Владислав КИТИК. Кладовая лета. Стихи

Скажешь: «Утро», ─ прокричит петух,
Как прозрачна даль, и высь отвесна.
Скажешь: «Боже!» ─ перехватит дух:
Так словам в просторах чувства тесно.

Потому что не завершено
Сотворенье моря и эфира,
Крылья створок распахнув, окно
Потому парит, открывшись миру,

Поднимаясь на семи ветрах,
Горний воздух выдохнуть не хочет.
Смотрит, что у неба в закромах,
Замирает от желаний зодчих…

 

* * *
Июль заполнил кладовые,
В рукав стекает сок арбузный.
Заблещут капли дождевые ─
Тебе идут такие бусы,

Идут, как пиру ─ крики: «Горько»,
Любви – совет, а не советы.
И раскатился гром с пригорка
Антоновкой по белу свету

Из опрокинутой корзины.
Тебе идет, когда угодно,
В слиянье ветра с крепдешином
Непослушанья крой свободный,

Ревю березы-белоручки
С плетнём. Но что тобою движет?
Уткнется под ребро колючка,
Печаль на ниточку нанижет.

Жизнь притягательна, как пламя,
Искрит душа в обёртке тела,
Судьбу заверчивать узлами
Тебе ещё не надоело?

Дорога, не найдя ответа,
Пилюлю подсластит малиной,
И ёжики промашки лета
Возьмут, как яблоки на спины.

 

* * *
Что лучше сна, похожего точь-в-точь
На лето?
Сон чем ярче, тем короче!
Вечерний город уплывает в ночь.
Он – в одиночку коротает ночи.
День лучше сна, похожего с утра
На жизнь, какой бы ни была щемящей.
Как будто нет ни завтра, ни вчера,
Всё только здесь, сегодня, в настоящем.
Он нервно вздрогнет, заболев стихом,
Скользя, пройдётся ручкой по бумаге,
И будет долго разбирать потом
Поспешных букв скругленья и зигзаги,
У моря что-то снимет с языка.
Глядит ─ как ждёт, молчит ─ как возражает.
Мы всё узнаем после, а пока
Пусть он часы свои опережает.

 

ЛАНЖЕРОН

Памяти Е. Голубовского

Разве фанты моря виноваты,
Что тире, с младенческих прелюдий
Длится только до фатальной даты?
Дни уходят и уходят люди.

Остаются откровенья пляжа,
Два шара – как с неба две планеты,
Перед входом: гипсовая стража.
Август пишет осени либретто,

Подперев причал, ржавеют сваи,
Исполняет ветер пиццикато,
По тугим узлам перебирая
Серый джут натянутых канатов.

Счёт закончен – надо ли прощаться?
Разве это повод, чтоб проститься?
В плаванье по жизни хоть сейчас ты
Можешь в лодке памяти пуститься.

Набежит непрошенная жалость,
Заблестят сквозь луковые слёзы
Волн кривульки, моря побежалость.
Мокнут кранцы, ждут зевак курьёзы.

Есть ли выход к свету в коридоре?
Я живу совсем вдали от рая,
Вижу море – и пишу о море.
И не говорю, чего не знаю.

 

* * *
Когда вчера похоже на сегодня,
А что надумал, прячешь от других,
Слегка офонарев, как второгодник,
От беглых «е», тире и запятых,
И заморочки лучше, чем коврига,
И в зеркалах себя не узнаешь,
И как родства не помнящий расстрига,
Хоть крестишь лоб, но милости не ждешь,
И срам конюшен, что оставил Авгий,
С полночи головная боль твоя,
С медовым туеском приходит август
Из неуюта и небытия
Лудить двойное дно миропорядка.
И на крылечке ждёт, пока ты спишь
И табачком попыхивает сладко.
Запел влюбленный в дудочку камыш,
Фонарь горит, работает аптека,
Смущенно сдачу не дают в такси,
Отважно едет грека через реку,
Меняется наклон земной оси,
Сквозняк, как тайну, двери отворяет.
Твой август жизни, твой экскурсовод,
Не то, чтоб врал, но малость привирает,
Всё зная, что ещё произойдет.

