Владислав КИТИК. Путь длиною в жизнь. Памяти Евгения Голубовского
Завершил путь длиною в жизнь Евгений Голубовский, смелый журналист, культуролог, мыслитель, а пуще: хороший человек и большая умница. Кому-то он запомнится по газетным статьям, острым и актуальным, кому-то – по исследованиям, связанным с историей родного города. Другим – по комментариям и предисловиям к более чем двадцати книгам, которым он же являлся составителем. Для авторов, посещающих руководимую им литстудию «Зеленая лампа» при Всемирном клубе одесситов, Евгений Михайлович останется радушным хозяином этого гостеприимного уголка, а между собой ─ просто Женей. Но и строгим ценителем слова, человеком с тонким художественным вкусом, умеющим деликатно и остроумно делать точные замечания по поводу прочитанных стихов и прозы.
Первое впечатление от знакомства с ним у меня самое сильное: он, будучи заведующим отделом культуры в газете «Вечерняя Одесса» рекомендовал к печати мое стихотворение, прозвучавшее на областном слете молодых авторов. Это – моя первая публикация. Потом несколько раз в ВКО он представлял на презентации мои сборники. Поторапливал: «Ну что, когда будет глава? К концу недели успеешь?» ─ когда мы, студийцы, осуществляли его идею продолжать жанровую традицию в создании романов-буриме.
Он был всегда! Казалось, время не сладит с его творческой энергией, а, может, и не хочет, поскольку судьба поручилась за то, что он еще много сделает для пытливых соплеменников.
Меня поражает в нем и то, что он писал каждый день большие, ёмкие тексты, «угощая» читателя разнообразием, эрудицией и трактовками материала, сочностью изложения и добрым отношением к теме. А она, как ладонь с ладонью, смыкалась с Одессой. Он буквально раскрывал тайники ее истории, не столько в краеведческом аспекте, как в принадлежности к культуре, к нравственным ценностям, которые несли найденные им биографии тех, кто оставил след в жизни дивного приморского города. Кто теперь возьмется возделывать эту доселе неувядающую ниву?
Конечно, он был талантлив, что не замечалось в простоте общения с ним, и чего он никогда не выпячивал. Но каждый, кто всерьез соприкасался с литературным трудом, согласится, что один талант без работоспособности и трудолюбия – только обещание, намек на возможности, не получившие выхода. Евгений Михайлович – работал! Много, увлеченно, сосредоточенно! И все же: «Разве это сокрытый двигатель его»? (А. Блок).
Он был не только жизнелюб, но и однолюб. Голубовский стал писать ежедневные посты после ухода из жизни своей жены Валентины Степановны. Это было посмертное обещание ей: публиковать выдержки из ее дневника и, конечно, давать, ─ нет, даже подавать, как руку при встрече, свои публикации. Он делал это мастерски и с удовольствием, он спасался этой кропотливой заботой о просветительстве и словесности. Это помогло ему прожить еще несколько лет, ярких, неординарных, полнокровных. Он сдержал слово и писал буквально до последнего дня. Это была его борьба за жизнь, питаемая верностью своей любимой женщине. Памятью о ней. По-моему, это самое главное в нем.
Валентину Степановну я знал по переписке в ФБ. Она часто давала отзывы под моими стихами, выставленными на странице. Воочию увидел я ее в Золотом зале Литературного музея. Помню, сглотнул волнение, пошел к ней, представился. Она встала, взяла меня за руку и с улыбкой произнесла: «Читаю, читаю вас». Сквозь очки сияли небесным светом ее глаза. Наверное, таким же, как те миры, в которых встретились теперь эти два любящих человека.
Прощание с Евгением Михайловичем Голубовским проходило под зелеными кронами Преображенского парка. Людей было много, разных: конечно, журналисты, литераторы, художники, конечно, те, кто посещал ВКО, особенно, когда проводились организованные им презентации и художественные выставки. Не все были знакомы друг с другом, но горе сблизило пришедших на церемонию. Стояли, тихо переговариваясь, трудно смиряясь с неизбежным. Медленно продвигалась очередь идущих ко гробу проститься с усопшим.
Настал час произносить речи. И вдруг, словно со всей ясностью стало пронзительно понятно бывшее доселе очевидным: Одессу покинул человек огромного масштаба, творческого дара и трудоспособности. И нет никого, чей авторитет поднимался бы до такого же уровня, кто был бы так же любим и одесситами, и тысячами тех, кто за пределами страны. Значение этой личности, вернее духовного наследия, выразила настоятельница Одесского Свято-Архангело-Михайловского монастыря матушка Серафима, сказав о Евгении Голубовском, что он пророс в Одессу и оставил такую могучую корневую систему, что нам всем хватит плодов его труда на годы.
Утро выдалось солнечным, в небе зависли белые облака, отнюдь не дождевые. И вдруг во время траурной церемонии сквозь листву закапал легкий дождь. Летний, светлый. Причем, не оросив аллеи парка, а только над местом, где проходило прощание. Женщины подхватили: наверное, небо плачет. А, может, это была последняя улыбка Жени?
