НАТАЛЬЯ ЛАЙДИНЕН ● МАСТЕР В ДОМЕ ПОЭТА
В последнее время Борис Асафович Мессерер выступает в Москве не слишком часто. Тем радостнее было узнать, что в доме-музее Марины Ивановны Цветаевой состоится встреча с этим замечательным мастером. Во многом поблагодарить за это прекрасное событие нужно В.Б.Ханукаева, коллекционера, Президента Фонда Гаянэ Хачатурян, и Э.С.Красовскую, директора Московского культурного центра «Дом-музей М.И.Цветаевой».
Встреча получилась очень теплой и душевной во многом потому, что собрала близких друзей Б.А.Мессерера, Б.А.Ахмадулиной и всех тех, кто неравнодушен к прекрасному – в слове и в живописном образе.
– Я не знаю, почему я так откровенен сегодня… – сказал Борис Асафович, вспоминая разные эпизоды жизни.
Порой бывает сложно связать нити разных судеб и человеческих историй. На творческом вечере Мессереру это удалось. Вместе с художником мы прошли по галерее его памяти, встретившись с дорогими и близкими для него людьми.
Находясь в уютном доме Поэта, Борис Асафович рассказал о том, как глубоко повлияло на Беллу Ахмадулину творчество Марины Цветаевой. Ахмадулина очень высоко ценила ее поэзию, предельно эмоционально ее переживала. Мессерер и Ахмадулина бывали в цветаевском доме еще в те далекие времена, когда о творчестве Цветаевой опасались говорить вслух. С некоторой ностальгией вспомнил художник о том, что бывал в этом доме в Борисоглебском переулке, когда здание было жилым, не отреставрированным, а на стенах висели куски выцветших обоев и обрывки проводов…
Борис Асафович и Белла Ахатовна хорошо знали Надежду Катаеву-Лыткину, подвижницу, которая сделала все возможное, чтобы в центре Москвы был сохранен замечательный цветаевский особняк. Когда-то она получила комнату в этом доме, а потом отказалась выезжать из него, несмотря на то, что здание находилось в аварийном состоянии. Она организовала общественное движение за спасение памятника и сумела его отстоять. До последних дней жизни она трудилась в доме-музее научным руководителем.
– Надежде нужно поставить памятник во дворе дома-музея! – сказал Мессерер, вспоминая о том, как много пришлось пройти этой женщине, чтобы спасти бесценную часть памяти о семье Цветаевых.
Ахмадулина неоднократно обращалась в своих стихотворениях к образу Марины Цветаевой.
Четверть века, Марина, тому,
как Елабуга ластится раем
к отдохнувшему лбу твоему,
но и рай ему мал и неравен.
Неужели к всеведенью мук,
что тебе удалось как удача,
я добавлю бесформенный звук
дважды мною пропетого плача.
Две бессмыслицы – мертв и мертва,
две пустынности, два ударенья –
царскосельских садов дерева,
переделкинских рощиц деревья.
И усильем двух этих кончин
так исчерпана будущность слова.
Не осталось ни уст, ни причин,
чтобы нам затевать его снова.
Впрочем, в этой утрате суда
есть свобода и есть безмятежность:
перед кем пламенеть от стыда,
оскорбляя страниц белоснежность?
Как любила! Возможно ли злей?
Без прощения, без обещанья
имена их любовью твоей
были сосланы в даль обожанья.
Среди всех твоих бед и – плетей
только два тебе есть утешенья:
что не знала двух этих смертей
и воспела два этих рожденья.
Незримая связь двух женщин-поэтов со звенящей струной гениальности в душе была очень тесной, почти мистической. Борис Асафович рассказал историю о том, как к Белле Ахатовне чудом попала маленькая книжечка с королевскими лилиями на обложке, найденная в кармане передника у Марины Цветаевой после ее смерти. «Маринины штучки» – сказала тогда Анастасия Цветаева в телефонном разговоре взволнованной Ахмадулиной. Побывав у Беллы Ахатовны и проделав сложный путь, книжечка, помнящая руки двух великих женщин-поэтов, оказалась в музее в Елабуге и периодически выставляется в Москве.
В жизни с Беллой было много чудесных событий и много трудностей. Борис Асафович рассказал историю о том, что однажды они с Ахмадулиной поссорились и в плохом настроении пришли в ресторан.