 

ДОЩАТЫЙ ПОЛ

А одна половица поёт
Юр. Кузнецов

… но лишь одна из всех других досок
За пониманье воздает сторицей:
И клиросный я слышу голосок
Нелегитимной певчей половицы.

Она поёт и кровле, и стрижу,
Вещает мне сосновые секреты.
Я тоже песню, может быть, сложу
Под впечатленьем. Половица эта ─

Одна из всех. Но так и стоит жить.
С природой песнопенья спорить глупо.
Чего бы проще – руки приложить
И край прижать увертливым шурупом.

Другие доски, в дровяном строю
Молчат, как и пристало безголосым.
Нет – пусть поёт под скрипочку свою.
А в лад ей подмигнет сучок курносый.

 

* * *
Могли бы вместе не стареть,
Обхаживать по-старосветски
Друг друга, чтобы не болеть,
Читать журнальные советы.

Пить чай без сахара, от мух
И взглядов ставить в окна сетку,
Покуда юмор не затух,
Описывать наряд соседки.

Чтоб вечер даром не пропал,
Вовсю сражаться в подкидного,
Нагуливать, пройдя квартал,
Сны томные, как босанова,

В них, взявшись за руки, тайком,
Как музыка, могли бы вместе
Парить над Тещиным мостом
Или над зеленью предместий.

Ссужать избыток простоты
В рефрен: «Элементарно, Ватсон».
Могли бы!.. Ах, мечты, мечты.
Когда вам велено сбываться?

Заманивать удачу в дом
Под звяканье дверной цепочки,
Что так спасительно вдвоем
И ни к чему по одиночке?

 

ПРОСЬБА

Не молчи, ну, пожалуйста, молви,
Что придётся, пустяк, чепуху.
За спиною блуждание молний
И беда, как молва, на слуху,
Волхования, клятвы и ритмы.
Говори же, прошу, говори,
Отпусти мне печаль и ритриты,
И прощанья, и монастыри.

Чтоб не било морозом по коже,
Прошиби меня жгучей слезой.
Увядают июльские розы,
Жёсткий гравий шуршит под ногой.
Сад лучистой жарой утомлённый
Поглядит тебе ласково вслед
И возьмёт меня в омут зелёный
Обещаний, к которым и след
Так затерян, что больше не нужно
Отпечатки искать на песке.
Мы уходим дорогою кружной,
Взвесив будущность на волоске.

Всё, что временем опротестовано
Терпеливо на лавочке ждёт
За садовой оградою кованой,
За молчаньем закрытых ворот.
Сохранив дорогое, хорошее
Запечатанной тайной в ларце,
На скамье, между строчек заброшенных,
На гремучем трамвайном кольце.

 

ГРЕЧЕСКОЕ…

Нет надежд на прошлое, но жаль
Странствий, увлекающих всё реже.
… Я опять на желтом побережье,
Где шумит эгейская печаль.
Всё, что нужно в жизни, – под рукой,
Даже то, о чем не знаем сами:
Взгляд галеры с синими глазами,
Мокрый пляж с оливковой строкой.
Прилетев, как пение Сафо.
На корме сидит большая чайка,
Пишет смуглым пальчиком гречанка
На сыром песке «О, сагафо» *.
Без меня уходят корабли
В плаванья. Игривое признанье
Смыл прибой.
Я шлю в ответ посланье
В молодость эпической земли.

————-
* Σ ‘αγαπώ – признание в любви

 

* * *
Перерос я и себя, и пальто,
Просочились чудеса в решето,
Свечи таяли, туманы, снега
За кормою. Вот и вся недолга.
Что посеял, то пожал я давно,
Свеч игра не стоит, но все равно
Я остался бы с тобой, дорогой,
И из дома за порог – ни ногой,
Всё сидел бы и смотрел на тебя.
Так с чужими не поют, не скорбят.
Уходили корабли в никуда,
Уходила между пальцев вода.
Хорошо бы всё быльем поросло.
Оказалось – никуда не ушло.