Дальше ─ самая скорбная часть погребального ритуала. Тело предано земле на Таировском кладбище (Ново-городское), рядом с прахом жены…
Дождь пошел. Серый, долгий…
Завершил путь длиною в жизнь Евгений Голубовский, смелый журналист, культуролог, мыслитель, а пуще: хороший человек и большая умница. Кому-то он запомнится по газетным статьям, острым и актуальным, кому-то – по исследованиям, связанным с историей родного города. Другим – по комментариям и предисловиям к более чем двадцати книгам, которым он же являлся составителем. Для авторов, посещающих руководимую им литстудию «Зеленая лампа» при Всемирном клубе одесситов, Евгений Михайлович останется радушным хозяином этого гостеприимного уголка, а между собой ─ просто Женей. Но и строгим ценителем слова, человеком с тонким художественным вкусом, умеющим деликатно и остроумно делать точные замечания по поводу прочитанных стихов и прозы.
Первое впечатление от знакомства с ним у меня самое сильное: он, будучи заведующим отделом культуры в газете «Вечерняя Одесса» рекомендовал к печати мое стихотворение, прозвучавшее на областном слете молодых авторов. Это – моя первая публикация. Потом несколько раз в ВКО он представлял на презентации мои сборники. Поторапливал: «Ну что, когда будет глава? К концу недели успеешь?» ─ когда мы, студийцы, осуществляли его идею продолжать жанровую традицию в создании романов-буриме.
Он был всегда! Казалось, время не сладит с его творческой энергией, а, может, и не хочет, поскольку судьба поручилась за то, что он еще много сделает для пытливых соплеменников.
Меня поражает в нем и то, что он писал каждый день большие, ёмкие тексты, «угощая» читателя разнообразием, эрудицией и трактовками материала, сочностью изложения и добрым отношением к теме. А она, как ладонь с ладонью, смыкалась с Одессой. Он буквально раскрывал тайники ее истории, не столько в краеведческом аспекте, как в принадлежности к культуре, к нравственным ценностям, которые несли найденные им биографии тех, кто оставил след в жизни дивного приморского города. Кто теперь возьмется возделывать эту доселе неувядающую ниву?
Конечно, он был талантлив, что не замечалось в простоте общения с ним, и чего он никогда не выпячивал. Но каждый, кто всерьез соприкасался с литературным трудом, согласится, что один талант без работоспособности и трудолюбия – только обещание, намек на возможности, не получившие выхода. Евгений Михайлович – работал! Много, увлеченно, сосредоточенно! И все же: «Разве это сокрытый двигатель его»? (А. Блок).
Он был не только жизнелюб, но и однолюб. Голубовский стал писать ежедневные посты после ухода из жизни своей жены Валентины Степановны. Это было посмертное обещание ей: публиковать выдержки из ее дневника и, конечно, давать, ─ нет, даже подавать, как руку при встрече, свои публикации. Он делал это мастерски и с удовольствием, он спасался этой кропотливой заботой о просветительстве и словесности. Это помогло ему прожить еще несколько лет, ярких, неординарных, полнокровных. Он сдержал слово и писал буквально до последнего дня. Это была его борьба за жизнь, питаемая верностью своей любимой женщине. Памятью о ней. По-моему, это самое главное в нем.
Валентину Степановну я знал по переписке в ФБ. Она часто давала отзывы под моими стихами, выставленными на странице. Воочию увидел я ее в Золотом зале Литературного музея. Помню, сглотнул волнение, пошел к ней, представился. Она встала, взяла меня за руку и с улыбкой произнесла: «Читаю, читаю вас». Сквозь очки сияли небесным светом ее глаза. Наверное, таким же, как те миры, в которых встретились теперь эти два любящих человека.
Прощание с Евгением Михайловичем Голубовским проходило под зелеными кронами Преображенского парка. Людей было много, разных: конечно, журналисты, литераторы, художники, конечно, те, кто посещал ВКО, особенно, когда проводились организованные им презентации и художественные выставки. Не все были знакомы друг с другом, но горе сблизило пришедших на церемонию. Стояли, тихо переговариваясь, трудно смиряясь с неизбежным. Медленно продвигалась очередь идущих ко гробу проститься с усопшим.
Настал час произносить речи. И вдруг, словно со всей ясностью стало пронзительно понятно бывшее доселе очевидным: Одессу покинул человек огромного масштаба, творческого дара и трудоспособности. И нет никого, чей авторитет поднимался бы до такого же уровня, кто был бы так же любим и одесситами, и тысячами тех, кто за пределами страны. Значение этой личности, вернее духовного наследия, выразила настоятельница Одесского Свято-Архангело-Михайловского монастыря матушка Серафима, сказав о Евгении Голубовском, что он пророс в Одессу и оставил такую могучую корневую систему, что нам всем хватит плодов его труда на годы.
Утро выдалось солнечным, в небе зависли белые облака, отнюдь не дождевые. И вдруг во время траурной церемонии сквозь листву закапал легкий дождь. Летний, светлый. Причем, не оросив аллеи парка, а только над местом, где проходило прощание. Женщины подхватили: наверное, небо плачет. А, может, это была последняя улыбка Жени?
Дальше ─ самая скорбная часть погребального ритуала. Тело предано земле на Таировском кладбище (Ново-городское), рядом с прахом жены…
Дождь пошел. Серый, долгий…