Александр КАРПЕНКО. «Жизнь – это реквием по человеку…»
Елена Севрюгина, Раздетый свет. – М., «Синяя гора», 2023. – 66 с.
«Раздетый свет» – важная книга в творчестве Елены Севрюгиной. Поиски «хрупкой правды» и индивидуального почерка оформились у неё в путь. Казалось бы, что нового можно сказать про свет? Но поэт находит неожиданный эпитет к этому слову – раздетый. И мы понимаем, что одно-единственное слово рождает концепцию. Раздетый свет, согласно Елене, – это горькая истина, которую нужно принять. Свет ходил в белых одеждах, но его раздели. У Елены Севрюгиной «голый» свет – это гетто посреди царства тьмы. Свет, который светит во тьме, как ни прискорбно, аутсайдер и незваный гость. Но он может выстоять и, в конечном итоге, победить, хотя бы морально. Стихи Севрюгиной мужественны и тревожны. Она не одинока в самостоянии – «голоса прирастают смешеньем вины и войны». Свежая книга Елены Севрюгиной даёт нам возможность размышлять вместе с автором на предложенные темы. Надо попытаться пережить время утрат с наименьшими потерями, невзирая на то, что «в суете раздарены пенаты / в темноте потеряны дороги». Нужно сотворить, духовно, самого себя, чтобы стать островком света, к которому будут тянуться другие люди, и «забрать у чужой темноты / то что внутри неё светится слабо». Нравственный стержень помогает человеку идти вперёд, даже если его свет оказывается не востребованным.
«Я наплываю на русскую поэзию», – говорил в тридцатые годы прошлого века Осип Мандельштам. Путь, которым идёт Елена Севрюгина, в чём-то, на мой взгляд, схож с путём Осипа. Она тоже «опыт и лепета лепит и лепет из опыта пьёт». Только наплывает она не на русскую поэзию, а на глубинные, потаённые смыслы, заложенные в ней: «и вспомнит вечная вода, / вращая времени спирали, / о том, чем были мы тогда, / когда ещё не умирали / когда в бесплотной высоте / мы были лепетом и летом / и, не имея глаз и тел, / срастались голосом и светом, / когда, оставшись за дверьми / не нами созданного рая, / внезапно сделались людьми, / себе судьбу не выбирая».
Если Марсель Пруст занимался поисками утраченного времени, то Елена Севрюгина по-диогеновски блуждает в поисках человека. У поэта возникают вопросы к человечеству: «время нас торопится прочесть / люди люди где вы нынче есть»? Человек у Севрюгиной – имярек, забывший имя рек. А ещё она ищет «потерянное имя». При новом рождении человек забывает имя, которое носил в предыдущей жизни. «Что в имени тебе моём?». «Бог не есть имя, но имя есть Бог». Вроде бы родовое имя у всех одно – люди, но насколько же разным бывает его наполнение! «Раздетый свет» – это книга-космогония, которая исследует космос человека и пытается приобщиться к космосу Господа. У поэта и у Бога есть одна святая даль – «чтобы смыслу заново родиться, / чтобы слово стало горячей».
Что же делает человека человеком? Неравнодушие? Человеколюбие? Сочувствие страждущим? «Нам так милы ромашки маки лютики / Но мы не знаем люди-мы / не-люди-мы», – говорит Елена Севрюгина. Один и тот же человек может любоваться лютиками и одновременно бесчинствовать, разжигать национальную рознь, ратовать за международный разбой. Даёт ли любовь к лютикам ему право называться человеком? Возникает навязчивая мысль: может быть, то, что мы называем культурой – не более чем иллюзия, а на самом деле мы, в большей массе, мало чем отличаемся от варваров и крестоносцев?
