Ефим БЕРШИН. СМОГ – имя существующее. О первой публикации СМОГа

– Даже не думай, – сказал Аркаша. – Все равно не напечатают. У нас одних приводов только сколько.

Приводы – это приводы в милицию. Их, действительно, было немало. Но дело тут было не в политике, а, скорее, в обычном (а то и необычном) хулиганстве. А что милиционерам оставалось делать, если подвыпившему поэту вдруг захотелось кирпичом разнести вдребезги витрину магазина? А то еще вот что устраивали: аттракцион зависания. Представьте, заходят в вагон метро несколько молодых людей, а потом вдруг, как по команде, подтягиваются на поручнях, забрасывают на них ноги, отпускают руки и так висят вниз головой, вызывая мягко говоря смешанные чувства у обывателей, спешащих на работу или с работы. Ну, как таких не привести в милицию? Думаю, что милиционерам не очень-то и хотелось с ними связываться, но – служба.

Что это было? Ребята попали в расщелину времен: к хрущевской оттепели опоздали родиться, а до новой оттепели было еще далеко. Поэтому таким образом они частенько пытались привлечь к себе внимание. Их не печатали. Иногда какое-нибудь одно стихотворение вдруг неожиданно просачивалось в печать. Леониду Губанову с помощью Евгения Евтушенко удалось напечатать в «Юности» двенадцать срок из поэмы «Полина». Женя Блажеевский помог Аркадию Пахомову напечатать одно стихотворение в маленьком поэтическом журнальчике. Конечно, работникам официальной печати даже в голову не могло прийти признать их группу – группой и напечатать их вместе.

Когда я все-таки решил попробовать, в стране еще была цензура. Но мне повезло с цензором: молодой еще парень оказался заядлым футбольным болельщиком. Поэтому, когда я входил к нему, немедленно начинал разговор о футболе. Мы обсуждали последние игры, после чего я подсовывал ему тексты. Он проглатывал, потому что болельщицкая солидарность, видимо, важнее политики. Кстати, после публикации СМОГистов, по проторенной дорожке, мне тогда же удалось впервые напечатать многих из тех, кого вообще не печатали или не печатали десятилетиями – Андрея Синявского, Юрия Айхенвальда, Наталью Горбаневскую, очерк и лагерные стихи Юрия Домбровского и многих других лагерников, эмигрантов, диссидентов и пр.

Публикацию мы готовили вместе с Володей Алейниковым на его квартире. Целый день сидели, работали, после чего я отнес в газету статью и стихи. Все получилось. Я стал первым публикатором СМОГа, как группы единомышленников, как неформальной литературной организации. К сожалению, Володя в своих мемуарах начисто забыл о том, кто добился легализации СМОГа. Что ж, бывает.

Для меня СМОГ – это четыре поэта (Леонид Губанов, Аркадий Пахомов, Юрий Кублановский, Владимир Алейников), бард Володя Бережков и художник Николай Нетбайло. Остальных, примкнувших, я в расчет не беру. Юрий Кублановский был вынужден эмигрировать, но потом вернулся, живет в Поленово и вдобавок к поэзии стал еще и очень интересным историком. Лидер группы Леонид Губанов, как и положено в России поэтам, умер в 37 лет, оставив несколько пронзительных поэтических открытий. Аркадий Пахомов прожил дольше, но тоже умер достаточно молодым, успев написать совсем небольшое количество удивительных и своеобразных стихотворений. А Володя Бережков по-прежнему выступает и на каждом концерте исполняет свою знаменитую «Соломинку».

Судьбы СМОГистов сложились по-разному. Но свой след, свое имя в русской поэзии они оставили. А это самое главное.

– Даже не думай, – сказал Аркаша. – Все равно не напечатают. У нас одних приводов только сколько.

Приводы – это приводы в милицию. Их, действительно, было немало. Но дело тут было не в политике, а, скорее, в обычном (а то и необычном) хулиганстве. А что милиционерам оставалось делать, если подвыпившему поэту вдруг захотелось кирпичом разнести вдребезги витрину магазина? А то еще вот что устраивали: аттракцион зависания. Представьте, заходят в вагон метро несколько молодых людей, а потом вдруг, как по команде, подтягиваются на поручнях, забрасывают на них ноги, отпускают руки и так висят вниз головой, вызывая мягко говоря смешанные чувства у обывателей, спешащих на работу или с работы. Ну, как таких не привести в милицию? Думаю, что милиционерам не очень-то и хотелось с ними связываться, но – служба.

Что это было? Ребята попали в расщелину времен: к хрущевской оттепели опоздали родиться, а до новой оттепели было еще далеко. Поэтому таким образом они частенько пытались привлечь к себе внимание. Их не печатали. Иногда какое-нибудь одно стихотворение вдруг неожиданно просачивалось в печать. Леониду Губанову с помощью Евгения Евтушенко удалось напечатать в «Юности» двенадцать срок из поэмы «Полина». Женя Блажеевский помог Аркадию Пахомову напечатать одно стихотворение в маленьком поэтическом журнальчике. Конечно, работникам официальной печати даже в голову не могло прийти признать их группу – группой и напечатать их вместе.

Когда я все-таки решил попробовать, в стране еще была цензура. Но мне повезло с цензором: молодой еще парень оказался заядлым футбольным болельщиком. Поэтому, когда я входил к нему, немедленно начинал разговор о футболе. Мы обсуждали последние игры, после чего я подсовывал ему тексты. Он проглатывал, потому что болельщицкая солидарность, видимо, важнее политики. Кстати, после публикации СМОГистов, по проторенной дорожке, мне тогда же удалось впервые напечатать многих из тех, кого вообще не печатали или не печатали десятилетиями – Андрея Синявского, Юрия Айхенвальда, Наталью Горбаневскую, очерк и лагерные стихи Юрия Домбровского и многих других лагерников, эмигрантов, диссидентов и пр.

Публикацию мы готовили вместе с Володей Алейниковым на его квартире. Целый день сидели, работали, после чего я отнес в газету статью и стихи. Все получилось. Я стал первым публикатором СМОГа, как группы единомышленников, как неформальной литературной организации. К сожалению, Володя в своих мемуарах начисто забыл о том, кто добился легализации СМОГа. Что ж, бывает.

Для меня СМОГ – это четыре поэта (Леонид Губанов, Аркадий Пахомов, Юрий Кублановский, Владимир Алейников), бард Володя Бережков и художник Николай Нетбайло. Остальных, примкнувших, я в расчет не беру. Юрий Кублановский был вынужден эмигрировать, но потом вернулся, живет в Поленово и вдобавок к поэзии стал еще и очень интересным историком. Лидер группы Леонид Губанов, как и положено в России поэтам, умер в 37 лет, оставив несколько пронзительных поэтических открытий. Аркадий Пахомов прожил дольше, но тоже умер достаточно молодым, успев написать совсем небольшое количество удивительных и своеобразных стихотворений. А Володя Бережков по-прежнему выступает и на каждом концерте исполняет свою знаменитую «Соломинку».

Судьбы СМОГистов сложились по-разному. Но свой след, свое имя в русской поэзии они оставили. А это самое главное.