Скажешь: «Утро», ─ прокричит петух,
Как прозрачна даль, и высь отвесна.
Скажешь: «Боже!» ─ перехватит дух:
Так словам в просторах чувства тесно.

Потому что не завершено
Сотворенье моря и эфира,
Крылья створок распахнув, окно
Потому парит, открывшись миру,

Поднимаясь на семи ветрах,
Горний воздух выдохнуть не хочет.
Смотрит, что у неба в закромах,
Замирает от желаний зодчих…

 

* * *
Июль заполнил кладовые,
В рукав стекает сок арбузный.
Заблещут капли дождевые ─
Тебе идут такие бусы,

Идут, как пиру ─ крики: «Горько»,
Любви – совет, а не советы.
И раскатился гром с пригорка
Антоновкой по белу свету

Из опрокинутой корзины.
Тебе идет, когда угодно,
В слиянье ветра с крепдешином
Непослушанья крой свободный,

Ревю березы-белоручки
С плетнём. Но что тобою движет?
Уткнется под ребро колючка,
Печаль на ниточку нанижет.

Жизнь притягательна, как пламя,
Искрит душа в обёртке тела,
Судьбу заверчивать узлами
Тебе ещё не надоело?

Дорога, не найдя ответа,
Пилюлю подсластит малиной,
И ёжики промашки лета
Возьмут, как яблоки на спины.

 

* * *
Что лучше сна, похожего точь-в-точь
На лето?
Сон чем ярче, тем короче!
Вечерний город уплывает в ночь.
Он – в одиночку коротает ночи.
День лучше сна, похожего с утра
На жизнь, какой бы ни была щемящей.
Как будто нет ни завтра, ни вчера,
Всё только здесь, сегодня, в настоящем.
Он нервно вздрогнет, заболев стихом,
Скользя, пройдётся ручкой по бумаге,
И будет долго разбирать потом
Поспешных букв скругленья и зигзаги,
У моря что-то снимет с языка.
Глядит ─ как ждёт, молчит ─ как возражает.
Мы всё узнаем после, а пока
Пусть он часы свои опережает.

 

ЛАНЖЕРОН

Памяти Е. Голубовского

Разве фанты моря виноваты,
Что тире, с младенческих прелюдий
Длится только до фатальной даты?
Дни уходят и уходят люди.

Остаются откровенья пляжа,
Два шара – как с неба две планеты,
Перед входом: гипсовая стража.
Август пишет осени либретто,

Подперев причал, ржавеют сваи,
Исполняет ветер пиццикато,
По тугим узлам перебирая
Серый джут натянутых канатов.

Счёт закончен – надо ли прощаться?
Разве это повод, чтоб проститься?
В плаванье по жизни хоть сейчас ты
Можешь в лодке памяти пуститься.

Набежит непрошенная жалость,
Заблестят сквозь луковые слёзы
Волн кривульки, моря побежалость.
Мокнут кранцы, ждут зевак курьёзы.

Есть ли выход к свету в коридоре?
Я живу совсем вдали от рая,
Вижу море – и пишу о море.
И не говорю, чего не знаю.

 

* * *
Когда вчера похоже на сегодня,
А что надумал, прячешь от других,
Слегка офонарев, как второгодник,
От беглых «е», тире и запятых,
И заморочки лучше, чем коврига,
И в зеркалах себя не узнаешь,
И как родства не помнящий расстрига,
Хоть крестишь лоб, но милости не ждешь,
И срам конюшен, что оставил Авгий,
С полночи головная боль твоя,
С медовым туеском приходит август
Из неуюта и небытия
Лудить двойное дно миропорядка.
И на крылечке ждёт, пока ты спишь
И табачком попыхивает сладко.
Запел влюбленный в дудочку камыш,
Фонарь горит, работает аптека,
Смущенно сдачу не дают в такси,
Отважно едет грека через реку,
Меняется наклон земной оси,
Сквозняк, как тайну, двери отворяет.
Твой август жизни, твой экскурсовод,
Не то, чтоб врал, но малость привирает,
Всё зная, что ещё произойдет.

