Галина МАРКЕЛОВА. Кадиш
ПО ПОВОДУ ОДНОЙ КАРТИНЫ
Давай допьём коньяк,
он выдержан,
он прошлого столетия,
от чёрного остался четверга,
он обломился нам от пирога,
когда геволт одну шестую суши хавал,
когда жирели ушлые нахалы,
грядущее высасывая впрок…
Давай допьём коньяк,
он так лучится славно
с уходом солнца с твоего окна…
Давай допьём коньяк!
Пусть он добавит нам
беспечности, задора,
желанья заглянуть за штору,
где новый век сценарий пишет свой…
Давай допьём коньяк,
и тёплая волна накроет холод,
что поднимается из тайников, из долек,
из почечных глубин,
когда мы сибаритствуем, глупим,
А наш рассудок
(Ах! Какой подонок!)
твердит, что миг неумолим, неуловим,
и вот –
тюльпан и ирис тонут в вазе,
как умбра в музыкальной фразе,
что не дописана в тетрадь…
Пусть говорят что время умирать –
я бормочу своё: «Давай допьём коньяк,
чтоб отвязаться напрочь,
расслабленной рукою выводя:
«тысячелетье третье, помяни меня,
хмельную предыдущими двумя…»
* * *
Чем ближе к Лете,
к заповедной переправе,
плюсквамперфекта оживает визг и
будто из колодца вылетает,
ну а там
премудрость эр обеих спрятана под свежий хлам.
Ты заглянул в колодец – не видать ни зги,
а времени фатально не хватает…
ну так не медли, не петляй по циферблату,
а в трость слепца спрями отрезок бытия,
или, вернее, в торс бомжа,
чтобы достать подкормку пожирнее…
Вон кто-то громкоговоритель сталинский на столб забросил.
ну а тот, представь себе, вещает,
дактилем вещает
про ход военных действий, переброску сил
на первой мировой, троянской, да, ещё той..
Как колесницы тормозят в песке,
и не хватает провианта,
протухли яйца, хоть и по семнадцать,
а лучники орут: «Так.. вашу мать…! Где стрелы?!»
А военкоры, падки до клубники, гниды,
разносят склоки ставки –
кому ж досталось девство Брисеиды ?…
О, мой аэд!
Что ж с тех далёких пор
всё неизменно, коль смотреть в упор?
9 АВА
Кто-то пишет: умаял нестерпный зной
и это 9 ава…
а за моим окном дождь стеной
да аукают грома и пво октавы….
кадиш растрескал гортань, иссохший стон
норовит записочкой укрыться в зазоре каменья..
принимаю, как божью подсказку, инструмент, камертон,
что выводит на единственно верный тон в хламе мнений –
лить ли слёзы над руинами очередного храма?
Жить -то как в соседстве с обезумевшим хамом?
И какая разница, как цезаря кличут: Тит
или Окурок – питерский бандит?
Трухлая империя грозится, норовит
эскрементами измазать
и моё жильё, как дом Гапчинской Жени..
стёкла битые сметём, до подробностей запомним вид
и помолимся Пречистой но …
не о возмездии,
не об унижении
тех прельщённых, расчеловеченых,
а о возвращении
душ их
из адского сна
в кащеевом одурении.
Всё равно разломится игла
чары полетят осколками…
Не хочу чтобы,
очнувшись,
краснел тогда
враг мой нынешний …
пред общими потомками.
ПАМЯТИ ЕВГЕНИЯ ГОЛУБОВСКОГО
Душа твоя от тела
шестого отлетела
а вот уже и тело
отправилось туда
где ждёт его родня
а туча над могилой
нахмурила усилие
и хлынула навзрыд
туда где ты зарыт.
Как баба отрыдала
и поплелася вспять
туда где перед смертью
ты так любил гулять
делилась скорбной вестью
со всей морскою весью
стихий крутым замесом
расцвечивая символ любимых наших мест –
два шара Ланжерона –
но не в тона минорные а яркие мажорные…
и тут как утешение
как чудо из чудес
двойная арка радуги
восстала до небес…
о! это подтверждение пока стоит Одесса
в ней праведники были и думаю… что есть.
