Роман СМИРНОВ. Времени ключ

Ну вот настало время для сезонных,
сиюминутных  прямолобых строк,
где Бунин, Блок и Фет, немного сонный,
увековечил золотистый стог.

Ну вот дожди, как написалось кем-то,
перебирают суффикс и глагол.
И  снова речь, и снова будешь нем ты,
предвосхищая  внутренний раскол.

А подождать с неделю и наскучит
виденье нив, церквей да хуторов,
где мир стоит и ничему не учит,
на том и держится за будь здоров.

 

* * *

Когда закончатся над нами этажи
c их потолками, окнами, дверями,
гостями, перепалками, гульбой,
ремонтами, соседями и свадьбой,
и панихидой, и ночным звонком,
стихами, удивлением, досадой,
рассадой, колыбелью и котом,
собаками, животными вотще,
разбитыми тарелками, ножами,
объятьями, проклятьями, трубой
и скрипками, и скрипами вон там,
повешенными люстрами (реши
поставить ли меж ними запятую),
и прочее, и прочее, тогда
окажется, что лифт стоит открыт,
а лестница, ведущая на крышу,
ближайшее техническое средство,
чтоб посмотреть, была ли эта жизнь
достойнее чем.… Попросту – была ли?

 

* * *

Чёрные, бывшие красные,
розы в кувшине большом,
свесили головы классные,
словно цыгане в Большом.

Им рукоплещет, сквозь клетчатость
декоративную, луч.
Этим ли сердце излечится,
это ли времени ключ?

Многие лета осыпятся.
Будет стоять на столе
ваза с вязальными спицами.
Пряжи в мешках – на сто лет.

 

* * *
Осенняя пара-
метрическая скука
понятна мне твоя
идущая модель
вот зонт и человек
а вот архитектура
и в душу лезет грусть
по имени Адель
давно уже не Бонд
а что-нибудь дешевле
какой-нибудь компакт
но лёгким невдомек
в дождливый серый день
жизнь катится шерше ля
фам вроде бы фаталь
как мотылёк Дамокл

 

* * *

Как всегда, два-три значения
есть у слова, у всего…
Жизнь такая казначейная.
Не уехать ли в село,

и напиться в старом домике
на колодезной воде.
Ёлки, палки, полки, томики,
белый волос в бороде…

Знамо, долго ли умеючи
в печь подбросить бересты,
а под окнами скамеечка
покаянье обрести.

 

* * *

Грядёт… беспутствовать, колядовать…
чередовать – в грязи, по льду.
Я не хочу туда заглядывать,
как в шкаф, где зимнее пальто

висит ни разу не надеванное,
цены (не вспомнится) тыщ сто,
и рукавами разведенными
спросить пытается: “Ты что?”

А мне ответить как бы нечего.
Висит пальто. Пальто – виси!
Шкафы сейчас, братан, ни лечь в него,
ни в дом приимный отвезти.

 

* * *

Как будто в электричке вечером
на нужной станции не слез.
Вся жизнь моя сложилась веером.
И вот уже осенний лес.

хотя стоит погода та ещё,
но чувствуешь обиняки,
да торопливы грибники,
его тропу переходящие.

Промасленные доски грязные
платформы неизвестно где.
Выходите? А это Фрязево?
Я выйду, словно за предел.

Два солнца, нынешнее с будущим,
погасит стоик-семафор.
Но погодите, я иду ещё,
и он за мной – простор, простор…

 

Ну вот настало время для сезонных,
сиюминутных  прямолобых строк,
где Бунин, Блок и Фет, немного сонный,
увековечил золотистый стог.

Ну вот дожди, как написалось кем-то,
перебирают суффикс и глагол.
И  снова речь, и снова будешь нем ты,
предвосхищая  внутренний раскол.

А подождать с неделю и наскучит
виденье нив, церквей да хуторов,
где мир стоит и ничему не учит,
на том и держится за будь здоров.

 

* * *

Когда закончатся над нами этажи
c их потолками, окнами, дверями,
гостями, перепалками, гульбой,
ремонтами, соседями и свадьбой,
и панихидой, и ночным звонком,
стихами, удивлением, досадой,
рассадой, колыбелью и котом,
собаками, животными вотще,
разбитыми тарелками, ножами,
объятьями, проклятьями, трубой
и скрипками, и скрипами вон там,
повешенными люстрами (реши
поставить ли меж ними запятую),
и прочее, и прочее, тогда
окажется, что лифт стоит открыт,
а лестница, ведущая на крышу,
ближайшее техническое средство,
чтоб посмотреть, была ли эта жизнь
достойнее чем.… Попросту – была ли?

 

* * *

Чёрные, бывшие красные,
розы в кувшине большом,
свесили головы классные,
словно цыгане в Большом.

Им рукоплещет, сквозь клетчатость
декоративную, луч.
Этим ли сердце излечится,
это ли времени ключ?

Многие лета осыпятся.
Будет стоять на столе
ваза с вязальными спицами.
Пряжи в мешках – на сто лет.

 

* * *
Осенняя пара-
метрическая скука
понятна мне твоя
идущая модель
вот зонт и человек
а вот архитектура
и в душу лезет грусть
по имени Адель
давно уже не Бонд
а что-нибудь дешевле
какой-нибудь компакт
но лёгким невдомек
в дождливый серый день
жизнь катится шерше ля
фам вроде бы фаталь
как мотылёк Дамокл

 

* * *

Как всегда, два-три значения
есть у слова, у всего…
Жизнь такая казначейная.
Не уехать ли в село,

и напиться в старом домике
на колодезной воде.
Ёлки, палки, полки, томики,
белый волос в бороде…

Знамо, долго ли умеючи
в печь подбросить бересты,
а под окнами скамеечка
покаянье обрести.

 

* * *

Грядёт… беспутствовать, колядовать…
чередовать – в грязи, по льду.
Я не хочу туда заглядывать,
как в шкаф, где зимнее пальто

висит ни разу не надеванное,
цены (не вспомнится) тыщ сто,
и рукавами разведенными
спросить пытается: “Ты что?”

А мне ответить как бы нечего.
Висит пальто. Пальто – виси!
Шкафы сейчас, братан, ни лечь в него,
ни в дом приимный отвезти.

 

* * *

Как будто в электричке вечером
на нужной станции не слез.
Вся жизнь моя сложилась веером.
И вот уже осенний лес.

хотя стоит погода та ещё,
но чувствуешь обиняки,
да торопливы грибники,
его тропу переходящие.

Промасленные доски грязные
платформы неизвестно где.
Выходите? А это Фрязево?
Я выйду, словно за предел.

Два солнца, нынешнее с будущим,
погасит стоик-семафор.
Но погодите, я иду ещё,
и он за мной – простор, простор…