СЕМЕН АБРАМОВИЧ ● ПРЕДОЩУЩЕНИЕ БЕДЫ

abramovich     Бывает так: выпишется стихотворение, как говорят «на одном дыхании», и остается только проставить знаки препинания.
        С этим стихотворением все случилось иначе. Начав его писать 27 ноября, выписал его и по содержанию и по форме только к вечеру 28-го, не считая редактирования последнего катрена. Но, это уже – 30-го.
        Напряжение, с которым шел процесс написания, росло от катрена к катрену. Было тяжело на душе и это состояние усугублялось воспоминаниями о вечерних прогулках после рабочего дня по таинственному скверу. Медленное движение по аллеям сквера, незавершенность которых скрывала шуршащая под ногами листва, сопровождали вороны, их иссине-черные крылья переливались от света недавно установленных фонарей. Они шествовали параллельно моему курсу, изредка недовольно и требовательно покаркивая, чем-то напоминая обозленных попрошаек: «Дай копеечку, дай…».

        Холодный свет фонарей вырывал из темноты мистические образы. Они складывались в одну общую картину беспокойства. Невольно вспоминались строки Беллы Ахмадулиной: «Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх…».
И все же, мысль о том, что может произойти непоправимое, все глубже укоренялась в сознании и, от этого становилось не по себе.
        Тайна предощущения беды раскрылась вечером 29 ноября (вот уж воистину – понедельник), в тот момент, когда зайдя в Интернет, я увидел сообщение о том, что час тому ушла из жизни Белла Ахатовна.
       Плохо спалось в эту ночь. 30 ноября я отредактировал последний катрен, прочитал несколько раз написанное и понял, что так тяготило меня на всем протяжении написания стихотворения. Это – предчувствие. Предчувствие  неминуемости какого-то события, материализовавшегося в необратимость случившегося.

 

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Светлой Памяти Беллы Ахмадулиной

Осени шалости шалые, Белла Ахмадулина. Филадельфия, 1997
тучи пристанища ищут,
Птицы клювами пишут
на сонной берез бересте.

Сумрачны дали усталые,
по небу всполохи рыщут,
древа безлиственно нищи
в трассах фонарных тире.

Поздняя осень не балует,
у ветра срывает крышу,
у крыши крыло дышит,
держась на одном гвозде.

Лужи – озера малые
звезд поглотили тыщу.
Лунною белою мышью,
луч пробежал по руке.

Стрелок движение вялое,
слышно звучание тиши.
Полночь. Никто нас не сыщет
в неосвещенном гнезде.

Утро с прожилками алыми
улиц нарушит затишье.
Вечности четверостишье –
черная птица в пике.

г.

ПРОШЕЛ ПОЧТИ ГОД…

«Так помышляла я на милом сердцу свете.
Согласно жили врозь настольный огнь и тьма.
Пока настороже живая мысль о смерти,
спешу благословить мгновенье бытия.»

                                           Белла Ахмадулина

 

       ГОД СПУСТЯ
Бьют часы, возвестившие осень:
тяжелее, чем в прошлом году…

                                                 Белла Ахмадулина
Ночь чернокрылая птица.
Кутаюсь я в ее шали.
Тени. Знакомые лица.
Прошлое будит печали.

Пасмурно вязок октябрь.
Желтые круговороты.
С петель сорвавшись ворота,
скрипом встречают ноябрь.

В утреннем влажном затишье
не отпускают сны душу:
белоцветочные груши,
розовоцветные вишни.

Время свою жатву косит,
нет исчисления листьям.
Тайна над садом зависла.
Горькое снадобье – осень.

Ветер гуляка полночный
воет простудно, по-волчьи.
И разрывается в клочья
звук тишины непорочной.

Между теплом и прохладой
корчится подоконник.
Листья скукожил лимонник
в одноприродности с садом.

Дремлют пернатые в кельях.
Дети летают в кроватях.
И в золотистых печатях
осень, как сладкое зелье.

Слева ли, справа ли, свыше
яблоки падают глухо.
Голос прорвавшийся к уху:
«Я вышла в сад … я вышла…»

         Вышла в сад…  Я держу томик стихов Беллы Ахатовны, вновь и вновь открывая  для себя секреты необъятной души, окунаясь в холодные ручьи  оставленных нам серебрянновековых строк.

« И у меня своя здесь жертва есть:
Вот след в песке – здесь девочка бежала.»