В стихотворении «на приводе на привязи у припяти…», где нет знаков препинания, Елена Севрюгина авторской рукой ставит сразу несколько черточек, разделённых косой линией, словно бы подсказывая читателям, что именно здесь – эмоциональная кульминация стихотворения. Самое главное. И самое время обратить внимание на синтаксис и пунктуацию в новой книге поэта. Раньше, если память мне не изменяет, она перемежала традиционную пунктуацию с «авангардной», в соотношении примерно 50 на 50. Что же касается «Раздетого света», абсолютное большинство стихов здесь написано без заглавных букв и знаков препинания. То есть Елена определилась с доминирующей стилистикой своих произведений. В начале двадцатых годов двадцать первого века с нами произошло что-то такое, что властно требует от поэта нового языка. Настало время, которое чурается громкости голоса, время, вдавленное вовнутрь. Елена – поэт, который сам руководит своей пунктуацией. Раньше авторы часто отказывались от неё по причине… своей безграмотности: они не знали, как правильно расставить запятые, и проще было совсем отказаться от знаков препинания. Но к Елене Севрюгиной это никак не относится. Она пишет грамотно – это можно увидеть, например, в её критических статьях, где все знаки препинания находятся на своих местах. А вот для поэта Севрюгиной авторская, избирательная пунктуация – важное выразительное средство.
Ещё одна тема, которую Елена Севрюгина поднимает в новой книге – человек внутри человека. Как правило, лучший человек – внутри нас. В отличие от человека снаружи, он не боится потерять работу или дружбу и поэтому не будет поступаться принципами. Он «чище», идеальнее того, другого. Человек внутри нас происходит от слова «человечность»: «всё станет явью через час / всё станет болью через снег / живёт внутри не зная нас / забытый нами человек». Часто, по тем или иным причинам, мы предаём лучшее в себе – а потом нам плохо, и мы не можем пронять, почему нам так плохо. Лучший человек стучится к нам, но мы его не слышим. И это – внутренняя драма каждого, о которой талантливо рассказала в книге «Раздетый свет» Елена Севрюгина, – «жизнь это реквием по человеку / колос и колокол по человеку / и бесконечное слово ему».
Это бесконечное слово уже было сказано классиками русской поэзии. Через всю новую книгу проходит у Елены Севрюгиной любовь к творчеству наших великих поэтов. Все они, по-разному, добавляют Елене Севрюгиной свой голос. О чём-то похожем рассказывал Евгений Евтушенко во вступлении к поэме «Братская ГЭС». Фёдор Тютчев, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Николай Гумилёв, Марина Цветаева, Борис Пастернак – те «плечи», на которые опирается лирика Севрюгиной: «лёгкая тростинка на ветру, / может быть, сегодня я умру – / просто опознай меня, похожий, / в кровяном брожении под кожей, / в янтаре, врачующем кору… / кто я нынче? вещая трава, / вечная мольба или молва, / душной страсти привкус комариный, / марой ли, мареной ли, мариной / я была – останутся слова…». Елена не противопоставляет Ахматову и Цветаеву, Пастернака и Мандельштама – они близки ей в равной степени.
Елена Севрюгина устремлена сущностью за пределы видимого и возможного. Помните, у Высоцкого: «За флажки! Жажда жизни сильней!». У Севрюгиной жизнь начинается за границей холста: «продление вещного вещим / странная живопись / жизнь за границей холста». Художник продлевает холст жизни – до своего «заоконья». Остаточные явления, эманации постмодерна, на мой взгляд, не являются больше для Елены Севрюгиной путеводными. Это уже «перезрелый» постмодернизм. Редкими вкраплениями он напоминает автору о пройденном пути: «не смеюсь не плачу тихо вою», «скрывайся таи и молчи».
выбегаю в жизнь, почти одетта,
вот уже сквозь веки поплыла
трясогузка солнечного света,
стрекоза сезонного тепла
холод канул в прошлое, непрошен,
вслух теперь читаю по утрам
палимпсесты солнечных горошин,
меланхольства майского коран
так ли важно, веру обнаружив,
в невод неба падая с моста,
где твой бог – внутри или снаружи –
если всё на свете – красота,
шорохи, шумы, мерцанья, брызги…
видишь, обозначены едва,
наши сны – не сны уже, а смыслы,
счастьем воспалённые слова
побежим, внезапные, иные,
в этот непридуманный̆ приют,
где фонтанов струны водяные
скрипками тончайшими поют
где примета переходит в мета
где под влажный вздох эльфийских крыл
время нас теряет незаметно
в миг, когда весь мир о нас забыл
(пунктуация – авторская).
