Владислав КИТИК. Угол зренья

Еще каких-то полчаса
И – утро! Как всегда, – впервые…
И марта серые глаза
При виде неба – голубые.

Его замашки и корысть,
Не больше, чем игра в бирюльки.
И хочется по-детски грызть
Запретный леденец сосульки.

Блик вдоль трамвайной колеи
Затмит пути аранжировку:
Задуматься о вечном и
Свою проехать остановку.

Дороги хлюпала квашня,
И брызгал талый снег на брюки.
Свою оплошность извиня,
Мы к жизни так же близоруки.

Глядело в невидаль окно,
Стена морщинками лучилась.
Не будь все так предрешено,
Оно б со мной и не случилось.

Недаром был весны аншлаг,
И я не зря из дома вышел,
И встречный улыбнулся так,
Как будто был он послан свыше.

 

* * *
Взял след челнок, и верный курс – туда,
Где берега смыкаются с безбрежьем.
Напористый форштевень воду режет,
Качают море круглые борта,
Волна сверкает вольтовой дугой.
Из дома ли, обратный путь домой, ─
Гребцу мозоли кажутся заслугой,
Как будто хочет искупить с лихвой
Неверье в то, что жизнь идёт по кругу,
Надеждой на движенье по прямой.

 

* * *
Опять, как встарь над половецким станом,
Мытарят небо черные костры,
Опять грохочет время в барабаны,
Бросая в дрожь задворки и миры.

Переплелись доверье с недоверьем
И кривотолки с ушлостью цитат,
От крови слиплись и застыли перья
Птиц, что на поле падшими лежат.

И в облака летящих херувимов
Зенитки, в раж войдя, сбивают влёт,
И филантропы стали нелюдимы.
Но вот звенит фарфором битый лед,

Несхожи и не сходятся, как горы,
Взгляд на себя и взгляд со стороны.
Теряясь, хочет утомлённый город,
Что ─ Божий суд, что ─ козни сатаны,

А что ─ дела людские, разобраться.
Во всем ли мы готовы признаваться,
Всегда ли мы перед собой честны?
Тут сразу не сказать, но если вкратце,
Как оправданья хочется весны.

 

* * *
      «…когда отыскан  угол зренья»
Арс. Тарковский

…Да хоть глазами огородных пугал!
Лишь яблоки круглы и облака,
И кудри у наследственных лекал.
Краеугольный камень! – Я не перепутал:
Построен дом ─ он был зачат с угла.
Вот угловатость круглого стола,
Вот в тетиве сокрытый острый угол.
А вот и на бумаге в знак согласья
Разлет чернильной птички.
Над веслом
Блеснула чайка, поразила пластикой,
И прошлое отрезала крылом.

Чем меньше ворошишь, тем меньше хлопот,
Гармонии захочешь – выйдешь в сад,
Нарвёшь плодов и свой полюбишь опыт,
Которым горд, хоть сам тому не рад.
Впадаю в детство или трудность роста?
Квадраты, грани, рамки, – так непросто
Улыбкой прикрывать недоуменье.
Повторит ветки розовый излом
Зигзаг удачи… Нет? – И поделом!
Так и выводишь угол, ─
…угол зренья.

 

* * *
             «Узора милого не зачеркнуть»
О. Мандельштам

Звонкой пчелой пролетело мгновенье,
Жизнь остаётся зеркальной рекой
С правдой всегдашнего исчезновенья,
Счастьем не пойманным, что под рукой,
С тайной чердачной, в одежде невзрачной…
Но я шепчу восходящему дню:
─ Только случись! А не будешь удачным,
Сам я финал тебе досочиню.

Даже, не слушая, перебивает
Эти старанья ревнивый поток.
Утром река берега подмывает,
Ночью уходит земля из-под ног.
След ли найдётся, слеза ли прольётся,
Став светлячком в травяной бороде.
Досочиняю реку.
Остаётся
Отображенье моё на воде.