« Счастливица, знаю, что люди другие
в другие помянут меня времена.»

abramovich     Бывает так: выпишется стихотворение, как говорят «на одном дыхании», и остается только проставить знаки препинания.
        С этим стихотворением все случилось иначе. Начав его писать 27 ноября, выписал его и по содержанию и по форме только к вечеру 28-го, не считая редактирования последнего катрена. Но, это уже – 30-го.
        Напряжение, с которым шел процесс написания, росло от катрена к катрену. Было тяжело на душе и это состояние усугублялось воспоминаниями о вечерних прогулках после рабочего дня по таинственному скверу. Медленное движение по аллеям сквера, незавершенность которых скрывала шуршащая под ногами листва, сопровождали вороны, их иссине-черные крылья переливались от света недавно установленных фонарей. Они шествовали параллельно моему курсу, изредка недовольно и требовательно покаркивая, чем-то напоминая обозленных попрошаек: «Дай копеечку, дай…».

        Холодный свет фонарей вырывал из темноты мистические образы. Они складывались в одну общую картину беспокойства. Невольно вспоминались строки Беллы Ахмадулиной: «Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх…».
И все же, мысль о том, что может произойти непоправимое, все глубже укоренялась в сознании и, от этого становилось не по себе.
        Тайна предощущения беды раскрылась вечером 29 ноября (вот уж воистину – понедельник), в тот момент, когда зайдя в Интернет, я увидел сообщение о том, что час тому ушла из жизни Белла Ахатовна.
       Плохо спалось в эту ночь. 30 ноября я отредактировал последний катрен, прочитал несколько раз написанное и понял, что так тяготило меня на всем протяжении написания стихотворения. Это – предчувствие. Предчувствие  неминуемости какого-то события, материализовавшегося в необратимость случившегося.

 

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Светлой Памяти Беллы Ахмадулиной

Осени шалости шалые, Белла Ахмадулина. Филадельфия, 1997
тучи пристанища ищут,
Птицы клювами пишут
на сонной берез бересте.

Сумрачны дали усталые,
по небу всполохи рыщут,
древа безлиственно нищи
в трассах фонарных тире.

Поздняя осень не балует,
у ветра срывает крышу,
у крыши крыло дышит,
держась на одном гвозде.

Лужи – озера малые
звезд поглотили тыщу.
Лунною белою мышью,
луч пробежал по руке.

Стрелок движение вялое,
слышно звучание тиши.
Полночь. Никто нас не сыщет
в неосвещенном гнезде.

Утро с прожилками алыми
улиц нарушит затишье.
Вечности четверостишье –
черная птица в пике.

г.

ПРОШЕЛ ПОЧТИ ГОД…

«Так помышляла я на милом сердцу свете.
Согласно жили врозь настольный огнь и тьма.
Пока настороже живая мысль о смерти,
спешу благословить мгновенье бытия.»

                                           Белла Ахмадулина

 

       ГОД СПУСТЯ
Бьют часы, возвестившие осень:
тяжелее, чем в прошлом году…

                                                 Белла Ахмадулина
Ночь чернокрылая птица.
Кутаюсь я в ее шали.
Тени. Знакомые лица.
Прошлое будит печали.

Пасмурно вязок октябрь.
Желтые круговороты.
С петель сорвавшись ворота,
скрипом встречают ноябрь.

В утреннем влажном затишье
не отпускают сны душу:
белоцветочные груши,
розовоцветные вишни.

Время свою жатву косит,
нет исчисления листьям.
Тайна над садом зависла.
Горькое снадобье – осень.

Ветер гуляка полночный
воет простудно, по-волчьи.
И разрывается в клочья
звук тишины непорочной.

Между теплом и прохладой
корчится подоконник.
Листья скукожил лимонник
в одноприродности с садом.

Дремлют пернатые в кельях.
Дети летают в кроватях.
И в золотистых печатях
осень, как сладкое зелье.

Слева ли, справа ли, свыше
яблоки падают глухо.
Голос прорвавшийся к уху:
«Я вышла в сад … я вышла…»

         Вышла в сад…  Я держу томик стихов Беллы Ахатовны, вновь и вновь открывая  для себя секреты необъятной души, окунаясь в холодные ручьи  оставленных нам серебрянновековых строк.

« И у меня своя здесь жертва есть:
Вот след в песке – здесь девочка бежала.»

« Счастливица, знаю, что люди другие
в другие помянут меня времена.»