Елена использует в этом стихотворении постмодернистский приём, когда одно слово замещается другим, звучащим похоже (одета – одетта). Просто удваивая букву. Но одновременно удваиваются и смыслы. Строчка выдаёт в авторе человека, который хорошо разбирается в русском балете. Честно говоря, я ожидал здесь развития балетной темы: «одета – одетта» должна была, по идее, прирасти «одиллией – идиллией» (читатель ждёт уж рифмы розы!). Но стихи Елены Севрюгиной не развиваются логически. И в поэзии это, безусловно, достоинство. Это вдохновенный текст, который развивается стремительно и непредсказуемо для самого автора. Есть «развилки дорог», где всё могло пойти и в другую сторону. Немного смущает меня коран, который дружен с меланхолией, но одно слово в хорошем ритмичном тексте погоды не делает.
Небольшой объём книги даёт возможность читателям пристальнее вглядеться в строки поэта. Если же мы приплюсуем к чтению размышления, то этого будет как раз достаточно для обсуждения и духовного обогащения. Скажу больше: для эстетического единства предпочтительнее именно небольшая книга. Работает на замысел и обложка книги: авторский факсимильный почерк, скошенная перспектива, текст уплывает в неизвестность, «за пределы холста», что соответствует устремлениям автора. Пизанская башня смысла – об остальном догадайтесь сами. Станьте герменевтами, ищите! Мир человека интересен и не познан. А полный текст стихотворения «Имярек» обнаружился, как и положено, внутри самой книги, здесь тот же посыл – внутреннее лучше внешнего.
Как человеку сохранить внутреннюю чистоту? Как достать истину «из голубых колодцев Мураками»? Тёмные воды впадают у Елены Севрюгиной в чёрные реки. Чёрная речка уводит нас к месту пушкинской дуэли. Но у Севрюгиной стреляются на дуэли, скорее, истина и наши заблуждения. Что же противостоит у Елены тёмным водам и чёрным рекам? Белый огонь. Хочу пожелать автору чистоты слога в избранной сложности. Всё в нас самих, надо только пристально вглядеться и не предавать своё «я»: «нет ни пространства ни времени / ни разлуки ни расстояния / есть только ты / ставший мыслью и словом / светом и морем / человеком и птицей / собою и всеми».
Елена Севрюгина, Раздетый свет. – М., «Синяя гора», 2023. – 66 с.
«Раздетый свет» – важная книга в творчестве Елены Севрюгиной. Поиски «хрупкой правды» и индивидуального почерка оформились у неё в путь. Казалось бы, что нового можно сказать про свет? Но поэт находит неожиданный эпитет к этому слову – раздетый. И мы понимаем, что одно-единственное слово рождает концепцию. Раздетый свет, согласно Елене, – это горькая истина, которую нужно принять. Свет ходил в белых одеждах, но его раздели. У Елены Севрюгиной «голый» свет – это гетто посреди царства тьмы. Свет, который светит во тьме, как ни прискорбно, аутсайдер и незваный гость. Но он может выстоять и, в конечном итоге, победить, хотя бы морально. Стихи Севрюгиной мужественны и тревожны. Она не одинока в самостоянии – «голоса прирастают смешеньем вины и войны». Свежая книга Елены Севрюгиной даёт нам возможность размышлять вместе с автором на предложенные темы. Надо попытаться пережить время утрат с наименьшими потерями, невзирая на то, что «в суете раздарены пенаты / в темноте потеряны дороги». Нужно сотворить, духовно, самого себя, чтобы стать островком света, к которому будут тянуться другие люди, и «забрать у чужой темноты / то что внутри неё светится слабо». Нравственный стержень помогает человеку идти вперёд, даже если его свет оказывается не востребованным.
«Я наплываю на русскую поэзию», – говорил в тридцатые годы прошлого века Осип Мандельштам. Путь, которым идёт Елена Севрюгина, в чём-то, на мой взгляд, схож с путём Осипа. Она тоже «опыт и лепета лепит и лепет из опыта пьёт». Только наплывает она не на русскую поэзию, а на глубинные, потаённые смыслы, заложенные в ней: «и вспомнит вечная вода, / вращая времени спирали, / о том, чем были мы тогда, / когда ещё не умирали / когда в бесплотной высоте / мы были лепетом и летом / и, не имея глаз и тел, / срастались голосом и светом, / когда, оставшись за дверьми / не нами созданного рая, / внезапно сделались людьми, / себе судьбу не выбирая».
