Александр АТАЯНЦ. Сказ о змеях и людях
Лето было всё ближе, а это значило, что в деревню Гадюкино скоро прилетит дракон. Боялись селяне, а поделать не могли ничего. Всей деревней своей к соседям обращались за помощью. Но среди всех деревень окрестных не оказалось у них дружных соседей, что помочь пожелали бы. Поговаривали, что не любят жителей Гадюкино за характер пакостный, да можно ли верить тому? Но лето близилось, а с ним и страх. Хотя, правду сказать, с годами он становился чуть меньше. Была тому причина веская…
* * *
Дракон старел, и это было заметно. Бывало ж как: прилетал раз в год ближе к лету, требовал невесту, подпаливал две-три избы, чтоб возражать неповадно было, забирал бабу и улетал. А в последние годы – иначе. Прилетал, обращался человеком, заходил в избу к старосте и… молчал. Смотрел укоризненно, словно хотел пристыдить жителей деревни за что-то. Понятно, что девушек жаль отдавать было. А уж если стареет змеюка летучая – авось не сильно и подпалит, коли что не понравится! Можно и не самых красивых подсунуть. Однако ж, получив бабу (какую дадут), забирал её дракон и улетал. И полей всё меньше сжигал. Оттого и замыслили мужики подвиг ратный совершить – мужика ему в бабьем платье подсунуть. Заберёт его дракон, дескать, притащит в логово, а пока разберётся – мужик ему голову и снесёт.
Долго спорили жители деревни, кого дракону всучить. Вроде бы и самого сильного надо – да только вдруг что не так пойдёт? Жалко, сильный в хозяйстве нужен. Кого послабее – тоже нельзя, а ну как не справится? Пытались и бабы в споре участвовать. Высказали мужикам, что, мол, нельзя под женской юбкой прятаться, а надо выйти на дракона всей деревней и победить его. Посмеялись над бабами мужики: нешто победишь дракона-то вот таким образом? Это не советы глупые давать. В общем, долго деревня спорила, а в итоге Игната выбрали. Вроде бы и не самый сильный, но и слабым не назовёшь. И шанс победить есть, и, если погибнет – не так жалко.
* * *
Поначалу всё шло, как по маслу. Прилетел дракон, баню снёс, сараи. Привыкли все, восстановить – дело не хитрое. Зашёл в избу, уже в человечьем обличье, посмотрел на старосту ярко-зелёными глазами, во дне которых по-прежнему полыхал огонь, и сказал:
– Здравствуй, мужик. Собирай народ!
Обалдел от удивления староста. Уж лет пять как молчал дракон, а тут – на тебе!
– Всё понимаем, милсдарь, – пролепетал староста. – Ну не осталось красивых баб у нас, а что есть – даём!
– Да не про то я, – ответил дракон. – Поговорить я с вами хочу. Со всей деревней. Соберёшь народ?
Жутковато стало старосте. Кто знает, что у дракона на уме? Может, изничтожить всех разом решил? Испуганно смотрел староста в зелёные очи и молчал, не зная, что ответить. Однако ж долго молчать было ещё страшнее, потому выдавил он из себя:
– Соберём, конечно. Вы, уважаемый, посидите тут чутка, а я пойду людей кликну. Ладненько?
Не дожидаясь ответа, староста попятился в сторону двери и выскочил на крыльцо. Закрыв дверь, он быстро развернулся и шумно выдохнул, утирая рукавом рубахи пот со лба. Недалеко от крыльца стояли селяне и молча глядели на старосту. Боялись и ждали: непонятно чего, но плохого.
Собравшись с мыслями, староста обратился к землякам:
– В общем так. Поговорить он хочет. Со всеми. Об чём – не знаю.
Тихий ропот прошёл среди жителей. И только Игнат вдруг молча развернулся и побежал куда-то, на ходу срывая с себя женскую одежду. Обернувшись ему вслед, несколько селян тоже начали было пятиться назад, но староста умел, когда хотел, удержать народ.
– А ну стоять! – тихо прорычал он. – Кто уйдёт – сам попрошу гостя, чтоб избу тому спалил! С Игнатом потом разберёмся. И да, Матрёна – с драконом полетишь, раз Игнат испугался.
Высокая нескладная девка лет двадцати пяти прикрыла платком лицо и зарыдала, медленно опускаясь на землю.