 

ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД

1
«В составе Черноморского пароходства было 367 крупнотоннажных…»
Справка

«Я список кораблей…»
О. Мандельштам

В свой рейс последний черноморские суда
Ушли. Их держит стиксова вода.
Отправлены под шёлк чужих знамен,
Они исчезли анфиладным строем.
Но нам-то что: не мы сжигали Трою –
Легенду терпкую языческих времен,
В закон не мы внесли торгашества лубок.
Сигнальные огни еще глядят мне в спину.
Я список кораблей прочел до середины
И отложил, и далее – не смог.
Мой пароход вздыхает многотонный,
Как полка книжная со знаньем многотомным,
И курится сиреневый дымок
Над головой.
Босфор, Бискайи, Куба,
Суэц, Индийский океан… Прощай!
В кают-компании остыл вечерний чай.
И только память обжигает губы,
Да по привычке дизеля стучат.

2

Спасибо морю, голосу без слов,
Пружинисто внедрённому в рапаны,
И птицам, возвращающимся рано,
Чуть выше мачт. Или… колоколов.
Морской прибой то ласков, то несносен,
То груб, то скуп, то ревностен, то грозен,
Катает песней в горле голыши,
И отклик ждёт от родственной души.
Но где ж она, и почему не рядом?
Зачем, храня молчанья распорядок,
В грядущем – тайна, прошлое во мраке?
Как не тревожиться, задерживаясь взглядом,
Где дождь оставил водяные знаки,
Где пароход затерян в настоящем?
Он задымил лебяжий путь к весне.
Стекляшки близорукого пенсне
Зазря иллюминаторы таращат.

 

* * *
Шляться ночью по Слободке – что за блажь?
…Как-то к небу притороченный фонарь,
Ручейка внизу бегучий такелаж,
В парусах дворов безветрие и хмарь.

Спит обиженный хозяином забор,
В свой нелетный день забытая метла.
Ты прости, что приноравливаю вздор
К геометрии медвежьего угла.

Дай мне руку, тут иначе не пройдем
Вдоль морковных грядок, мимо лунных луж,
И рука с рукой поделится теплом
То ли наших ожиданий, то ли душ.

Если сблизимся – без лишнего труда,
Если будем расставаться – без обид.
Отсырело небо, капает вода,
Прорастая в грядки, родина лежит.

Смотрит церковь на рассеянные дни,
В чугуне перил кудрявится литьё,
Наша Матушка-Заступница, храни
Забубенное отечество моё.

Для кого-то блажь, а это благодать,
Даже если век проспал свою зарю.
Говорите: ни добавить, ни отнять?
Ни отнять и ни добавить, говорю.

 

Еще каких-то полчаса
И – утро! Как всегда, – впервые…
И марта серые глаза
При виде неба – голубые.

Его замашки и корысть,
Не больше, чем игра в бирюльки.
И хочется по-детски грызть
Запретный леденец сосульки.

Блик вдоль трамвайной колеи
Затмит пути аранжировку:
Задуматься о вечном и
Свою проехать остановку.

Дороги хлюпала квашня,
И брызгал талый снег на брюки.
Свою оплошность извиня,
Мы к жизни так же близоруки.

Глядело в невидаль окно,
Стена морщинками лучилась.
Не будь все так предрешено,
Оно б со мной и не случилось.

Недаром был весны аншлаг,
И я не зря из дома вышел,
И встречный улыбнулся так,
Как будто был он послан свыше.

 

* * *
Взял след челнок, и верный курс – туда,
Где берега смыкаются с безбрежьем.
Напористый форштевень воду режет,
Качают море круглые борта,
Волна сверкает вольтовой дугой.
Из дома ли, обратный путь домой, ─
Гребцу мозоли кажутся заслугой,
Как будто хочет искупить с лихвой
Неверье в то, что жизнь идёт по кругу,
Надеждой на движенье по прямой.

 

* * *
Опять, как встарь над половецким станом,
Мытарят небо черные костры,
Опять грохочет время в барабаны,
Бросая в дрожь задворки и миры.

Переплелись доверье с недоверьем
И кривотолки с ушлостью цитат,
От крови слиплись и застыли перья
Птиц, что на поле падшими лежат.

И в облака летящих херувимов
Зенитки, в раж войдя, сбивают влёт,
И филантропы стали нелюдимы.
Но вот звенит фарфором битый лед,

Несхожи и не сходятся, как горы,
Взгляд на себя и взгляд со стороны.
Теряясь, хочет утомлённый город,
Что ─ Божий суд, что ─ козни сатаны,

А что ─ дела людские, разобраться.
Во всем ли мы готовы признаваться,
Всегда ли мы перед собой честны?
Тут сразу не сказать, но если вкратце,
Как оправданья хочется весны.