– Белла совершенно не умела гулять по паркам, – рассказал он. – А мне этого не хватало. Идти в ресторан с утра мне не хотелось. Но Белла настаивала. Наш любимый ресторан в Доме Кино оказался закрыт, мы пошли в ресторан «Кабанчик», где нам принесли много вкуснейших грузинских закусок. Я своей волей решил, что пить мы не будем. Мы почти не прикоснулись к еде, настроение было плохое. Белла злилась. Она в тот день удивительно красиво выглядела, на ней была широкополая огромная соломенная шляпа. Ей вообще очень шли шляпы. И вот она закурила, шляпа вспыхнула, пламя взметнулось метра на три с половиной, к потолку. Я вскочил, схватил шляпу, бросил на пол, стал топтать ногами. Белла не пошевелилась даже, ни один мускул на лице не дрогнул…
В искренней беседе со слушателями Мессерер поделился впечатлением от картин Гаянэ Хачатурян, с ее творчеством он знаком очень давно. Для него в картинах Гаянэ оживает загадочный, таинственный мир необыкновенных фантазий художницы.
А еще Мессерер вспомнил о том, как однажды они с Беллой Ахмадулиной навещали больного Булата Окуджаву в больнице и принесли ему розу в бутылке из под пива, потому, что больше ему после сердечного приступа ничего принести было нельзя.
В склянке темного стекла
из-под импортного пива
роза красная цвела
гордо и неторопливо…
Так для Булата Шалвовича благодаря друзьям ожил образ из его песни.
В настоящее время Борис Асафович начал работу над воспоминаниями. По его признаниям, она дается очень нелегко и будет длительной. Еще он приступил к публикации переписки, которую они с Белой Ахмадулиной вели с выдающимися представителями своего времени. В № 10 журнала «Октябрь» можно прочитать переписку Беллы Ахмадулиной и Бориса Мессерера с Василием и Майей Аксеновыми, которая датируется 1980–1995 г.г.
Мессерер сегодня не только творец, художник, чьи работы не оставляют нас равнодушными, но и человек, способный связать воедино нити самых разных историй и обстоятельств, живой источник вдохновения, питавшего людей его поколения в шестидесятые, кладезь памятных историй и наблюдений. Общение с ним заряжает позитивом, настраивает на творческий поиск и осмысление нашего культурного наследия.
Сил Вам и здоровья, Борис Асафович, чтобы Вы обязательно поделились с нами яркими моментами Вашей жизни, воспоминаниями о талантливых современниках, имена которых сегодня уже кажутся легендарными.
В последнее время Борис Асафович Мессерер выступает в Москве не слишком часто. Тем радостнее было узнать, что в доме-музее Марины Ивановны Цветаевой состоится встреча с этим замечательным мастером. Во многом поблагодарить за это прекрасное событие нужно В.Б.Ханукаева, коллекционера, Президента Фонда Гаянэ Хачатурян, и Э.С.Красовскую, директора Московского культурного центра «Дом-музей М.И.Цветаевой».
Встреча получилась очень теплой и душевной во многом потому, что собрала близких друзей Б.А.Мессерера, Б.А.Ахмадулиной и всех тех, кто неравнодушен к прекрасному – в слове и в живописном образе.
– Я не знаю, почему я так откровенен сегодня… – сказал Борис Асафович, вспоминая разные эпизоды жизни.
Порой бывает сложно связать нити разных судеб и человеческих историй. На творческом вечере Мессереру это удалось. Вместе с художником мы прошли по галерее его памяти, встретившись с дорогими и близкими для него людьми.
Находясь в уютном доме Поэта, Борис Асафович рассказал о том, как глубоко повлияло на Беллу Ахмадулину творчество Марины Цветаевой. Ахмадулина очень высоко ценила ее поэзию, предельно эмоционально ее переживала. Мессерер и Ахмадулина бывали в цветаевском доме еще в те далекие времена, когда о творчестве Цветаевой опасались говорить вслух. С некоторой ностальгией вспомнил художник о том, что бывал в этом доме в Борисоглебском переулке, когда здание было жилым, не отреставрированным, а на стенах висели куски выцветших обоев и обрывки проводов…
Борис Асафович и Белла Ахатовна хорошо знали Надежду Катаеву-Лыткину, подвижницу, которая сделала все возможное, чтобы в центре Москвы был сохранен замечательный цветаевский особняк. Когда-то она получила комнату в этом доме, а потом отказалась выезжать из него, несмотря на то, что здание находилось в аварийном состоянии. Она организовала общественное движение за спасение памятника и сумела его отстоять. До последних дней жизни она трудилась в доме-музее научным руководителем.