– Чего рыдаешь, дура? – строго спросила её дородная пожилая тётка. – Замуж не берёт никто, все сроки прошли. А тут, может, счастье твоё – охомутаешь змея, да и будешь как царица жить во дворце у него!
Матрёна внезапно замолчала и встала с земли. Поправив на голове платок, она оглядела селян каким-то новым для них взглядом, в котором почудилась им непреклонная воля и власть – как у князя, который раз мимо деревни проезжал, годков десять назад. Улыбнувшись, она перевела взгляд на старосту и тихо сказала:
– А что? И пойду, коли надо. Эй, кто-нибудь, принесите мой сундук из избы. Там приданое томится уж лет десять лишних.
Услышав в её голосе что-то такое, чему нельзя не подчиниться, побежали к её избе два юных шалопая. Их староста останавливать не стал, лишь рукой махнул, да и сам отчего-то расхотел осаживать внезапно обнаглевшую селянку.
– Ладноть… Пойду я, – сказал староста и отправился за драконом.
* * *
Не прошло и минуты, как оба вышли на крыльцо. Староста опустил глаза, а дракон молча оглядывал жителей деревни. Почти все глядели себе под ноги, и лишь Матрёна ответила дракону уверенным взглядом с надменной улыбкой, от чего тот даже слегка улыбнулся в ответ.
Ещё немного помолчав, дракон произнёс:
– В общем так, люди. Не буду томить вас ожиданием, скажу всё сразу. Не нужны мне больше ваши бабы, и жечь вас огнём больше не буду. Можете жить спокойно и счастливо.
Среди людей ропот прошёл, одна Матрёна стояла с открытым ртом, выпученными глазами и глупой застывшей улыбкой. А первой пришла в себя та самая тётка, что дракона ей в мужья советовала.
– Это ж как оно так, уважаемый дракон? От чего нам милость такая полагаться стала?
– Чего скрывать, люди – старею я. И пороху уж маловато для пламени, и место жительства меняю, потому бабы ваши не нужны. Улечу в горы, где предки мои жили, там встречу старость и смерть – лет через триста.
Староста сбежал с крыльца вниз, встав рядом с остальными селянами, и с ужасом смотрел на дракона.
– Это что ж такое получается-то, а? Значится, ослабел ты, милсдарь? Зачем прилетел тогда?
– Прилетел извиниться за поля пожжённые, за избы порушенные, да и предупредить вас, чтоб больше не боялись и не ждали меня. Не со зла я это делал – такова природа моя, что огонь нет-нет да и пышет, пока молод. Не всегда отвернуться успевал, каюсь. И селянок больше брать не буду. Кстати, всем им у меня хорошо было. Чтоб ничего лишнего вы не думали – мне они как прислуга нужны были. Пока работали – я их учил грамоте, наукам разным. Потом вручал кошель с золотом, доставлял за тридесятое море – чтоб, если болтать про меня будут, «герои-воители» найтись не смогли. Большинство из них весьма неплохо устроились: одна – женой князя стала, три – лавки свои открыли, а некоторые в науках сильными сделались. Одна беда: к вам в Гадюкино никто возвращаться не захотел. Ни одна за все годы…
И постепенно к селянам приходила уверенность, что дракон не врёт, что всё так, как он говорит. А с уверенностью этой голоса становились громче, а возмущения чаще.
– То есть, мать твою змеиную, не хотел, да жёг? – ехидно поинтересовался дед в треухе, надетом на голову, несмотря на жару. – А мы опосля тебя заново отстраивайся, да поля сей?! Да ты хоть раз избу рубил?! Плуг в руках держал?!
Селяне замерли. Хоть и проходил страх, но не так быстро. Потому и говорить с драконом в таком тоне считали преждевременным. Но дракон лишь улыбнулся и грустно ответил деду:
– Да, уважаемый, именно так: не хотел, да жёг. Сожалею. Может быть, легче вам будет от того, что большая часть моего пламени в небо уходила? А то б уже и деревни давно не было. Но, как я и сказал – больше не пожгу ничего. Прощайте!
Осмелели селяне, глядючи на столь тихого, доброго и слабого дракона. В этот момент и Матрёна от столбняка, вызванного новостями драконовыми, отошла:
– Так ты что ж, каждый год по бабе из деревни нашей в люди выводил, а меня тут оставить хочешь?! Совесть-то есть у тебя?
