ЮЛИЯ ПЕТРУСЕВИЧЮТЕ ● КНИГА БЕЛОЙ И АЛОЙ ЛУНЫ ● СТИХИ

ЮЛИЯ ПЕТРУСЕВИЧЮТЕ В холодных подворотнях стынет свет,
И мы уходим в теплые квартиры
И закрываем дверь. И власти мира
До самого утра над нами нет.

В аквариумах собственных домов
Друг друга принимаем, как лекарства,
И бледная химера государства
Становится набором стертых слов.

 

Жизнь обретает запах, вес и цвет
И обрастает мелочью деталей.
И Марс в ночном окне куда реальней,
Чем утренние выпуски газет.

 

Которых нет. Взамен жестокий глаз
Глядит на нас до самого рассвета.
Со следа не собьется волк. Планета
Готовится к вторжению на Марс.

 

***

Наши сны в книгу Алой и Белой луны
Аккуратно записаны кем-то и в видеоряд сведены.
И едва закрывая глаза, мы срываемся в бег,
Чтобы прыгнуть из мертвого века в родившийся век.
Так бежит через реку по льдинам не пойманный волк –
Через трещины, сколы, разломы, и слышит поток
То ли черной воды, то ли темного времени, то ли беды,
На следу оставляя подплывшие кровью следы.
Это красной луны непонятный, но явственный зов –
То, что нас превращает в идущих по следу волков,
То, что нас заставляет бежать, не касаясь земли,
Оставляя тела на бегу в придорожной пыли.

***

Это красной луны притяжение. Это магнит.
Это тянется нить прямиком в лабиринты орбит
И ведет в небо красной, голодной и жадной луны
Из обломков планеты, из крепких объятий войны.

Этот мир остывает. Слабеет источник тепла,
Прогорает дотла, и скрипит под ногами зола.
На блуждающий в небе огонь, на огонь маяка
Нас швыряет с размаху тоска, чья-то злая рука.

Три сестры тянут тонкую ниточку сквозь времена,
И Безумие, Страх и Отчаянье – их имена.
Их дрожащие пальцы скользят по орбитам планет,
Заплетая дорогу на многие тысячи лет.

Ими свитая нить – притяжение алой луны –
Холодком, сквознячком, паучком пробежит вдоль спины.
В лабиринтах артерий дрожащая, тянет насквозь,
Как в игольное ушко, в земную продетая ось.

***

И город затонул. Холодный дождь
Кругами разбегается по лужам.
Ты одинок, ты слаб, ты безоружен,
Ты никуда отсюда не уйдешь.

Ты пленник Атлантиды. В глубине,
На дне времен, среди немых созданий,
Ты связан, ты прикован, ты раздавлен
Обломками. Ты слышишь зов извне.

Далекий, еле слышный волчий вой,
Дрожащий от восторга и тоски.
И дыбом шерсть встает не по-людски,
И ты по-волчьи алой пьян луной,

Которая в зените над тобой,
И тянет, тянет душу, как магнит.
И сила притяжения звенит
В твоей крови натянутой струной.

***

Я живу в тишине. В тихом шелесте медленных туч,
В серой башне у самой черты горизонта, над морем.
Это древний маяк, и по стеклам его перед штормом
Пробегает зеленый и острый как лезвие луч.

От него зажигается в башне сигнальный огонь,
Запускается весь механизм. Штормовая сирена
Завывает как дева морская, поднявшись из пены,
И торжественно вторит ее завыванию шторм.

Десять тысяч испуганных птиц от пределов земных,
Обезумев, летят и летят через край на тот свет,
В те края, где ни боли, ни страха, ни холода нет,
Где прозрачное море спокойно и ветер затих.

***

Над городом как будто дождь висит
И в нежной паутине тонут звуки,
И птицы разлетаются в испуге
Светилами, сошедшими с орбит,

Когда из дома выйдет человек,
Беспомощный и слабый, как букашка
И в странствие отправится бесстрашно
В тот край, где никогда не тает снег,

Откуда нет возврата в этот мир,
Слепой и нежный, смутный и прозрачный –
Так электричка нас увозит с дачи
В обыденную логику квартир.