 

* * *
      «…когда отыскан  угол зренья»
Арс. Тарковский

…Да хоть глазами огородных пугал!
Лишь яблоки круглы и облака,
И кудри у наследственных лекал.
Краеугольный камень! – Я не перепутал:
Построен дом ─ он был зачат с угла.
Вот угловатость круглого стола,
Вот в тетиве сокрытый острый угол.
А вот и на бумаге в знак согласья
Разлет чернильной птички.
Над веслом
Блеснула чайка, поразила пластикой,
И прошлое отрезала крылом.

Чем меньше ворошишь, тем меньше хлопот,
Гармонии захочешь – выйдешь в сад,
Нарвёшь плодов и свой полюбишь опыт,
Которым горд, хоть сам тому не рад.
Впадаю в детство или трудность роста?
Квадраты, грани, рамки, – так непросто
Улыбкой прикрывать недоуменье.
Повторит ветки розовый излом
Зигзаг удачи… Нет? – И поделом!
Так и выводишь угол, ─
…угол зренья.

 

* * *
             «Узора милого не зачеркнуть»
О. Мандельштам

Звонкой пчелой пролетело мгновенье,
Жизнь остаётся зеркальной рекой
С правдой всегдашнего исчезновенья,
Счастьем не пойманным, что под рукой,
С тайной чердачной, в одежде невзрачной…
Но я шепчу восходящему дню:
─ Только случись! А не будешь удачным,
Сам я финал тебе досочиню.

Даже, не слушая, перебивает
Эти старанья ревнивый поток.
Утром река берега подмывает,
Ночью уходит земля из-под ног.
След ли найдётся, слеза ли прольётся,
Став светлячком в травяной бороде.
Досочиняю реку.
Остаётся
Отображенье моё на воде.

 

ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД

1
«В составе Черноморского пароходства было 367 крупнотоннажных…»
Справка

«Я список кораблей…»
О. Мандельштам

В свой рейс последний черноморские суда
Ушли. Их держит стиксова вода.
Отправлены под шёлк чужих знамен,
Они исчезли анфиладным строем.
Но нам-то что: не мы сжигали Трою –
Легенду терпкую языческих времен,
В закон не мы внесли торгашества лубок.
Сигнальные огни еще глядят мне в спину.
Я список кораблей прочел до середины
И отложил, и далее – не смог.
Мой пароход вздыхает многотонный,
Как полка книжная со знаньем многотомным,
И курится сиреневый дымок
Над головой.
Босфор, Бискайи, Куба,
Суэц, Индийский океан… Прощай!
В кают-компании остыл вечерний чай.
И только память обжигает губы,
Да по привычке дизеля стучат.

2

Спасибо морю, голосу без слов,
Пружинисто внедрённому в рапаны,
И птицам, возвращающимся рано,
Чуть выше мачт. Или… колоколов.
Морской прибой то ласков, то несносен,
То груб, то скуп, то ревностен, то грозен,
Катает песней в горле голыши,
И отклик ждёт от родственной души.
Но где ж она, и почему не рядом?
Зачем, храня молчанья распорядок,
В грядущем – тайна, прошлое во мраке?
Как не тревожиться, задерживаясь взглядом,
Где дождь оставил водяные знаки,
Где пароход затерян в настоящем?
Он задымил лебяжий путь к весне.
Стекляшки близорукого пенсне
Зазря иллюминаторы таращат.

 

* * *
Шляться ночью по Слободке – что за блажь?
…Как-то к небу притороченный фонарь,
Ручейка внизу бегучий такелаж,
В парусах дворов безветрие и хмарь.

Спит обиженный хозяином забор,
В свой нелетный день забытая метла.
Ты прости, что приноравливаю вздор
К геометрии медвежьего угла.

Дай мне руку, тут иначе не пройдем
Вдоль морковных грядок, мимо лунных луж,
И рука с рукой поделится теплом
То ли наших ожиданий, то ли душ.

Если сблизимся – без лишнего труда,
Если будем расставаться – без обид.
Отсырело небо, капает вода,
Прорастая в грядки, родина лежит.

Смотрит церковь на рассеянные дни,
В чугуне перил кудрявится литьё,
Наша Матушка-Заступница, храни
Забубенное отечество моё.

Для кого-то блажь, а это благодать,
Даже если век проспал свою зарю.
Говорите: ни добавить, ни отнять?
Ни отнять и ни добавить, говорю.