Но голос одной селянки заглушили голоса всех остальных, наперебой возмущавшихся тем, что пожёг и порушил дракон за минувшие годы. Гул нарастал, и уже через пару минут оказалось, что обиды селян на дракона стали обширнее. И засуха, и излишняя дождливость, и град – кому, окромя дракона, честным людям пакостить? Даже Игнат, который, оказывается, за соседней избой прятался, прибежал обратно и выкрикнул:
– Да что там говорить, он меня в логово унести собирался!
Дракон от этих слов онемел и попытался что-то возразить, но жители деревни, помнившие задумку про ратный подвиг Игната, всё поняли и согласились с односельчанином.
– Бей его! – закричал кто-то в толпе, и толпа бросилась на дракона.
Поначалу он отбивался, но мужики в драку лезли осторожно, а баб бить он не приучен был – совесть и воспитание не позволяли. Так и упал на сырую землю, уже не пытаясь объяснить людям, что и жёг не намеренно, и женщинам, по сути, путёвки в жизнь давал. Уже почти погибая, он вновь превратился в крылатого змея, что позволило взлететь и устремиться подальше от этой деревни. Припадал, правда, на левое крыло – в человечьем обличье руку вывихнули.
А хоть и улетел – рассказов о победе над драконом меньше не стало. Самые бойкие из селян вещали, что отрубили когти, которые потом носили на шее, как знак своей доблести. Шутка ли: дракона одолели! Некоторые якобы крыльями поживились, кафтаны из кожи драконьей пошили и сапоги. Голову-де отрезал староста, прибил её в горнице, а под ней повесил меч, что от прадеда достался, да ненадобен в хозяйстве был. Подтвердить некому было (никому доказательств гадюкинцы не показывали), но люди правду свою блюли: иных мыслей не допускали.
Много лет после того жители деревни похвалялись во всей округе, как победили чудище страшное. И сразу же после подвига переименовали они деревню свою в Драконовку. Да только не прижилось название: как называли её Гадюкино, так и продолжали. И невдомёк было селянам, что люд окрестный их сродни змеям одноимённым считал, от того и название появилось в стародавние ещё времена.
…Всё больше историй рассказывалось в горнице избы старосты, ликовали люди. А дракон доживал свой век на горе неведомой и удивлялся человеческой природе.
__________________________
Лето было всё ближе, а это значило, что в деревню Гадюкино скоро прилетит дракон. Боялись селяне, а поделать не могли ничего. Всей деревней своей к соседям обращались за помощью. Но среди всех деревень окрестных не оказалось у них дружных соседей, что помочь пожелали бы. Поговаривали, что не любят жителей Гадюкино за характер пакостный, да можно ли верить тому? Но лето близилось, а с ним и страх. Хотя, правду сказать, с годами он становился чуть меньше. Была тому причина веская…
* * *
Дракон старел, и это было заметно. Бывало ж как: прилетал раз в год ближе к лету, требовал невесту, подпаливал две-три избы, чтоб возражать неповадно было, забирал бабу и улетал. А в последние годы – иначе. Прилетал, обращался человеком, заходил в избу к старосте и… молчал. Смотрел укоризненно, словно хотел пристыдить жителей деревни за что-то. Понятно, что девушек жаль отдавать было. А уж если стареет змеюка летучая – авось не сильно и подпалит, коли что не понравится! Можно и не самых красивых подсунуть. Однако ж, получив бабу (какую дадут), забирал её дракон и улетал. И полей всё меньше сжигал. Оттого и замыслили мужики подвиг ратный совершить – мужика ему в бабьем платье подсунуть. Заберёт его дракон, дескать, притащит в логово, а пока разберётся – мужик ему голову и снесёт.
Долго спорили жители деревни, кого дракону всучить. Вроде бы и самого сильного надо – да только вдруг что не так пойдёт? Жалко, сильный в хозяйстве нужен. Кого послабее – тоже нельзя, а ну как не справится? Пытались и бабы в споре участвовать. Высказали мужикам, что, мол, нельзя под женской юбкой прятаться, а надо выйти на дракона всей деревней и победить его. Посмеялись над бабами мужики: нешто победишь дракона-то вот таким образом? Это не советы глупые давать. В общем, долго деревня спорила, а в итоге Игната выбрали. Вроде бы и не самый сильный, но и слабым не назовёшь. И шанс победить есть, и, если погибнет – не так жалко.
