НИНА БОЛЬШАКОВА ● НЕЗАКОНЧЕННОЕ ПИСЬМО ● ПРОЗА

НИНА БОЛЬШАКОВА Дорогой мой друг, продолжаю письмо. Ты просил написать о том, как прошел мой день 11 сентября 2001 года. Да, я была в Нью Йорке, на работе, когда это случилось. Уже прошло пять лет, а я все еще не написала об этом. Может быть, это письмо послужит основой моего будущего рассказа.
        День 11 сентября 2001 года я помню отчетливо, ярко. Я пришла на работу, вернее, приехала на метро, как обычно, к 9 утра.
         Работаю я в Манхаттэне на 83-й улице, между Коламбус авеню и Central Park West авеню. Это хороший район, Upper West Side. Извини, что пишу некоторые названия по английски, но если писать русскими буквами, очень уж коряво получается. Утро в тот день было очень ясное, теплое, солнечное. Все было как всегда, босс, бумаги, телефонные звонки, обычная рутина. Около 10 утра позвонила мама. Я взяла трубку, а она кричит: "Включайте телевизор, самолет врезался в Близнеца, в башню!"

          У меня свой маленький офис в квартире хозяев, на входе. Две комнатки, разделенные маленьким коридором, там же вход в ванную, босс заходит ко мне только если ему что-то нужно по работе, так что я чувствую себя довольно свободно. Я включила радио, там комментатор кричит: "Башня горит, господи, она горит!" Я побежала в глубь квартиры, нашла стариков-хозяев в гостиной и говорю им: "Близнец-башня горит, в нее врезался самолет, включайте скорей телевизор, там показывают, по радио передают!" Они смотрят на меня совершенно спокойно и говорят:
          – Не может такого быть, это, наверное, кино показывают, – и по-стариковски боясь всяких плохих новостей, телевизор не включают.
          Вижу, их не переубедить. Я побежала назад в свой офис, слышу, по радио говорят, что во вторую башню тоже врезался самолет, и что третий самолет сошел с курса и летит на Вашингтон. Позвонила маме, она мне рассказывает, что по телевизору показывают. Я опять пошла в гостиную, хозяева наконец-то включили телевизор, и я увидела…
          Это потом тысячу раз повторяли, но первый раз – это был шок. Башни горели, сбоку торчал хвост самолета, люди прыгали из окон, с верхних этажей, кто не надеялся выйти, и не знаю почему, совсем не было вертолетов.
         Никого не спасали с вертолетов, и пожар гасили тоже с земли, а не с пожарных вертолетов. И вдруг одна из башен рухнула. Клубы пыли, камней, людей, машины накрывает на глазах. Ужас. Конец света. Старики в страхе выключили телевизор, я ушла к себе, сижу, слушаю радио, думаю – это война.
         Радиотелефон выключили, потом я узнала что вся мобильная связь была отключена по всей стране… У меня в кабинете один из телефонов был обычный, малоточка, он почему-то работал. Я позвонила соседям, у них тоже был простой телефон, а у нас дома – радио, попросила их пойти сказать маме, чтобы она не выходила из дома, а соседка Тамара мне говорит:
         – Наша дочка, Настя, пошла на интервью, устраиваться на работу, этим утром в здание рядом с Близнецами, и теперь мы не можем ей дозвониться, мы не знаем, жива ли она. Вот ее номер, попробуйте ей дозвониться.
         Я стала звонить, набираю номер раз за разом, Настя, Настя, повторяю, ничего, глухо, ее мобильный телефон молчит, связи нет. Тут приходит хозяин и говорит:
         – Иди в банк, отнеси все чеки и деньги, в общем, сделай депозит.
         – Банк наверняка закрыт, нет же связи, а у них все операции делаются по интернету.
         – Нет, – настаивает, – иди и все. Ты должна делать свою работу.
         Нанялся что продался. У меня депозит уже был приготовлен, я взяла сумку и пошла в банк.