Как затянулся август наших дней!
Сады стоят исполнены плодами
И не истерлись летние сандалии,
Вот только стали вечера длинней.

Мы в царстве бесконечных вечеров
Друг к другу ходим в гости. На верандах
Пьем чай. И в город собираться рано.
Так далеко еще до холодов…

***

В рыбацкие сети летели осенние листья,
А в небе плескалась до самого дна синева.
Слова созревали, как яблоки на Покрова,
И горло сжималось от каждого нового смысла.
Слова созревали и падали с веток в траву,
Светились меж листьями мягким немеркнущим светом.
А рыбы в прудах ждали только попутного ветра,
Чтоб стаями сняться с деревьев и плыть в синеву.
Осенний прилив затопил города и сады,
Медвяной и лунной водой заполняя пределы.
Деревья стояли в дожде и тихонько гудели,
Как медные яблоки Китежа из-под воды.

***

Я живу один. Здесь только пески да глина.
Деревья, чужие птицы, кусты, колючие травы, жуки населяют остров.
Я уже выучил их язык и подолгу беседую с ними.
Мы стараемся не задавать друг другу лишних вопросов.

Кто кого сожрал на ужин, у кого затопили жилище,
Кто я сам такой и откуда, и как попал сюда, на этот край света –
Это все вопросы из категории лишних.
Мы тактично их избегаем в наших долгих беседах.

Вместо этого мы говорим о ветрах, приливах,
О песке, о времени, о перелетах птичьих,
О поющей воде, о танцующих травах, о ветре в ивах,
О воздушных стихиях вообще и об их обычаях.

Я с утра разбирал иероглифы в белом камне –
Об устройстве мира и сути всего живого.
Я бросаю в море бутылку с сухими листками
Подорожника. Там записано главное слово.

***

Оторопь серой воды в эти серые дни
Дрожи озябших ладоней и листьев сродни.
В шаре хрустальном деревья стоят не дыша,
Ветра не видно, и капает время с ножа.
Капля за каплей стекает в прибрежный песок.
Что-то меняется исподтишка между строк.
Что-то растет изнутри, шевелится в земле,
И содрогается мир, отраженный в стекле.
Так поднимается кит из подводных глубин,
Так неуклюжий и страшный растет цеппелин,
Так вырастает из впадины горный хребет,
Так с корабля видят новый невиданный свет.
С дрожью и ужасом и упоеньем глядят,
Жизнь исступленно влагая в единственный взгляд,
Жадно глядят и не слышат свой собственный крик,
Как из-под темной воды восстает материк.
Шар замедляет на краткие доли разбег.
Мир изменяется. Это рождается век.

***

А про нас статьи не писаны
И законы не придуманы
Не построены цейхгаузы
Не поставлены диагнозы
Мы давным-давно расстреляны
В наших бабушках и дедушках
Мы давным-давно посажены
В землю на четыре сажени
Нас уже на свете не было
Мы убиты до рождения
Не осталось фотографии
И ни строчки биографии
Наши дети иллюзорные
Собирают из конструктора
Свое тело и сознание
Сюрреально-виртуальное

А над морем идет дождь
Прилипает песок к щеке
И песчинка на языке –
То, что ты с собой унесешь.ЮЛИЯ ПЕТРУСЕВИЧЮТЕ В холодных подворотнях стынет свет,
И мы уходим в теплые квартиры
И закрываем дверь. И власти мира
До самого утра над нами нет.

В аквариумах собственных домов
Друг друга принимаем, как лекарства,
И бледная химера государства
Становится набором стертых слов.

 

Жизнь обретает запах, вес и цвет
И обрастает мелочью деталей.
И Марс в ночном окне куда реальней,
Чем утренние выпуски газет.

 

Которых нет. Взамен жестокий глаз
Глядит на нас до самого рассвета.
Со следа не собьется волк. Планета
Готовится к вторжению на Марс.