* * *
Поначалу всё шло, как по маслу. Прилетел дракон, баню снёс, сараи. Привыкли все, восстановить – дело не хитрое. Зашёл в избу, уже в человечьем обличье, посмотрел на старосту ярко-зелёными глазами, во дне которых по-прежнему полыхал огонь, и сказал:
– Здравствуй, мужик. Собирай народ!
Обалдел от удивления староста. Уж лет пять как молчал дракон, а тут – на тебе!
– Всё понимаем, милсдарь, – пролепетал староста. – Ну не осталось красивых баб у нас, а что есть – даём!
– Да не про то я, – ответил дракон. – Поговорить я с вами хочу. Со всей деревней. Соберёшь народ?
Жутковато стало старосте. Кто знает, что у дракона на уме? Может, изничтожить всех разом решил? Испуганно смотрел староста в зелёные очи и молчал, не зная, что ответить. Однако ж долго молчать было ещё страшнее, потому выдавил он из себя:
– Соберём, конечно. Вы, уважаемый, посидите тут чутка, а я пойду людей кликну. Ладненько?
Не дожидаясь ответа, староста попятился в сторону двери и выскочил на крыльцо. Закрыв дверь, он быстро развернулся и шумно выдохнул, утирая рукавом рубахи пот со лба. Недалеко от крыльца стояли селяне и молча глядели на старосту. Боялись и ждали: непонятно чего, но плохого.
Собравшись с мыслями, староста обратился к землякам:
– В общем так. Поговорить он хочет. Со всеми. Об чём – не знаю.
Тихий ропот прошёл среди жителей. И только Игнат вдруг молча развернулся и побежал куда-то, на ходу срывая с себя женскую одежду. Обернувшись ему вслед, несколько селян тоже начали было пятиться назад, но староста умел, когда хотел, удержать народ.
– А ну стоять! – тихо прорычал он. – Кто уйдёт – сам попрошу гостя, чтоб избу тому спалил! С Игнатом потом разберёмся. И да, Матрёна – с драконом полетишь, раз Игнат испугался.
Высокая нескладная девка лет двадцати пяти прикрыла платком лицо и зарыдала, медленно опускаясь на землю.
– Чего рыдаешь, дура? – строго спросила её дородная пожилая тётка. – Замуж не берёт никто, все сроки прошли. А тут, может, счастье твоё – охомутаешь змея, да и будешь как царица жить во дворце у него!
Матрёна внезапно замолчала и встала с земли. Поправив на голове платок, она оглядела селян каким-то новым для них взглядом, в котором почудилась им непреклонная воля и власть – как у князя, который раз мимо деревни проезжал, годков десять назад. Улыбнувшись, она перевела взгляд на старосту и тихо сказала:
– А что? И пойду, коли надо. Эй, кто-нибудь, принесите мой сундук из избы. Там приданое томится уж лет десять лишних.
Услышав в её голосе что-то такое, чему нельзя не подчиниться, побежали к её избе два юных шалопая. Их староста останавливать не стал, лишь рукой махнул, да и сам отчего-то расхотел осаживать внезапно обнаглевшую селянку.
– Ладноть… Пойду я, – сказал староста и отправился за драконом.
* * *
Не прошло и минуты, как оба вышли на крыльцо. Староста опустил глаза, а дракон молча оглядывал жителей деревни. Почти все глядели себе под ноги, и лишь Матрёна ответила дракону уверенным взглядом с надменной улыбкой, от чего тот даже слегка улыбнулся в ответ.
Ещё немного помолчав, дракон произнёс:
– В общем так, люди. Не буду томить вас ожиданием, скажу всё сразу. Не нужны мне больше ваши бабы, и жечь вас огнём больше не буду. Можете жить спокойно и счастливо.
Среди людей ропот прошёл, одна Матрёна стояла с открытым ртом, выпученными глазами и глупой застывшей улыбкой. А первой пришла в себя та самая тётка, что дракона ей в мужья советовала.
– Это ж как оно так, уважаемый дракон? От чего нам милость такая полагаться стала?
– Чего скрывать, люди – старею я. И пороху уж маловато для пламени, и место жительства меняю, потому бабы ваши не нужны. Улечу в горы, где предки мои жили, там встречу старость и смерть – лет через триста.
Староста сбежал с крыльца вниз, встав рядом с остальными селянами, и с ужасом смотрел на дракона.
– Это что ж такое получается-то, а? Значится, ослабел ты, милсдарь? Зачем прилетел тогда?
