Анна АЛИКЕВИЧ. Ворожба

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Усни, дитя мое, провались в сон глубок,
Не стучит вереск, не скребется волк,
Не дрожат двери, защелка не щелк,
Только трава растет из земли,
Катится месяца серебряное колечко,
У ветра болит колено,
У тумана сердце не болит.
И дева несет тебе три колоска,
Шуба ее широка,
Качается и скрипит доска
Твоего очажка.
Серебряные нити плетутся,
Голубые дожди льются,
Дерево растет в степи,
Корабль идет сквозь пустынь.

 

* * *
Я как огонек в темноте
Как нанайка вызывающая дух
И нелепое ее плетение
Становится ритмом букв
Становится больше
И бьются ветровые кольца
И иголками древа шипит обряд
Она говорит я дымная дева
И одежда моя одеяние
А ты сколько я выплакала сколько
Сколько выпустила кукушек и соек
Рисовала на печени и на полотне
Рисом и призрачной речью наконец
И растут белые цветы твои дети
И память на черной долбленке едет
И одной ногой стоит петел
В темной воде
Огнем зажигается она третьим
Спрашивает он где
Листья серебряные где

 

* * *
Что проще всего –
Не умеющий читать видит.
Растет из травы огонек живой,
Из уст голоса – призрак.
Я дописьменную говорю речь,
Как ветер траву ведет.
Стою на сизом пути поперечь,
И волосы мои студеные.
Посмотри – вижу тебя сквозь забор,
Сквозь каменную стенку,
Сквозь печную щеколду
И воронью стельку.
Постой, это я, снег – мои руки,
Золото мои искорки,
Милый мой, говорю с тобой,
Приснись мне.
Моя речь – сквозь камушек и лед,
Сквозь тростник и времени ход,
Как куница бредет,
Как сыч смотрит в облет,
Босые ноги мои, сорочка полощется,
Корона моя из веточек тощих,
Огненный цветок блуждает сквозь рощу
И сам себя несет.

 

* * *
Зачеркнула этот набросок –
И снова пользуюсь:
«Я постарела, он меня бросил,
Вот и вся повесть…»
Но ты не узнаешь об этом,
И что я забыла твой волос подветренный,
И цвета золотые и голубые –
Словно их никогда и не было.
Словно тысячу лет тьма после того острова,
Но ты туда не проберешься.
Не увидишь эти сухие остовы,
Заросли.
Для тебя я буду земля плоская,
Декартова и другая неграмотность.
Для тебя я буду то, что не есть –
Спи, засыпай,
Молоко мое росяное на траве
Голубиное растекается,
Еще больше листья продолговатые,
И ночь шероховатая,
И тело твое неспрятанное,
Хлеб нестряпаный,
Я любила только тебя,
Остальное неправда.

 

* * *
Держаться, знаю, я должна –
За что? За ниточку из гузна,
Что паучиха многоустая
Плетет из ночи серебра?
За ночь, в которую ушел,
За лифт меж этажами моря?
«Смотрю я…» А куда ты смотришь?
Вот Пенелопа – злато, шелк.
Конечно, я стою на ней –
Земле невидной и бесплотной,
Бесчисленной и многоводной,
И жду тебя в сухой листве.
Играет ветер в кувшине –
И я перебираю в пальцах
Тот скол, что от него остался:
Нерея дщерь, ответствуй мне.
Я велика и широка,
Хотя лишь ветка ивняка,
Рука осинина тонка,
На темноту оперлась свая.
Чего хочу я – по плечу,
По лебединому крылу
Чтобы была моя рубаха.
«Не спится – так пойди к врачу».
Когда б таких лечили, пряха.
Вот наш сарай для лебедей,
Вот на пеньке корабль железный –
Нисходит белой пяткой детство
Простой гардарики морей.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Усни, дитя мое, провались в сон глубок,
Не стучит вереск, не скребется волк,
Не дрожат двери, защелка не щелк,
Только трава растет из земли,
Катится месяца серебряное колечко,
У ветра болит колено,
У тумана сердце не болит.
И дева несет тебе три колоска,
Шуба ее широка,
Качается и скрипит доска
Твоего очажка.
Серебряные нити плетутся,
Голубые дожди льются,
Дерево растет в степи,
Корабль идет сквозь пустынь.

 

* * *
Я как огонек в темноте
Как нанайка вызывающая дух
И нелепое ее плетение
Становится ритмом букв
Становится больше
И бьются ветровые кольца
И иголками древа шипит обряд
Она говорит я дымная дева
И одежда моя одеяние
А ты сколько я выплакала сколько
Сколько выпустила кукушек и соек
Рисовала на печени и на полотне
Рисом и призрачной речью наконец
И растут белые цветы твои дети
И память на черной долбленке едет
И одной ногой стоит петел
В темной воде
Огнем зажигается она третьим
Спрашивает он где
Листья серебряные где

 

* * *
Что проще всего –
Не умеющий читать видит.
Растет из травы огонек живой,
Из уст голоса – призрак.
Я дописьменную говорю речь,
Как ветер траву ведет.
Стою на сизом пути поперечь,
И волосы мои студеные.
Посмотри – вижу тебя сквозь забор,
Сквозь каменную стенку,
Сквозь печную щеколду
И воронью стельку.
Постой, это я, снег – мои руки,
Золото мои искорки,
Милый мой, говорю с тобой,
Приснись мне.
Моя речь – сквозь камушек и лед,
Сквозь тростник и времени ход,
Как куница бредет,
Как сыч смотрит в облет,
Босые ноги мои, сорочка полощется,
Корона моя из веточек тощих,
Огненный цветок блуждает сквозь рощу
И сам себя несет.

 

* * *
Зачеркнула этот набросок –
И снова пользуюсь:
«Я постарела, он меня бросил,
Вот и вся повесть…»
Но ты не узнаешь об этом,
И что я забыла твой волос подветренный,
И цвета золотые и голубые –
Словно их никогда и не было.
Словно тысячу лет тьма после того острова,
Но ты туда не проберешься.
Не увидишь эти сухие остовы,
Заросли.
Для тебя я буду земля плоская,
Декартова и другая неграмотность.
Для тебя я буду то, что не есть –
Спи, засыпай,
Молоко мое росяное на траве
Голубиное растекается,
Еще больше листья продолговатые,
И ночь шероховатая,
И тело твое неспрятанное,
Хлеб нестряпаный,
Я любила только тебя,
Остальное неправда.

 

* * *
Держаться, знаю, я должна –
За что? За ниточку из гузна,
Что паучиха многоустая
Плетет из ночи серебра?
За ночь, в которую ушел,
За лифт меж этажами моря?
«Смотрю я…» А куда ты смотришь?
Вот Пенелопа – злато, шелк.
Конечно, я стою на ней –
Земле невидной и бесплотной,
Бесчисленной и многоводной,
И жду тебя в сухой листве.
Играет ветер в кувшине –
И я перебираю в пальцах
Тот скол, что от него остался:
Нерея дщерь, ответствуй мне.
Я велика и широка,
Хотя лишь ветка ивняка,
Рука осинина тонка,
На темноту оперлась свая.
Чего хочу я – по плечу,
По лебединому крылу
Чтобы была моя рубаха.
«Не спится – так пойди к врачу».
Когда б таких лечили, пряха.
Вот наш сарай для лебедей,
Вот на пеньке корабль железный –
Нисходит белой пяткой детство
Простой гардарики морей.