         Иду по Columbus Avenue в Chase банк, и идти мне недалеко, всего три блока, отделение банка располагается на углу Восемьдесят Шестой улицы. Надо тебе сказать, что Columbus Avenue на этом участке, от 83-ей до 86-ой, славится своими ресторанами; там подряд идут разнообразные этнические рестораны, кафе, и клиенты всегда есть. Столики на улице, цветы в горшках и кадках, белые скатерти, официанты в длинных фартуках.
         И вижу я, что во многих ресторанах сидят люди, едят, пьют кофе, читают газеты, непринужденно беседуют. Как будто ничего не просходит, и в пяти милях от нас не горят другие люди в башнях, под обломками. Меня это очень поразило.
         Дошла я до отделения банка, а в дверях стоит управляющий и никого не пускает, банк закрыт. Я его попросила выдать мне немного наличных с моего собственного счета, так как кредитки уже нигде не брали, это я по дороге выяснила, а у меня не оказалось наличных в кошельке. Он мне говорит:
         – Никак не могу, компьтеры, в смысле интернет, не работают, мы не можем делать никакие операции. Просто команды еще нет, а то я бы совсем закрыл отделение.
         Пошла я обратно, всего-то прошло минут пять, а по улице, прямо по проезжей части, мне навстречу идут люди, множество. Лица у них опрокинутые, сами они уставшие, запыленные. Многие мужчины в белых рубашках, галстуки распущены, пиджаки несут в руках, женщины в деловых костюмах. И те, что в ресторанах сидели, побросали салфетки на стол, положили вилки, опустили стаканы и тоже на дорогу вышли. Я спрашиваю у идущих, что такое происходит, а они говорят, что метро не работает, завалило станцию возле Близнецов, и их всех вывели, сначала через темный тоннель до ближайшей станции, а потом на поверхность, а метро закрыли. Автобусы тоже не ходили, все шли пешком.
         Я вернулась на работу, босс не может поверить, как это банк не работает. Ну, говорю, сходите сами, если мне не верите. Такая у него была вера в незыблемость его банковского счета, всего уклада жизни, просто потрясающе. Отдала ему сумку с депозитами, он вцепился в нее как в спасательный круг и унес к себе.
        Стала я опять звонить Насте, раз пятьдесят наверное набрала ее номер, и тут она мне ответила. Оказывается, утром только началось ее интервью, как это случилось. Все сразу побежали из здания на улицу, и потом, когда первая башня рухнула, люди, огромная толпа, побежали по Бродвею вверх, в Uptown, к мосту, чтобы выйти из Манхеттэна в Бруклин, но Бруклинский мост уже закрыли, и соседние мосты тоже. Людей полиция направляла вверх, в Мидтаун, до 42-ой улицы, а там по мосту – в Квинс. За мостом их встречали, раздавали воду, один владелец магазина привез машину спортивной обуви и отдавал бесплатно. Ведь люди шли пешком примерно 40 кварталов и очень длинный, почти миля длиной, мост. Настя опомнилась уже в Квинсе, смотрит – а у нее ноги все в крови. Она на интервью пришла в туфлях на высоких каблуках, и не почувствовала, как стерла ноги, пока не оказалась в безопасности. Вся, говорит, в пепле, в пыли. Костюм потом она выбросила, его ни одна чистка не брала.
          В этот день я ушла домой в половину пятого, немного раньше положенного. Нет, хозяева меня не отпустили, просто я им сказала, что мне надо наконец домой, мама там совсем одна, и ушла. Метро уже работало, и я доехала до своей остановки как обычно, без задержки. Только людей в вагоне было совсем мало, многие не верили, что метро уже работает.
         Погибло, как ты знаешь, около трех тысяч человек, половина до сих пор не идентифицирована. Некоторые компании погибли полностью, всем составом. В Близнецах сотни компаний арендовали помещения, там работало много русскоязычных, особенно в финансовых и программистских компаниях, и многие погибли.
        Около года после этого, пока разбирали завалы, как подует ветер снизу, с моря, так запах разложения в городе. Многих завалило в подземных гаражах, на станции метро, а туда не скоро докопались.