Если Марсель Пруст занимался поисками утраченного времени, то Елена Севрюгина по-диогеновски блуждает в поисках человека. У поэта возникают вопросы к человечеству: «время нас торопится прочесть / люди люди где вы нынче есть»? Человек у Севрюгиной – имярек, забывший имя рек. А ещё она ищет «потерянное имя». При новом рождении человек забывает имя, которое носил в предыдущей жизни. «Что в имени тебе моём?». «Бог не есть имя, но имя есть Бог». Вроде бы родовое имя у всех одно – люди, но насколько же разным бывает его наполнение! «Раздетый свет» – это книга-космогония, которая исследует космос человека и пытается приобщиться к космосу Господа. У поэта и у Бога есть одна святая даль – «чтобы смыслу заново родиться, / чтобы слово стало горячей».
Что же делает человека человеком? Неравнодушие? Человеколюбие? Сочувствие страждущим? «Нам так милы ромашки маки лютики / Но мы не знаем люди-мы / не-люди-мы», – говорит Елена Севрюгина. Один и тот же человек может любоваться лютиками и одновременно бесчинствовать, разжигать национальную рознь, ратовать за международный разбой. Даёт ли любовь к лютикам ему право называться человеком? Возникает навязчивая мысль: может быть, то, что мы называем культурой – не более чем иллюзия, а на самом деле мы, в большей массе, мало чем отличаемся от варваров и крестоносцев?
В стихотворении «на приводе на привязи у припяти…», где нет знаков препинания, Елена Севрюгина авторской рукой ставит сразу несколько черточек, разделённых косой линией, словно бы подсказывая читателям, что именно здесь – эмоциональная кульминация стихотворения. Самое главное. И самое время обратить внимание на синтаксис и пунктуацию в новой книге поэта. Раньше, если память мне не изменяет, она перемежала традиционную пунктуацию с «авангардной», в соотношении примерно 50 на 50. Что же касается «Раздетого света», абсолютное большинство стихов здесь написано без заглавных букв и знаков препинания. То есть Елена определилась с доминирующей стилистикой своих произведений. В начале двадцатых годов двадцать первого века с нами произошло что-то такое, что властно требует от поэта нового языка. Настало время, которое чурается громкости голоса, время, вдавленное вовнутрь. Елена – поэт, который сам руководит своей пунктуацией. Раньше авторы часто отказывались от неё по причине… своей безграмотности: они не знали, как правильно расставить запятые, и проще было совсем отказаться от знаков препинания. Но к Елене Севрюгиной это никак не относится. Она пишет грамотно – это можно увидеть, например, в её критических статьях, где все знаки препинания находятся на своих местах. А вот для поэта Севрюгиной авторская, избирательная пунктуация – важное выразительное средство.
Ещё одна тема, которую Елена Севрюгина поднимает в новой книге – человек внутри человека. Как правило, лучший человек – внутри нас. В отличие от человека снаружи, он не боится потерять работу или дружбу и поэтому не будет поступаться принципами. Он «чище», идеальнее того, другого. Человек внутри нас происходит от слова «человечность»: «всё станет явью через час / всё станет болью через снег / живёт внутри не зная нас / забытый нами человек». Часто, по тем или иным причинам, мы предаём лучшее в себе – а потом нам плохо, и мы не можем пронять, почему нам так плохо. Лучший человек стучится к нам, но мы его не слышим. И это – внутренняя драма каждого, о которой талантливо рассказала в книге «Раздетый свет» Елена Севрюгина, – «жизнь это реквием по человеку / колос и колокол по человеку / и бесконечное слово ему».
Это бесконечное слово уже было сказано классиками русской поэзии. Через всю новую книгу проходит у Елены Севрюгиной любовь к творчеству наших великих поэтов. Все они, по-разному, добавляют Елене Севрюгиной свой голос. О чём-то похожем рассказывал Евгений Евтушенко во вступлении к поэме «Братская ГЭС». Фёдор Тютчев, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Николай Гумилёв, Марина Цветаева, Борис Пастернак – те «плечи», на которые опирается лирика Севрюгиной: «лёгкая тростинка на ветру, / может быть, сегодня я умру – / просто опознай меня, похожий, / в кровяном брожении под кожей, / в янтаре, врачующем кору… / кто я нынче? вещая трава, / вечная мольба или молва, / душной страсти привкус комариный, / марой ли, мареной ли, мариной / я была – останутся слова…». Елена не противопоставляет Ахматову и Цветаеву, Пастернака и Мандельштама – они близки ей в равной степени.
