Владимир АЛЕЙНИКОВ. Стихотворения, вышедшие в СМОГе.

Когда вовсю гуляет самозванство
я старше вас хотя бы потому
что жить хочу и прячу постоянство
и ничего не спрашивал в Крыму

семиколечной обладая пробой
как лунь пуглив чего же пожелать
и чёрный уголь учредить попробуй
мне жить как жать а временами ждать

где канцелярским клеем свяжут злыдни
пустоволосый выгорел Борей
а что забыл и Богу не обидно
и ты Азов приятель голубей.

1965

* * *

Тавриды благодать теплее исподлобья
злопамятная глушь поверье ли тоске
ты руки протянул и вьётся в изголовье
зимы кручёный мел на грифельной доске

египетской сумой на столике укромном
и розовым вьюном табачного цветка
ты время подарил и поровну дворовым
ты жизни пожелал печаль моя легка

холодным серебром касаться переулка
ты радуге верни не в силах повернуть
осенние цветы ограды и прогулки
акации вокруг и некуда взглянуть

так будет же светла за то что называла
медлительным веслом венком и наконец
ты руки протянул и время миновало
и нежности своей жестокий образец.

1965

* * *

Когда раскрывая окно
мы слышим кружение влаги
чернее стучит домино
и комкает груду бумаги

тогда за роялем разгул
и лозы послушны погоде
которую ливень согнул
и розу подслушал в народе

такая забота сулит
вторичные признаки света
и низкие клювы синиц
едва шевелят эстафету

и только изменится зов
незыблемых свитков рожденья
стрижи начинают с азов
и майских жуков наважденье

а вечером свежей травой
припухшей от жалости пятен
и рвущей зрачки синевой
раскованный гомон понятен

тогда тишине по плечу
корнями рождённого строя
качать нараспев алычу
и лето заполнить собою.

1965

* * *

Хозяюшка уже ничем
не удержать моей кончины
такая тяжесть на ручей
и хрипота неизлечима

здесь камень вымощен луной
и башен сомкнуты запястья
пока заёмной стороной
служили зависти и страсти

а жемчуг слаб и молчалив
и в моде слава гулевая
когда колышется вдали
Фанагория золотая

и умоляют погреба
сырую проповедь вершины
ромашкой вытереть со лба
и полотенцами жасмина

такую истину хранить
листать нечитанные книги
и полночь к сердцу прислонить
ведёрком мокрой ежевики

такую родину беречь
и уносить с собою в споре
прибоя медленную речь
и бормотанье Черноморья.

1965

* * *

Где дождь нежданный и прямой
и весь наружу бесноватый
воскресный парк глухонемой
роняет хлопья виновато

когда же заново затих
и захлебнулась черепица
с весёлой россыпью шутих
уже сдружили очевидцев

ловили взгляд поводырей
слепые возгласы левкоя
дымились кольца фонарей
тягучей влагой городскою

каким же именем зовём
каким желанием колышем
когда оскоминою в нём
не появляется затишье?

и на пороге высоты
где тишина неразрешима
тревожной сладкой суеты
тугие сдвинуты пружины.

1965

* * *

По утрам у крыжовника жар
и малина в серебряной шапочке
в пузырьках фиолетовый шар
на соломинке еле удержится

прилетает слепой соловей
белотелая мальва не движется
по садам поищи сыновей
оглянись и уже не наищешься

от щекотки безлиственной двор
близоруко рыдает и ёжится
у хозяек простой разговор
затерялись иголки и ножницы

отличи же попробуй врага
если слово увенчано веткою
где спорыш шевелил по ногам
и сирень отцвела малолеткою

если олово лужиц темней
и гордыня домашняя грешная
утешает своих сыновей
и скворешников шествие спешное.

1965

* * *

Лазурь моя ты вровень с чередой
раскосых ливней глины домовитой
такая ширь торгуется гурьбой
а мы теперь раскованы и квиты

гитару тронь размолвка ни при чём
впервые горы запросто со мною
свечным нагаром флотским сургучом
овечьих пастбищ равной крутизною

лазурь моя ты поровну с росой
разбег ручья стрижей недоуменье
то острова крутою полосой
то с парусом сужаясь озаренье

так подари и вымолви люблю
разлуки льнут распахнуты страницы
а ты живёшь и словно во хмелю
июля взгляд и кровель вереница.

1965

* * *

У нас зима на поводу
но то и дело год от года
бывает ветрена в бреду
такая лунная погода

замёрзших пальцев хруст слегка
прикосновение улыбки
ладони маленькие зыбки
недоумение сверчка

всё глуше скрипок небеса
на белокурые вечерни
и только снег намечен в черни
припоминая голоса

но что за сумерками впредь –
ограды в иглах осторожны
прохлада россыпью острожной
и невозможно посмотреть

скользя всё выше поясок
кольчужной долькою расправлен
органа лиственного вправе
голубизной наискосок

захлёстнут кольцами в залог
на безымянном пепелище
столицы символ неподвижен
с архангелом единорог

и только волосы твои –
созвездия сухая накипь
трамваев ягоды в накрапе
бокалы круглые любви

и только сутолоку рви
на переплёте Часослова
рябины врозь и бирюзова
резьба разумная листвы

румянец утренний пруда
рогатый оборотень моды
пора игорная природы
стрекозы уличные льда.

