.
Трамвай, как божия коровка,
По мокрой улице ползёт.

Подковкой бьёт вагончик тряский,
С ним отстаю от наших дней,
Не умещающихся в сказку,
Но и не тянущихся к ней.

Она не сможет откликаться
На звон потерянных ключей
То белой магией акаций,
То чёрной магией ночей.

Она своих щедрот не ценит,
Досаду пряча в закрома.
Трамвайчик огибает церковь.
По городу идет зима.

И вечность пятится дворами
А я, к ней приписав ноли,
Всё больше думаю о маме
И восхожденье от земли

К душе, создавшей образ храма.
И мне становится важна
Уже не жизненная драма,
А то, как сыграна она.