Владимир Симонов. Терапевтическая история -

Отчаянно хотелось водки.
Невыразимое ощущение тоски и печали вызывало в его душе чувство вины за неловко сказанные слова вчера на вернисаже. Как он зол был на себя за это дурацкое качество его натуры. Он часто испытывал чувство вины. И когда из зависти облил чернилами картину друга, и вчера, когда на вернисаже нахамил одной женщине, которая пыталась спорить с ним. Он никогда не делал ничего, что не соотносилось бы с его убежденностью в правоте. Но каждый раз испытывал это предательское чувство угрызения совести.
Вот и сейчас, ну зачем она начала спорить, абсолютно не зная вопроса? Конечно, ему не стоило ей так грубо отвечать, но эти рыбьи глаза и взгляд… взгляд человека самоуверенного и безапелляционного.

…Он выскочил из мастерской, где на мольберте стоял готовый холст, а на палитре в строгом порядке лежали выдавленные из тюбиков дорогие маслянные краски. Настроение было отвратное, не рабочее. На улице сильный дождь под порывами ветра наотмашь хлестал по его небритым щекам.
На мосту давно шли ремонтные работы. Один пролет решетки был демонтирован, а вместо нее стоял наспех сколоченный забор-ограда. Вокруг никого не было.
Он протиснулся за ограду и посмотрел на чернеющую где-то там внизу гладь реки, манящую быстрым решением избавиться от насущных жизненных проблем. Ему нестерпимо захотелось сделать шаг с моста, оставив в свободном полете все печали: эту вечную неудовлетворенность собой и невыносимое чувство вины.
Вдруг из открытого окна соседнего дома зазвучала музыка Stabat Mater – его любимого композитора Перголези.
Душа его вознеслась к небу от этих хорошо знакомых ему, проникающих в каждую пору, звуков. Он вдруг увидел, как сам стал парить над рекой, а тело его стремительно удалялось, падая в воду…
Он схватился рукой за столбик перил и долго прислушивался к льющимся из окна разноцветными звукам прекрасной музыки. Они обволакивали его и, будто чудодейственный элексир, наполняли его здоровой энергией. Желание свести счеты с жизнью пропало, захотелось что-нибудь съесть.
Он пробрался через ограду на сторону жизни, полную надежд и удовольствий, и с чувством радостного освобождения пошел в находившийся на углу перекрестка кафетерий, предвкушая чашечку капучино на миндальном молоке и тающий во рту круасан.
Ветер не прекращался, дождь шел непрестанно, погода была отвратная, но на душе его было светло, как в жаркий солнечный день на берегу Средиземного моря. Тогда он сильно обгорел, увлекшись рисованием загорающей неподалеку очаровательной миниатюрной девушки с одинаково круглыми ягодицами и красными от смеха щеками.
Он открыл стеклянную дверь и зашел внутрь. Вода струйками стекала с его волос по щекам, по шее под мокрый воротник плаща.
Вдруг, его хорошее настроение как рукой сняло.
Она сидела в углу у окна за маленьким столиком слегка ссутулившись и сосредоточенно набирала какой-то текст на клавиатуре небольшого розового ноутбука. Остолбенев от неожиданной встречи, он с минуту не знал, что делать. Хотел уже повернуться и уйти, как она, взглянув на него, сразу узнала в нем недавнего знакомого с выставки и радостно приветствовала его своей широкой очаровательной улыбкой.
-А, это вы, грубиян? Простите меня, я тоже была неправа. Думала уже, что так и останется тяжесть на душе. Моей душе. Мне так больно, что я обидела вас. Я совсем не хотела вас огорчить. Все это время я мучилась, переживала от того, что расстроила вас. У меня так бывает. Скажу что-то без умысла, без подтекста, не думая о плохом, а вижу, мои слова отозвались в собеседнике явно негативно. Обычно, я это чувствую и потом долго не нахожу себе места, испытывая чувство вины. Не понимаю, как это получается? Я ведь не хочу сказать ничего плохого человеку, но меня часто понимают неверно…
Он оторопело слушал и смысл слов не сразу проникал в его сознание. Он смотрел в ее глаза, которые уже не казались ему рыбьими, а были миндалевидными, красиво подчеркнутыми черными ресницами. Смотрел на ее стройную фигуру и удивительный цвет кожи ее груди в обрамлении кружевного ворота платья, которая будто светилась изнутри, отражая чуть вибрирующий, переливающийся звонкий воздух дождливого дня. Чувство вины за его хамский, как ему казалось, ответ, опять прожег ему темечко.
– Постойте… Это я должен у вас просить прощение за тоже самое. Это я неудачно сострил, чем задел Вас. Я заметил это
и тоже мучился, винил себя за неосмотрительность. Поверьте, я не имел в виду ничего плохого, моя шутка была абсолютно невинной,- стал он неуклюже оправдываться,- в ней не было никакого подтекста, никакого намека.
“Ну да, только неприкрытое хамство…”- подумала она и спросила:
– Какая шутка? Вы о чем?
И продолжала, удивляясь себе, как ей удается так складно врать:
– Вы были очень деликатны и остроумны, с вами было комфортно и весело. Я очень рада была пообщаться с вами.
– Странно, но я тоже ничего не заметил в ваших словах обидного для меня.., – он вспомнил, как готов был съесть ее за этот нетерпящий возражения тон.
– А знаете, я думаю, вы, просто, очень мнительный человек, не замечали за собой?
– Возможно…
– Видимо, я такой же! – ответил он, чувствуя нарастающее расположение к этой женщине.
– Очень рад нашему знакомству. Кстати, а ведь мы так и не представились друг другу!
– И правда!
Александра,- она протянула ему руку.
– Саша, – улыбнувшись ответил он и взял ее руку в свою.
Многочисленные ручейки дождевой воды на стекле большого окна чудесным образом преобразовывали улицу, людей, светофоры в живую полуабстрактную композицию.
Фигуры наших героев долго еще маячили в обильно поливаемом дождем окне кафетерия, пока не опустились сумерки и не зажглись тяжелые старинные фонари, скупо осветившие мокрые тротуары.
Счастливые, они вышли в дождь на встречу неопределенности.Отчаянно хотелось водки.
Невыразимое ощущение тоски и печали вызывало в его душе чувство вины за неловко сказанные слова вчера на вернисаже. Как он зол был на себя за это дурацкое качество его натуры. Он часто испытывал чувство вины. И когда из зависти облил чернилами картину друга, и вчера, когда на вернисаже нахамил одной женщине, которая пыталась спорить с ним. Он никогда не делал ничего, что не соотносилось бы с его убежденностью в правоте. Но каждый раз испытывал это предательское чувство угрызения совести.
Вот и сейчас, ну зачем она начала спорить, абсолютно не зная вопроса? Конечно, ему не стоило ей так грубо отвечать, но эти рыбьи глаза и взгляд… взгляд человека самоуверенного и безапелляционного.