Марина КУДИМОВА. Тютчев, Фет и читательское сердце

Соцсети – чуткий индикатор настроений общества. Никогда не задумывалась, «кто более матери истории ценен» – Тютчев или Фет, поскольку чаша весов в пользу Тютчева давно застыла в нижней точке неизбежного процесса взвешивания и измерения параметров. Но тут подоспело 5 декабря, а это день рождения и Фета (дата не круглая), и Тютчева (220 лет). И обнаружилось, что внимание в виде «лайков» после «датских» публикаций они поделили почти поровну.

Вопрос: существуют ли весы, измеряющие подлинный, как выражаются строители, килограммаж поэта, и насколько они точны, считаю праздным. Есть! Часто их называют временем, реже – историей, но взвешивание происходит регулярно, как в пионерском лагере.

При жизни на Фета написали больше всех пародий в русской литературе. Шельмовали за “чистое искусство” и безглагольную поэтику. По имению помещик Фет ездил на осле, которого звали Некрасов. Писал штаб-ротмистр Шеншин, взявший для стихов фамилию матери, не только о робком дыханье и заре-заре. «Гражданских» – патриотических – стихов у него немало. Но именно он задал русской поэзии неиссякающую щемящую лирическую ноту. Ф. И. Тютчев в 1848 г. был назначен старшим цензором при особой канцелярии Министерства иностранных дел. А через 10 лет стал председателем Комитета иностранной цензуры. Эту синекуру он занимал до самой смерти и именно в этой должности не пропустил брошюру под названием «Манифест коммунистической партии» с комментарием: «Кому надо, по-немецки прочтут».

Тютчева Фет обожал, и это не фигура речи, а первая строка стихотворения: «Мой обожаемый поэт». В рецензии на сборник 1854 г. Фет назвал обожаемого «магическим толкователем тончайших чувств». А в воспоминаниях – одним из «величайших лириков, существовавших на земле». Но разница меж ними неустранимая: там, где Фет видел жизнь и восторгался ею, Тютчев прозревал бытие. Если приземлить шкалу сравнений, Тютчев и Фет вписываются в оппозиционные пары наряду с «кошка – собака» и «чай – кофе».

Но вот наступил момент, когда «чистая лирика» вплотную догнала лирику философскую, бытийную. И если Вл. Соколов сопрягал в стихах Фета и Некрасова как носителей двух полярных поэтических начал («Со мной опять Некрасов/ И Афанасий Фет»), то сегодня неожиданно Афанасий встал плечо к плечу с Федором. Почему это происходит именносегодня, неведомо. Просто пора настала.

Лев Толстой любил Фета, дружил с ним и 20 лет переписывался. В мае 1866-го писал, как с наступлением весны перечитывал стихи Фета «Опять незримые усилья…» и «Уж верба вся пушистая…»: «И «кругами обвело», и «верба пушистая», и «незримые усилья» – несколько раз прочлись мне, который не помнит стихов». Тютчева Толстой долго отказывался читать, а когда прочел, пришел к выводу, что «без него нельзя жить».

А жить человеку русской культуры, выходит, нельзя без обоих…

Незримых усилий в приближении к непостижимым тайнам поэзии вашему коллективному и непредсказуемому читательскому сердцу в новом году! Пусть двери «Гостиной» всегда будут открыты всем талантам и их почитателям!

Соцсети – чуткий индикатор настроений общества. Никогда не задумывалась, «кто более матери истории ценен» – Тютчев или Фет, поскольку чаша весов в пользу Тютчева давно застыла в нижней точке неизбежного процесса взвешивания и измерения параметров. Но тут подоспело 5 декабря, а это день рождения и Фета (дата не круглая), и Тютчева (220 лет). И обнаружилось, что внимание в виде «лайков» после «датских» публикаций они поделили почти поровну.

Вопрос: существуют ли весы, измеряющие подлинный, как выражаются строители, килограммаж поэта, и насколько они точны, считаю праздным. Есть! Часто их называют временем, реже – историей, но взвешивание происходит регулярно, как в пионерском лагере.

При жизни на Фета написали больше всех пародий в русской литературе. Шельмовали за “чистое искусство” и безглагольную поэтику. По имению помещик Фет ездил на осле, которого звали Некрасов. Писал штаб-ротмистр Шеншин, взявший для стихов фамилию матери, не только о робком дыханье и заре-заре. «Гражданских» – патриотических – стихов у него немало. Но именно он задал русской поэзии неиссякающую щемящую лирическую ноту. Ф. И. Тютчев в 1848 г. был назначен старшим цензором при особой канцелярии Министерства иностранных дел. А через 10 лет стал председателем Комитета иностранной цензуры. Эту синекуру он занимал до самой смерти и именно в этой должности не пропустил брошюру под названием «Манифест коммунистической партии» с комментарием: «Кому надо, по-немецки прочтут».

Тютчева Фет обожал, и это не фигура речи, а первая строка стихотворения: «Мой обожаемый поэт». В рецензии на сборник 1854 г. Фет назвал обожаемого «магическим толкователем тончайших чувств». А в воспоминаниях – одним из «величайших лириков, существовавших на земле». Но разница меж ними неустранимая: там, где Фет видел жизнь и восторгался ею, Тютчев прозревал бытие. Если приземлить шкалу сравнений, Тютчев и Фет вписываются в оппозиционные пары наряду с «кошка – собака» и «чай – кофе».

Но вот наступил момент, когда «чистая лирика» вплотную догнала лирику философскую, бытийную. И если Вл. Соколов сопрягал в стихах Фета и Некрасова как носителей двух полярных поэтических начал («Со мной опять Некрасов/ И Афанасий Фет»), то сегодня неожиданно Афанасий встал плечо к плечу с Федором. Почему это происходит именносегодня, неведомо. Просто пора настала.

Лев Толстой любил Фета, дружил с ним и 20 лет переписывался. В мае 1866-го писал, как с наступлением весны перечитывал стихи Фета «Опять незримые усилья…» и «Уж верба вся пушистая…»: «И «кругами обвело», и «верба пушистая», и «незримые усилья» – несколько раз прочлись мне, который не помнит стихов». Тютчева Толстой долго отказывался читать, а когда прочел, пришел к выводу, что «без него нельзя жить».

А жить человеку русской культуры, выходит, нельзя без обоих…

Незримых усилий в приближении к непостижимым тайнам поэзии вашему коллективному и непредсказуемому читательскому сердцу в новом году! Пусть двери «Гостиной» всегда будут открыты всем талантам и их почитателям!