        Я в тот район не ездила несколько месяцев, не могла, а марте 2002 года приехал к нам знакомый из Питера, проездом на пару дней, и захотел посмотреть на Ground Zero. Я с ним поехала. Мы приехали вечером, уже после восьми и увидели:
       площадь значительная возле места падения, кварталов двадцать по периметру, наверное, была огорожена забором из плетеной проволоки, перекрыты улочки, везде стоит полиция. Все было засыпано серой пылью, и земля, и дома. Забор по всему периметру был снизу доверху увешан фотографиями погибших, с надписями, с описанием жизни, краткой биографией. Признания в любви, письма об одиночестве. Много было и таких: не верю, что ты погиб, возвращайся, дети тебя ждут. Такие фотографии и по городу на фонарных столбах долго висели. Цветы, флажки и флаги, транспаранты, множество плакатов, все о скорби, о потерях, о памяти. Никаких призывов к мести, ничего такого.
         Мы пошли вдоль забора и в одном месте увидели сбитую из досок смотровую площадку, очень похожую на дебаркадер на Оби, как я их помню из времен моего детства. Полиция туда уже не пускала, было поздно. Мы стояли рядом со входом, и тут я увидела, как подошла группа японцев, все в черных костюмах, с портфелями, и их пропустили, они были из ООН.
         Я тогда подошла к полицейским и говорю:
         – Как же так, вот их пустили, а мой друг прилетел из России и он здесь только на одну ночь, а вы нас не пускаете.
         Тогда один полицейский говорит:
         – Вот этот парень из России, специально прилетел, давайте их пустим.
         И они нас тоже пустили. Мы пошли по настилу и примерно посредине увидели надпись на досках:
         – Остановись! Если бы ты был здесь 11 сентября 2001 года, это был бы твой последний шаг.
         Мы дошли до края площадки и увидели огромный котлован, грузовики, бульдозеры, масса людей в масках с лопатами и ломами в руках, и все это залито светом прожекторов. Начали открывать подземный гараж, и был виден верхний ярус машин, засыпанных пеплом, но в остальном абсолютно целых. Кто его знает, может быть, в каких-то из них еще сидели люди.
  Ну вот, в основном. На этом буду заканчивать на сегодня. Пока.

НИНА БОЛЬШАКОВА Дорогой мой друг, продолжаю письмо. Ты просил написать о том, как прошел мой день 11 сентября 2001 года. Да, я была в Нью Йорке, на работе, когда это случилось. Уже прошло пять лет, а я все еще не написала об этом. Может быть, это письмо послужит основой моего будущего рассказа.
        День 11 сентября 2001 года я помню отчетливо, ярко. Я пришла на работу, вернее, приехала на метро, как обычно, к 9 утра.
         Работаю я в Манхаттэне на 83-й улице, между Коламбус авеню и Central Park West авеню. Это хороший район, Upper West Side. Извини, что пишу некоторые названия по английски, но если писать русскими буквами, очень уж коряво получается. Утро в тот день было очень ясное, теплое, солнечное. Все было как всегда, босс, бумаги, телефонные звонки, обычная рутина. Около 10 утра позвонила мама. Я взяла трубку, а она кричит: "Включайте телевизор, самолет врезался в Близнеца, в башню!"

          У меня свой маленький офис в квартире хозяев, на входе. Две комнатки, разделенные маленьким коридором, там же вход в ванную, босс заходит ко мне только если ему что-то нужно по работе, так что я чувствую себя довольно свободно. Я включила радио, там комментатор кричит: "Башня горит, господи, она горит!" Я побежала в глубь квартиры, нашла стариков-хозяев в гостиной и говорю им: "Близнец-башня горит, в нее врезался самолет, включайте скорей телевизор, там показывают, по радио передают!" Они смотрят на меня совершенно спокойно и говорят:
          – Не может такого быть, это, наверное, кино показывают, – и по-стариковски боясь всяких плохих новостей, телевизор не включают.
