Людмила СВИРСКАЯ. В этом городе
У ФОНТАНА
Фонтан – не Треви, нет – такой, как все
У кинозала. Рядом с «Роспечатью»
Стояла я в нелепом желтом платье.
(Сказала бы, что с ленточкой в косе,
Но нет – с короткой стрижкой). У крыльца
Влюбленные, мамаши с малышами
На первый взгляд друг другу не мешали…
Мне разве что. А я ждала отца.
Он в город мой приехал по делам
И позвонил, что, мол, увидеть хочет.
…Заснула я часа в четыре ночи:
Всё жизнь свою делила пополам:
На «до» и «после». Вот так поворот.
Отличница-студентка, ёлки-палки…
Весёлое «привет!» не скажешь папке:
Чужое слово больно вяжет рот…
Что рассказать, коль спросит, как дела?
А, может, и не спросит: просто скажет,
Что на него похожа или даже:
«Красивая девчонка подросла!»
Мне было восемнадцать, что ли…На
Крылечке кинозала я томилась…
Час или два…а может, год… плюс-минус…
Да я там до сих пор стою.
Одна.
* * *
Июль, как перемётная сума:
От ливня к зною – скучная интрига.
Напротив лета – вечная зима,
Ждёт своего, решительного мига.
Не говори: нет смысла в синеве
И дождике – в разгаре летней ночи…
Раздавленные ягоды в траве
Лежат и, умирая, кровоточат.
Я соберу их все и наварю
Варенья, пусть и горького, на зиму…
А лето кружит голову мою,
И хочется любви невыносимо.
* * *
Где ты сейчас?
В том городе, который
Тебе все время снился. И теперь
Ты смотришь из окошка с желтой шторой
На булочной распахнутую дверь.
(Хоть там давно строительная фирма
С названием, что не произнести…)
Ты ловишь кадр из собственного фильма
И держишь, словно бабочку в горсти.
Где ты сейчас?
В том бабушкином доме,
Который часто снится даже мне…
Всё в городе твоём иначе, кроме
Реки и неба с молнией на дне…
Пер Гюнт для Сольвейг стал когда-то песней…
Но после песни звонче тишина…
Я – в городе, где мы с тобою – вместе…
Но нет у нас ни дома, ни окна.
У ФОНТАНА
Фонтан – не Треви, нет – такой, как все
У кинозала. Рядом с «Роспечатью»
Стояла я в нелепом желтом платье.
(Сказала бы, что с ленточкой в косе,
Но нет – с короткой стрижкой). У крыльца
Влюбленные, мамаши с малышами
На первый взгляд друг другу не мешали…
Мне разве что. А я ждала отца.
Он в город мой приехал по делам
И позвонил, что, мол, увидеть хочет.
…Заснула я часа в четыре ночи:
Всё жизнь свою делила пополам:
На «до» и «после». Вот так поворот.
Отличница-студентка, ёлки-палки…
Весёлое «привет!» не скажешь папке:
Чужое слово больно вяжет рот…
Что рассказать, коль спросит, как дела?
А, может, и не спросит: просто скажет,
Что на него похожа или даже:
«Красивая девчонка подросла!»
Мне было восемнадцать, что ли…На
Крылечке кинозала я томилась…
Час или два…а может, год… плюс-минус…
Да я там до сих пор стою.
Одна.
* * *
Июль, как перемётная сума:
От ливня к зною – скучная интрига.
Напротив лета – вечная зима,
Ждёт своего, решительного мига.
Не говори: нет смысла в синеве
И дождике – в разгаре летней ночи…
Раздавленные ягоды в траве
Лежат и, умирая, кровоточат.
Я соберу их все и наварю
Варенья, пусть и горького, на зиму…
А лето кружит голову мою,
И хочется любви невыносимо.
* * *
Где ты сейчас?
В том городе, который
Тебе все время снился. И теперь
Ты смотришь из окошка с желтой шторой
На булочной распахнутую дверь.
(Хоть там давно строительная фирма
С названием, что не произнести…)
Ты ловишь кадр из собственного фильма
И держишь, словно бабочку в горсти.
Где ты сейчас?
В том бабушкином доме,
Который часто снится даже мне…
Всё в городе твоём иначе, кроме
Реки и неба с молнией на дне…
Пер Гюнт для Сольвейг стал когда-то песней…
Но после песни звонче тишина…
Я – в городе, где мы с тобою – вместе…
Но нет у нас ни дома, ни окна.