– Надежде нужно поставить памятник во дворе дома-музея! – сказал Мессерер, вспоминая о том, как много пришлось пройти этой женщине, чтобы спасти бесценную часть памяти о семье Цветаевых.
Ахмадулина неоднократно обращалась в своих стихотворениях к образу Марины Цветаевой.
Четверть века, Марина, тому,
как Елабуга ластится раем
к отдохнувшему лбу твоему,
но и рай ему мал и неравен.
Неужели к всеведенью мук,
что тебе удалось как удача,
я добавлю бесформенный звук
дважды мною пропетого плача.
Две бессмыслицы – мертв и мертва,
две пустынности, два ударенья –
царскосельских садов дерева,
переделкинских рощиц деревья.
И усильем двух этих кончин
так исчерпана будущность слова.
Не осталось ни уст, ни причин,
чтобы нам затевать его снова.
Впрочем, в этой утрате суда
есть свобода и есть безмятежность:
перед кем пламенеть от стыда,
оскорбляя страниц белоснежность?
Как любила! Возможно ли злей?
Без прощения, без обещанья
имена их любовью твоей
были сосланы в даль обожанья.
Среди всех твоих бед и – плетей
только два тебе есть утешенья:
что не знала двух этих смертей
и воспела два этих рожденья.
Незримая связь двух женщин-поэтов со звенящей струной гениальности в душе была очень тесной, почти мистической. Борис Асафович рассказал историю о том, как к Белле Ахатовне чудом попала маленькая книжечка с королевскими лилиями на обложке, найденная в кармане передника у Марины Цветаевой после ее смерти. «Маринины штучки» – сказала тогда Анастасия Цветаева в телефонном разговоре взволнованной Ахмадулиной. Побывав у Беллы Ахатовны и проделав сложный путь, книжечка, помнящая руки двух великих женщин-поэтов, оказалась в музее в Елабуге и периодически выставляется в Москве.
В жизни с Беллой было много чудесных событий и много трудностей. Борис Асафович рассказал историю о том, что однажды они с Ахмадулиной поссорились и в плохом настроении пришли в ресторан.
– Белла совершенно не умела гулять по паркам, – рассказал он. – А мне этого не хватало. Идти в ресторан с утра мне не хотелось. Но Белла настаивала. Наш любимый ресторан в Доме Кино оказался закрыт, мы пошли в ресторан «Кабанчик», где нам принесли много вкуснейших грузинских закусок. Я своей волей решил, что пить мы не будем. Мы почти не прикоснулись к еде, настроение было плохое. Белла злилась. Она в тот день удивительно красиво выглядела, на ней была широкополая огромная соломенная шляпа. Ей вообще очень шли шляпы. И вот она закурила, шляпа вспыхнула, пламя взметнулось метра на три с половиной, к потолку. Я вскочил, схватил шляпу, бросил на пол, стал топтать ногами. Белла не пошевелилась даже, ни один мускул на лице не дрогнул…
В искренней беседе со слушателями Мессерер поделился впечатлением от картин Гаянэ Хачатурян, с ее творчеством он знаком очень давно. Для него в картинах Гаянэ оживает загадочный, таинственный мир необыкновенных фантазий художницы.
А еще Мессерер вспомнил о том, как однажды они с Беллой Ахмадулиной навещали больного Булата Окуджаву в больнице и принесли ему розу в бутылке из под пива, потому, что больше ему после сердечного приступа ничего принести было нельзя.
В склянке темного стекла
из-под импортного пива
роза красная цвела
гордо и неторопливо…
Так для Булата Шалвовича благодаря друзьям ожил образ из его песни.
В настоящее время Борис Асафович начал работу над воспоминаниями. По его признаниям, она дается очень нелегко и будет длительной. Еще он приступил к публикации переписки, которую они с Белой Ахмадулиной вели с выдающимися представителями своего времени. В № 10 журнала «Октябрь» можно прочитать переписку Беллы Ахмадулиной и Бориса Мессерера с Василием и Майей Аксеновыми, которая датируется 1980–1995 г.г.
Мессерер сегодня не только творец, художник, чьи работы не оставляют нас равнодушными, но и человек, способный связать воедино нити самых разных историй и обстоятельств, живой источник вдохновения, питавшего людей его поколения в шестидесятые, кладезь памятных историй и наблюдений. Общение с ним заряжает позитивом, настраивает на творческий поиск и осмысление нашего культурного наследия.
Сил Вам и здоровья, Борис Асафович, чтобы Вы обязательно поделились с нами яркими моментами Вашей жизни, воспоминаниями о талантливых современниках, имена которых сегодня уже кажутся легендарными.