Марина КУДИМОВА. СЛУ-ШАЙ!

Дар и мастерство – два слагаемых творчества. Первое не зависит от носителя. Иногда нам кажется, что даром награждены люди совершенно не заслуженно. Так себе в человеческом измерении. Но это – не нашего ума дело. Дар – подарок. Подарки получают все – и те, кто не слушался мамы, и те, кто плохо кушал кашу. Второе – мастерство – обретается на ходу, в процессе. Но только если ход и процесс становятся мучительной, сладкой, не прерывающейся (даже наоборот!) и в период немоты работой. Удача – лишь сопутствующий, но не решающий фактор. Однако есть свойство, без которого так называемая литературная деятельность становится жалкой и несмешной пародией. Я имею в виду способность слышать самого себя.

О феномене авторской глухоты я впервые прочла когда-то в «Поэтическом словаре» А.П. Квятковского. Но примеры, приведенные там, локальны и касаются ошибок по невнимательности или отсутствию редактора, оговорок или элементарной неосведомленности самых признанных авторов. «Поэмы замерли, к жерлу прижав жерло» у Маяковского (в такой позиции орудия разорвали бы друг друга) или «И Терек, прыгая, как львица /С косматой гривой на хребте…» Лермонтова (у львицы не бывает гривы).

Отсутствием внутреннего слуха страдают не только те, кому не досталось дара, но и те, кто ригиден – остановился в развитии, замер на исходной точке. При этом слух внешний у них может быть достаточно развит: не слышащие самих себя бывают (хотя и не всегда) способны четко воспринимать и оценивать чужие стихи или прозу, обладать неплохим вкусом. Но внутренний «часовой» их крепко спит. Они не ограничены, не защищены высокой и непроницаемой самокритичностью, и им кажется, что они пишут «как большие» – «не хуже людей». Можно ли исправить или преодолеть такой ущерб, я не знаю. Но всякий раз, когда слышу или читаю бракованные, негодные к литературному употреблению тексты, вспоминаю ставшую народной песню на стихи И. Гольц-Миллера:

Внизу часовые шагают лениво;
В ночной тишине, то и знай,
Как стон, раздается протяжно, тоскливо:
– Слу-шай!..
<1864>

Дар и мастерство – два слагаемых творчества. Первое не зависит от носителя. Иногда нам кажется, что даром награждены люди совершенно не заслуженно. Так себе в человеческом измерении. Но это – не нашего ума дело. Дар – подарок. Подарки получают все – и те, кто не слушался мамы, и те, кто плохо кушал кашу. Второе – мастерство – обретается на ходу, в процессе. Но только если ход и процесс становятся мучительной, сладкой, не прерывающейся (даже наоборот!) и в период немоты работой. Удача – лишь сопутствующий, но не решающий фактор. Однако есть свойство, без которого так называемая литературная деятельность становится жалкой и несмешной пародией. Я имею в виду способность слышать самого себя.

О феномене авторской глухоты я впервые прочла когда-то в «Поэтическом словаре» А.П. Квятковского. Но примеры, приведенные там, локальны и касаются ошибок по невнимательности или отсутствию редактора, оговорок или элементарной неосведомленности самых признанных авторов. «Поэмы замерли, к жерлу прижав жерло» у Маяковского (в такой позиции орудия разорвали бы друг друга) или «И Терек, прыгая, как львица /С косматой гривой на хребте…» Лермонтова (у львицы не бывает гривы).

Отсутствием внутреннего слуха страдают не только те, кому не досталось дара, но и те, кто ригиден – остановился в развитии, замер на исходной точке. При этом слух внешний у них может быть достаточно развит: не слышащие самих себя бывают (хотя и не всегда) способны четко воспринимать и оценивать чужие стихи или прозу, обладать неплохим вкусом. Но внутренний «часовой» их крепко спит. Они не ограничены, не защищены высокой и непроницаемой самокритичностью, и им кажется, что они пишут «как большие» – «не хуже людей». Можно ли исправить или преодолеть такой ущерб, я не знаю. Но всякий раз, когда слышу или читаю бракованные, негодные к литературному употреблению тексты, вспоминаю ставшую народной песню на стихи И. Гольц-Миллера:

Внизу часовые шагают лениво;
В ночной тишине, то и знай,
Как стон, раздается протяжно, тоскливо:
– Слу-шай!..
<1864>