 

ДОЩАТЫЙ ПОЛ

А одна половица поёт
Юр. Кузнецов

… но лишь одна из всех других досок
За пониманье воздает сторицей:
И клиросный я слышу голосок
Нелегитимной певчей половицы.

Она поёт и кровле, и стрижу,
Вещает мне сосновые секреты.
Я тоже песню, может быть, сложу
Под впечатленьем. Половица эта ─

Одна из всех. Но так и стоит жить.
С природой песнопенья спорить глупо.
Чего бы проще – руки приложить
И край прижать увертливым шурупом.

Другие доски, в дровяном строю
Молчат, как и пристало безголосым.
Нет – пусть поёт под скрипочку свою.
А в лад ей подмигнет сучок курносый.

 

* * *
Могли бы вместе не стареть,
Обхаживать по-старосветски
Друг друга, чтобы не болеть,
Читать журнальные советы.

Пить чай без сахара, от мух
И взглядов ставить в окна сетку,
Покуда юмор не затух,
Описывать наряд соседки.

Чтоб вечер даром не пропал,
Вовсю сражаться в подкидного,
Нагуливать, пройдя квартал,
Сны томные, как босанова,

В них, взявшись за руки, тайком,
Как музыка, могли бы вместе
Парить над Тещиным мостом
Или над зеленью предместий.

Ссужать избыток простоты
В рефрен: «Элементарно, Ватсон».
Могли бы!.. Ах, мечты, мечты.
Когда вам велено сбываться?

Заманивать удачу в дом
Под звяканье дверной цепочки,
Что так спасительно вдвоем
И ни к чему по одиночке?

 

ПРОСЬБА

Не молчи, ну, пожалуйста, молви,
Что придётся, пустяк, чепуху.
За спиною блуждание молний
И беда, как молва, на слуху,
Волхования, клятвы и ритмы.
Говори же, прошу, говори,
Отпусти мне печаль и ритриты,
И прощанья, и монастыри.

Чтоб не било морозом по коже,
Прошиби меня жгучей слезой.
Увядают июльские розы,
Жёсткий гравий шуршит под ногой.
Сад лучистой жарой утомлённый
Поглядит тебе ласково вслед
И возьмёт меня в омут зелёный
Обещаний, к которым и след
Так затерян, что больше не нужно
Отпечатки искать на песке.
Мы уходим дорогою кружной,
Взвесив будущность на волоске.

Всё, что временем опротестовано
Терпеливо на лавочке ждёт
За садовой оградою кованой,
За молчаньем закрытых ворот.
Сохранив дорогое, хорошее
Запечатанной тайной в ларце,
На скамье, между строчек заброшенных,
На гремучем трамвайном кольце.

 

ГРЕЧЕСКОЕ…

Нет надежд на прошлое, но жаль
Странствий, увлекающих всё реже.
… Я опять на желтом побережье,
Где шумит эгейская печаль.
Всё, что нужно в жизни, – под рукой,
Даже то, о чем не знаем сами:
Взгляд галеры с синими глазами,
Мокрый пляж с оливковой строкой.
Прилетев, как пение Сафо.
На корме сидит большая чайка,
Пишет смуглым пальчиком гречанка
На сыром песке «О, сагафо» *.
Без меня уходят корабли
В плаванья. Игривое признанье
Смыл прибой.
Я шлю в ответ посланье
В молодость эпической земли.

————-
* Σ ‘αγαπώ – признание в любви

 

* * *
Перерос я и себя, и пальто,
Просочились чудеса в решето,
Свечи таяли, туманы, снега
За кормою. Вот и вся недолга.
Что посеял, то пожал я давно,
Свеч игра не стоит, но все равно
Я остался бы с тобой, дорогой,
И из дома за порог – ни ногой,
Всё сидел бы и смотрел на тебя.
Так с чужими не поют, не скорбят.
Уходили корабли в никуда,
Уходила между пальцев вода.
Хорошо бы всё быльем поросло.
Оказалось – никуда не ушло.