          Вижу, их не переубедить. Я побежала назад в свой офис, слышу, по радио говорят, что во вторую башню тоже врезался самолет, и что третий самолет сошел с курса и летит на Вашингтон. Позвонила маме, она мне рассказывает, что по телевизору показывают. Я опять пошла в гостиную, хозяева наконец-то включили телевизор, и я увидела…
          Это потом тысячу раз повторяли, но первый раз – это был шок. Башни горели, сбоку торчал хвост самолета, люди прыгали из окон, с верхних этажей, кто не надеялся выйти, и не знаю почему, совсем не было вертолетов.
         Никого не спасали с вертолетов, и пожар гасили тоже с земли, а не с пожарных вертолетов. И вдруг одна из башен рухнула. Клубы пыли, камней, людей, машины накрывает на глазах. Ужас. Конец света. Старики в страхе выключили телевизор, я ушла к себе, сижу, слушаю радио, думаю – это война.
         Радиотелефон выключили, потом я узнала что вся мобильная связь была отключена по всей стране… У меня в кабинете один из телефонов был обычный, малоточка, он почему-то работал. Я позвонила соседям, у них тоже был простой телефон, а у нас дома – радио, попросила их пойти сказать маме, чтобы она не выходила из дома, а соседка Тамара мне говорит:
         – Наша дочка, Настя, пошла на интервью, устраиваться на работу, этим утром в здание рядом с Близнецами, и теперь мы не можем ей дозвониться, мы не знаем, жива ли она. Вот ее номер, попробуйте ей дозвониться.
         Я стала звонить, набираю номер раз за разом, Настя, Настя, повторяю, ничего, глухо, ее мобильный телефон молчит, связи нет. Тут приходит хозяин и говорит:
         – Иди в банк, отнеси все чеки и деньги, в общем, сделай депозит.
         – Банк наверняка закрыт, нет же связи, а у них все операции делаются по интернету.
         – Нет, – настаивает, – иди и все. Ты должна делать свою работу.
         Нанялся что продался. У меня депозит уже был приготовлен, я взяла сумку и пошла в банк.
         Иду по Columbus Avenue в Chase банк, и идти мне недалеко, всего три блока, отделение банка располагается на углу Восемьдесят Шестой улицы. Надо тебе сказать, что Columbus Avenue на этом участке, от 83-ей до 86-ой, славится своими ресторанами; там подряд идут разнообразные этнические рестораны, кафе, и клиенты всегда есть. Столики на улице, цветы в горшках и кадках, белые скатерти, официанты в длинных фартуках.
         И вижу я, что во многих ресторанах сидят люди, едят, пьют кофе, читают газеты, непринужденно беседуют. Как будто ничего не просходит, и в пяти милях от нас не горят другие люди в башнях, под обломками. Меня это очень поразило.
         Дошла я до отделения банка, а в дверях стоит управляющий и никого не пускает, банк закрыт. Я его попросила выдать мне немного наличных с моего собственного счета, так как кредитки уже нигде не брали, это я по дороге выяснила, а у меня не оказалось наличных в кошельке. Он мне говорит:
         – Никак не могу, компьтеры, в смысле интернет, не работают, мы не можем делать никакие операции. Просто команды еще нет, а то я бы совсем закрыл отделение.
         Пошла я обратно, всего-то прошло минут пять, а по улице, прямо по проезжей части, мне навстречу идут люди, множество. Лица у них опрокинутые, сами они уставшие, запыленные. Многие мужчины в белых рубашках, галстуки распущены, пиджаки несут в руках, женщины в деловых костюмах. И те, что в ресторанах сидели, побросали салфетки на стол, положили вилки, опустили стаканы и тоже на дорогу вышли. Я спрашиваю у идущих, что такое происходит, а они говорят, что метро не работает, завалило станцию возле Близнецов, и их всех вывели, сначала через темный тоннель до ближайшей станции, а потом на поверхность, а метро закрыли. Автобусы тоже не ходили, все шли пешком.
         Я вернулась на работу, босс не может поверить, как это банк не работает. Ну, говорю, сходите сами, если мне не верите. Такая у него была вера в незыблемость его банковского счета, всего уклада жизни, просто потрясающе. Отдала ему сумку с депозитами, он вцепился в нее как в спасательный круг и унес к себе.
