Павел ШАРОВ. В бесснежном декабре…

В бесснежном декабре, душа моя, замри
и вспомни о былом – как с ночи до зари
мы пили горький чай и рифмы друг за другом
слетали с языка. Теперь же, как за плугом,
идёшь по целине: поднять словесный пласт,
найти хоть пару строк, а после – как Бог даст.
В бесснежном декабре по горло немотою
ты полон, сокол мой. Проходят чередою
за днями дни – ты ждёшь, когда проснётся речь.
Царевна спит в гробу, а ты её стеречь
приставлен – может быть, до ангельской побудки,
а может, до весны. Представь, что через сутки
она очнётся вдруг – никто её в уста
не будет целовать, и с белого листа
начнётся жизнь твоя… Немотствует природа
в бесснежном декабре. Труднее год от года
даётся мне зима: воды набравши в рот,
я терпеливо жду, когда Солнцеворот
наступит наконец и свет по чайной ложке,
но будет пребывать, а с ним исчезнут кошки,
что на душе скребут, и я шагну за грань –
из тьмы на свет, для слов освободив гортань.

 

* * *

Я столько зим и столько вёсен
так трудно, Господи прости,
прожил, как будто мне грести
по топкой жиже, руки вёсел
срывая с визгом из уключин,
пришлось – и я теперь научен

столь горьким опытом, что даже,
когда передо мною гладь
чиста, как новая тетрадь,
настороже я и на страже,
на стрёме я – а вдруг не чисто?!
Так на картине у кубиста

того гляди мир на фрагменты
вдруг распадётся – сплошь углы.
Не вырваться из топкой мглы
и не сорвать аплодисменты.
Но, может, смысл сокрыт и в этом –
стать фоном, тенью, а не светом.

 

* * *

О марте. О том, что, мол, двое порток…
О том, что ручей превратился в поток –
бурлит, – так и жизнь наши судьбы
уносит, и ты не успеешь моргнуть –
уже проморгал: в чём была её суть?
И если мы жертвы, кто судьи?

Наверно, не зимы, не вёсны, а те,
кто нами был предан, забыт в суете, –
мы прожили врозь в этом мире,
теперь разминёмся, боюсь, и в ином.
…Ах, ветер! Куда ты летишь табуном?
Ты, загнанный, в пене и в мыле,

рванёшься – и рухнешь на полном скаку.
Вот так оборвать на полслове строку:
длиннее стал день – жизнь короче.
О марте. О том, что всё лжёт календарь.
О том, что ты грешник и молишь: «О дай
мне видеть грехи свои, Отче».

В бесснежном декабре, душа моя, замри
и вспомни о былом – как с ночи до зари
мы пили горький чай и рифмы друг за другом
слетали с языка. Теперь же, как за плугом,
идёшь по целине: поднять словесный пласт,
найти хоть пару строк, а после – как Бог даст.
В бесснежном декабре по горло немотою
ты полон, сокол мой. Проходят чередою
за днями дни – ты ждёшь, когда проснётся речь.
Царевна спит в гробу, а ты её стеречь
приставлен – может быть, до ангельской побудки,
а может, до весны. Представь, что через сутки
она очнётся вдруг – никто её в уста
не будет целовать, и с белого листа
начнётся жизнь твоя… Немотствует природа
в бесснежном декабре. Труднее год от года
даётся мне зима: воды набравши в рот,
я терпеливо жду, когда Солнцеворот
наступит наконец и свет по чайной ложке,
но будет пребывать, а с ним исчезнут кошки,
что на душе скребут, и я шагну за грань –
из тьмы на свет, для слов освободив гортань.

 

* * *

Я столько зим и столько вёсен
так трудно, Господи прости,
прожил, как будто мне грести
по топкой жиже, руки вёсел
срывая с визгом из уключин,
пришлось – и я теперь научен

столь горьким опытом, что даже,
когда передо мною гладь
чиста, как новая тетрадь,
настороже я и на страже,
на стрёме я – а вдруг не чисто?!
Так на картине у кубиста

того гляди мир на фрагменты
вдруг распадётся – сплошь углы.
Не вырваться из топкой мглы
и не сорвать аплодисменты.
Но, может, смысл сокрыт и в этом –
стать фоном, тенью, а не светом.

 

* * *

О марте. О том, что, мол, двое порток…
О том, что ручей превратился в поток –
бурлит, – так и жизнь наши судьбы
уносит, и ты не успеешь моргнуть –
уже проморгал: в чём была её суть?
И если мы жертвы, кто судьи?

Наверно, не зимы, не вёсны, а те,
кто нами был предан, забыт в суете, –
мы прожили врозь в этом мире,
теперь разминёмся, боюсь, и в ином.
…Ах, ветер! Куда ты летишь табуном?
Ты, загнанный, в пене и в мыле,

рванёшься – и рухнешь на полном скаку.
Вот так оборвать на полслове строку:
длиннее стал день – жизнь короче.
О марте. О том, что всё лжёт календарь.
О том, что ты грешник и молишь: «О дай
мне видеть грехи свои, Отче».