1965

ПРОВИНЦИЯ

Сверчок на усиках повис
я неразборчиво кружа
на положении кулис
жду продолженья мятежа

зелёным ковриком свежа
на переулок наливной
берёзы лень перебежал
для переклички головной

бульвара яблочная гладь
и голубь лепета немой
но это радует игла
веснушек хлопоты весной

и так до ужаса щедрот
рассветным щебетом окрест
разноязычный говорок
колодец или перевес

пылают волосы во тьме
деревья кроны берегут
прохожий шелест обо мне
похоже вымолвить дадут

и даже некому войти
но как и прежде вечера
с начала щебета почти
считали женщины вчера

но всё равно наоборот
достойны участи своей
окрепли локоны и рот
и груди стали тяжелей

но к животу припав дрожа
надломлен рядом вразнобой
где ветру туго на дрожжах
и верба шепчется с тобой.

Долгие месяцы лёд или снег
в тюле ломается – лень помутнев
долгие месяцы то ли во сне
в Туле меняется то ли вослед
лён уломает и выманит гнев

долгие месяцы то ли Стожар
то ли желания шаль до утра
но круговая – пожар этажа
жаль наизнанку – подушка бодра

ранка кровавая душит смолой
великовозрастна до декабря –
в пряники вкраплена рябь молодой
вышивки юного голода зря

долгие месяцы веют над на-
ми нераспета и ля пополам
до потолка полагается дна
или рассвета расценивать храм

это ли южная летопись крыш!
тучи размеры на мелкие полосы!
это высокая поступь стоишь
над человеческой бодростью голоса

только ли яблоки сыплют слюдой?
только ли вишня настоем характера
кухонной утвари дарит бедой
и чудесам причитания матери?

долгие месяцы к дому друзей
ласточка медлит протяжная песенка
или бессмертия ждёт ротозей
долгим поклоном столетника плесенке

полупрозрачная ватная вдоль
лестница плещет ступеньками разницу –
так научи утомительна столь
так убедительны зоркие празднества

о! голубые виски подняла
рыба – и лоб распрямляя старательно
реки расправили вновь удила
реяли стаями цели внимательной

наша земля потеряла любовь
лишь светляки подарили значение
о мореходная сходка долгов!
точкой намечено пересечение

там мировыми столбами Господь
шар поднимает – и тлеет на пару с ней
каменной бабы скользящая плоть
над глубиною коралловых зарослей.

III

Мы замечали иногда
что невозможна реже
незаменимая всегда
равнина печенежья

о побережья благодать
и яруса прохлада!
соизмеримая тетрадь
до паруса и взгляда

передовая моряка!
наращивай на равных
кривые хлопья с пиджака
с прихожей или ванной

и чтобы выловить испуг
одеты поколенья
от шишек ёлочных от мук
волнения и лени

и если рыщет тугодум
желанием измерьте
рукопожатья близость дум
и в то же время смерти

о неужели это нам
с чердачной пылью в теле
немногим больше простыням
чем есть на самом деле?

играй улаживай равней
но подойди поближе –
на карнавале королей
высокие увижу

о сколько лопастей и стрел
намечено и скрыто!
но даже сад не опустел
и яблоко разбито

недолговечен ураган
равнения и строя!
колоды карточным домам
военного покроя

подснежник вылинял во льду
но таяли и тлели
бокалы в каплях на виду
до самого апреля

и чтобы поровну на треть
не выронили сами
я выбрал эту круговерть
и розовое пламя

что наша родина сильней
и сутолока выше
но сжатость ящерицы в ней
растает неподвижна.

Так на весах с проводником
уздою просит коромысла
подсвечник шапошных знакомств
для равноденствия и смысла

застольным ландышем взамен
гитары ветреной июля
черноголовые уснули
перекрещенья перемен

и там в безмолвии ночном
где ветка ивы остролистой
отроги мрачные втроём
для передачи австралийской

природа плещется живи
Наташа! радуется ласке
уединения любви
подобострастная развязка

зеленоглаз простоволос
доволен жизнью беспредельно
на склоне рыцарского тела
победным вымпелом берёз

в кофейных зёрнах отсырев
асфальта вылитые звенья
на берегу стихотворенья
переведу перегорев

великой млечности настой
такое вновь перенимая
бескровный город роговой
улитка радужная мая.

С годами пришедшие с моря
сдирают загар цепенея
торопятся проводы кори
и ропоту хлопоты с нею

прислуга любви не замедлит
ловить в постепенности тая
смолистого лепета леди
прогул самодельного края

и рост проследить исподлобья
надбровными дугами рея
в разорванном правдоподобье
пытается поступь пигмея.

На майке фасон синебровый
молочные тяготы крепости
доносится беспрекословно
лягушек речная нелепица

плотина звучит коротая
но рядом и реже у лопасти
настой леденца замечая
прикус шоколадный торопится

теряя и грея размах
жемчужная топь переспрашивай
кулачная в полутонах
цепная на сгустках оранжевых

и там выбирай свысока
талон распечатывай – вынеси
счастливый товар моряка
налёт фиолетовой примеси

чуть слышно дремота плывёт
покой родниковый превысится
вода ледниковая плот
подымет и выручит выходцев

тогда новогодняя гладь
её ненаглядная просится
унылая лесенка вспять
церковная разноголосица.

VII

Три вымпела реют во рву
у города ранит укрытие
на сгибе луча изорву
звезду золотую наития

ещё серпантин замирал
до судорог рядом до скорого
течения бурь кочевал
точёных ботфорт Христофоровых

любимые! нечего страх
разменивать вечеру! разница –
слоёный (солёный) кристалл впопыхах
верительной грамоты празднества

повальная так глубока
до обморока неурядица!
военная сеть паука
уляжется или уладится

игольчатых стрел начеку
купается новое плаванье
корвет боевой наверху
колёса и волосы гавани

вороны сигнальная тьма
задира молчун перечитывай
копеечной розни тюрьма
гостинцев и сладости липовой

даримая до кругаля
ранимая до одарения
торопится вплавь шевеля
таинственной россыпью гения.

1966