ПО ПОВОДУ ОДНОЙ КАРТИНЫ
Давай допьём коньяк,
он выдержан,
он прошлого столетия,
от чёрного остался четверга,
он обломился нам от пирога,
когда геволт одну шестую суши хавал,
когда жирели ушлые нахалы,
грядущее высасывая впрок…
Давай допьём коньяк,
он так лучится славно
с уходом солнца с твоего окна…
Давай допьём коньяк!
Пусть он добавит нам
беспечности, задора,
желанья заглянуть за штору,
где новый век сценарий пишет свой…
Давай допьём коньяк,
и тёплая волна накроет холод,
что поднимается из тайников, из долек,
из почечных глубин,
когда мы сибаритствуем, глупим,
А наш рассудок
(Ах! Какой подонок!)
твердит, что миг неумолим, неуловим,
и вот –
тюльпан и ирис тонут в вазе,
как умбра в музыкальной фразе,
что не дописана в тетрадь…
Пусть говорят что время умирать –
я бормочу своё: «Давай допьём коньяк,
чтоб отвязаться напрочь,
расслабленной рукою выводя:
«тысячелетье третье, помяни меня,
хмельную предыдущими двумя…»
* * *
Чем ближе к Лете,
к заповедной переправе,
плюсквамперфекта оживает визг и
будто из колодца вылетает,
ну а там
премудрость эр обеих спрятана под свежий хлам.
Ты заглянул в колодец – не видать ни зги,
а времени фатально не хватает…
ну так не медли, не петляй по циферблату,
а в трость слепца спрями отрезок бытия,
или, вернее, в торс бомжа,
чтобы достать подкормку пожирнее…
Вон кто-то громкоговоритель сталинский на столб забросил.
ну а тот, представь себе, вещает,
дактилем вещает
про ход военных действий, переброску сил
на первой мировой, троянской, да, ещё той..
Как колесницы тормозят в песке,
и не хватает провианта,
протухли яйца, хоть и по семнадцать,
а лучники орут: «Так.. вашу мать…! Где стрелы?!»
А военкоры, падки до клубники, гниды,
разносят склоки ставки –
кому ж досталось девство Брисеиды ?…
О, мой аэд!
Что ж с тех далёких пор
всё неизменно, коль смотреть в упор?
9 АВА
Кто-то пишет: умаял нестерпный зной
и это 9 ава…
а за моим окном дождь стеной
да аукают грома и пво октавы….
кадиш растрескал гортань, иссохший стон
норовит записочкой укрыться в зазоре каменья..
принимаю, как божью подсказку, инструмент, камертон,
что выводит на единственно верный тон в хламе мнений –
лить ли слёзы над руинами очередного храма?
Жить -то как в соседстве с обезумевшим хамом?
И какая разница, как цезаря кличут: Тит
или Окурок – питерский бандит?
Трухлая империя грозится, норовит
эскрементами измазать
и моё жильё, как дом Гапчинской Жени..
стёкла битые сметём, до подробностей запомним вид
и помолимся Пречистой но …
не о возмездии,
не об унижении
тех прельщённых, расчеловеченых,
а о возвращении
душ их
из адского сна
в кащеевом одурении.
Всё равно разломится игла
чары полетят осколками…
Не хочу чтобы,
очнувшись,
краснел тогда
враг мой нынешний …
пред общими потомками.
ПАМЯТИ ЕВГЕНИЯ ГОЛУБОВСКОГО
Душа твоя от тела
шестого отлетела
а вот уже и тело
отправилось туда
где ждёт его родня
а туча над могилой
нахмурила усилие
и хлынула навзрыд
туда где ты зарыт.
Как баба отрыдала
и поплелася вспять
туда где перед смертью
ты так любил гулять
делилась скорбной вестью
со всей морскою весью
стихий крутым замесом
расцвечивая символ любимых наших мест –
два шара Ланжерона –
но не в тона минорные а яркие мажорные…
и тут как утешение
как чудо из чудес
двойная арка радуги
восстала до небес…
о! это подтверждение пока стоит Одесса
в ней праведники были и думаю… что есть.