        Стала я опять звонить Насте, раз пятьдесят наверное набрала ее номер, и тут она мне ответила. Оказывается, утром только началось ее интервью, как это случилось. Все сразу побежали из здания на улицу, и потом, когда первая башня рухнула, люди, огромная толпа, побежали по Бродвею вверх, в Uptown, к мосту, чтобы выйти из Манхеттэна в Бруклин, но Бруклинский мост уже закрыли, и соседние мосты тоже. Людей полиция направляла вверх, в Мидтаун, до 42-ой улицы, а там по мосту – в Квинс. За мостом их встречали, раздавали воду, один владелец магазина привез машину спортивной обуви и отдавал бесплатно. Ведь люди шли пешком примерно 40 кварталов и очень длинный, почти миля длиной, мост. Настя опомнилась уже в Квинсе, смотрит – а у нее ноги все в крови. Она на интервью пришла в туфлях на высоких каблуках, и не почувствовала, как стерла ноги, пока не оказалась в безопасности. Вся, говорит, в пепле, в пыли. Костюм потом она выбросила, его ни одна чистка не брала.
          В этот день я ушла домой в половину пятого, немного раньше положенного. Нет, хозяева меня не отпустили, просто я им сказала, что мне надо наконец домой, мама там совсем одна, и ушла. Метро уже работало, и я доехала до своей остановки как обычно, без задержки. Только людей в вагоне было совсем мало, многие не верили, что метро уже работает.
         Погибло, как ты знаешь, около трех тысяч человек, половина до сих пор не идентифицирована. Некоторые компании погибли полностью, всем составом. В Близнецах сотни компаний арендовали помещения, там работало много русскоязычных, особенно в финансовых и программистских компаниях, и многие погибли.
        Около года после этого, пока разбирали завалы, как подует ветер снизу, с моря, так запах разложения в городе. Многих завалило в подземных гаражах, на станции метро, а туда не скоро докопались.
        Я в тот район не ездила несколько месяцев, не могла, а марте 2002 года приехал к нам знакомый из Питера, проездом на пару дней, и захотел посмотреть на Ground Zero. Я с ним поехала. Мы приехали вечером, уже после восьми и увидели:
       площадь значительная возле места падения, кварталов двадцать по периметру, наверное, была огорожена забором из плетеной проволоки, перекрыты улочки, везде стоит полиция. Все было засыпано серой пылью, и земля, и дома. Забор по всему периметру был снизу доверху увешан фотографиями погибших, с надписями, с описанием жизни, краткой биографией. Признания в любви, письма об одиночестве. Много было и таких: не верю, что ты погиб, возвращайся, дети тебя ждут. Такие фотографии и по городу на фонарных столбах долго висели. Цветы, флажки и флаги, транспаранты, множество плакатов, все о скорби, о потерях, о памяти. Никаких призывов к мести, ничего такого.
         Мы пошли вдоль забора и в одном месте увидели сбитую из досок смотровую площадку, очень похожую на дебаркадер на Оби, как я их помню из времен моего детства. Полиция туда уже не пускала, было поздно. Мы стояли рядом со входом, и тут я увидела, как подошла группа японцев, все в черных костюмах, с портфелями, и их пропустили, они были из ООН.
         Я тогда подошла к полицейским и говорю:
         – Как же так, вот их пустили, а мой друг прилетел из России и он здесь только на одну ночь, а вы нас не пускаете.
         Тогда один полицейский говорит:
         – Вот этот парень из России, специально прилетел, давайте их пустим.
         И они нас тоже пустили. Мы пошли по настилу и примерно посредине увидели надпись на досках:
         – Остановись! Если бы ты был здесь 11 сентября 2001 года, это был бы твой последний шаг.
         Мы дошли до края площадки и увидели огромный котлован, грузовики, бульдозеры, масса людей в масках с лопатами и ломами в руках, и все это залито светом прожекторов. Начали открывать подземный гараж, и был виден верхний ярус машин, засыпанных пеплом, но в остальном абсолютно целых. Кто его знает, может быть, в каких-то из них еще сидели люди.
  Ну вот, в основном. На этом буду заканчивать на сегодня. Пока.