Елена Севрюгина устремлена сущностью за пределы видимого и возможного. Помните, у Высоцкого: «За флажки! Жажда жизни сильней!». У Севрюгиной жизнь начинается за границей холста: «продление вещного вещим / странная живопись / жизнь за границей холста». Художник продлевает холст жизни – до своего «заоконья». Остаточные явления, эманации постмодерна, на мой взгляд, не являются больше для Елены Севрюгиной путеводными. Это уже «перезрелый» постмодернизм. Редкими вкраплениями он напоминает автору о пройденном пути: «не смеюсь не плачу тихо вою», «скрывайся таи и молчи».
выбегаю в жизнь, почти одетта,
вот уже сквозь веки поплыла
трясогузка солнечного света,
стрекоза сезонного тепла
холод канул в прошлое, непрошен,
вслух теперь читаю по утрам
палимпсесты солнечных горошин,
меланхольства майского коран
так ли важно, веру обнаружив,
в невод неба падая с моста,
где твой бог – внутри или снаружи –
если всё на свете – красота,
шорохи, шумы, мерцанья, брызги…
видишь, обозначены едва,
наши сны – не сны уже, а смыслы,
счастьем воспалённые слова
побежим, внезапные, иные,
в этот непридуманный̆ приют,
где фонтанов струны водяные
скрипками тончайшими поют
где примета переходит в мета
где под влажный вздох эльфийских крыл
время нас теряет незаметно
в миг, когда весь мир о нас забыл
(пунктуация – авторская).
Елена использует в этом стихотворении постмодернистский приём, когда одно слово замещается другим, звучащим похоже (одета – одетта). Просто удваивая букву. Но одновременно удваиваются и смыслы. Строчка выдаёт в авторе человека, который хорошо разбирается в русском балете. Честно говоря, я ожидал здесь развития балетной темы: «одета – одетта» должна была, по идее, прирасти «одиллией – идиллией» (читатель ждёт уж рифмы розы!). Но стихи Елены Севрюгиной не развиваются логически. И в поэзии это, безусловно, достоинство. Это вдохновенный текст, который развивается стремительно и непредсказуемо для самого автора. Есть «развилки дорог», где всё могло пойти и в другую сторону. Немного смущает меня коран, который дружен с меланхолией, но одно слово в хорошем ритмичном тексте погоды не делает.
Небольшой объём книги даёт возможность читателям пристальнее вглядеться в строки поэта. Если же мы приплюсуем к чтению размышления, то этого будет как раз достаточно для обсуждения и духовного обогащения. Скажу больше: для эстетического единства предпочтительнее именно небольшая книга. Работает на замысел и обложка книги: авторский факсимильный почерк, скошенная перспектива, текст уплывает в неизвестность, «за пределы холста», что соответствует устремлениям автора. Пизанская башня смысла – об остальном догадайтесь сами. Станьте герменевтами, ищите! Мир человека интересен и не познан. А полный текст стихотворения «Имярек» обнаружился, как и положено, внутри самой книги, здесь тот же посыл – внутреннее лучше внешнего.
Как человеку сохранить внутреннюю чистоту? Как достать истину «из голубых колодцев Мураками»? Тёмные воды впадают у Елены Севрюгиной в чёрные реки. Чёрная речка уводит нас к месту пушкинской дуэли. Но у Севрюгиной стреляются на дуэли, скорее, истина и наши заблуждения. Что же противостоит у Елены тёмным водам и чёрным рекам? Белый огонь. Хочу пожелать автору чистоты слога в избранной сложности. Всё в нас самих, надо только пристально вглядеться и не предавать своё «я»: «нет ни пространства ни времени / ни разлуки ни расстояния / есть только ты / ставший мыслью и словом / светом и морем / человеком и птицей / собою и всеми».