– Прилетел извиниться за поля пожжённые, за избы порушенные, да и предупредить вас, чтоб больше не боялись и не ждали меня. Не со зла я это делал – такова природа моя, что огонь нет-нет да и пышет, пока молод. Не всегда отвернуться успевал, каюсь. И селянок больше брать не буду. Кстати, всем им у меня хорошо было. Чтоб ничего лишнего вы не думали – мне они как прислуга нужны были. Пока работали – я их учил грамоте, наукам разным. Потом вручал кошель с золотом, доставлял за тридесятое море – чтоб, если болтать про меня будут, «герои-воители» найтись не смогли. Большинство из них весьма неплохо устроились: одна – женой князя стала, три – лавки свои открыли, а некоторые в науках сильными сделались. Одна беда: к вам в Гадюкино никто возвращаться не захотел. Ни одна за все годы…
И постепенно к селянам приходила уверенность, что дракон не врёт, что всё так, как он говорит. А с уверенностью этой голоса становились громче, а возмущения чаще.
– То есть, мать твою змеиную, не хотел, да жёг? – ехидно поинтересовался дед в треухе, надетом на голову, несмотря на жару. – А мы опосля тебя заново отстраивайся, да поля сей?! Да ты хоть раз избу рубил?! Плуг в руках держал?!
Селяне замерли. Хоть и проходил страх, но не так быстро. Потому и говорить с драконом в таком тоне считали преждевременным. Но дракон лишь улыбнулся и грустно ответил деду:
– Да, уважаемый, именно так: не хотел, да жёг. Сожалею. Может быть, легче вам будет от того, что большая часть моего пламени в небо уходила? А то б уже и деревни давно не было. Но, как я и сказал – больше не пожгу ничего. Прощайте!
Осмелели селяне, глядючи на столь тихого, доброго и слабого дракона. В этот момент и Матрёна от столбняка, вызванного новостями драконовыми, отошла:
– Так ты что ж, каждый год по бабе из деревни нашей в люди выводил, а меня тут оставить хочешь?! Совесть-то есть у тебя?
Но голос одной селянки заглушили голоса всех остальных, наперебой возмущавшихся тем, что пожёг и порушил дракон за минувшие годы. Гул нарастал, и уже через пару минут оказалось, что обиды селян на дракона стали обширнее. И засуха, и излишняя дождливость, и град – кому, окромя дракона, честным людям пакостить? Даже Игнат, который, оказывается, за соседней избой прятался, прибежал обратно и выкрикнул:
– Да что там говорить, он меня в логово унести собирался!
Дракон от этих слов онемел и попытался что-то возразить, но жители деревни, помнившие задумку про ратный подвиг Игната, всё поняли и согласились с односельчанином.
– Бей его! – закричал кто-то в толпе, и толпа бросилась на дракона.
Поначалу он отбивался, но мужики в драку лезли осторожно, а баб бить он не приучен был – совесть и воспитание не позволяли. Так и упал на сырую землю, уже не пытаясь объяснить людям, что и жёг не намеренно, и женщинам, по сути, путёвки в жизнь давал. Уже почти погибая, он вновь превратился в крылатого змея, что позволило взлететь и устремиться подальше от этой деревни. Припадал, правда, на левое крыло – в человечьем обличье руку вывихнули.
А хоть и улетел – рассказов о победе над драконом меньше не стало. Самые бойкие из селян вещали, что отрубили когти, которые потом носили на шее, как знак своей доблести. Шутка ли: дракона одолели! Некоторые якобы крыльями поживились, кафтаны из кожи драконьей пошили и сапоги. Голову-де отрезал староста, прибил её в горнице, а под ней повесил меч, что от прадеда достался, да ненадобен в хозяйстве был. Подтвердить некому было (никому доказательств гадюкинцы не показывали), но люди правду свою блюли: иных мыслей не допускали.
Много лет после того жители деревни похвалялись во всей округе, как победили чудище страшное. И сразу же после подвига переименовали они деревню свою в Драконовку. Да только не прижилось название: как называли её Гадюкино, так и продолжали. И невдомёк было селянам, что люд окрестный их сродни змеям одноимённым считал, от того и название появилось в стародавние ещё времена.
…Всё больше историй рассказывалось в горнице избы старосты, ликовали люди. А дракон доживал свой век на горе неведомой и удивлялся человеческой природе.
__________________________