ЛИАНА АЛАВЕРДОВА ● «ПОЛУДЕННЫЙ БРЕД» И ДРУГОЕ…● СТИХИ

ЛИАНА АЛАВЕРДОВА ИНТЕРВЬЮ

А завтра я иду на интервью.
Я вечером ни с кем не говорю.
Не пью вина, не ем горох, чеснок:
за мной следит карьерный мой божок.

Я спать ложусь не позже десяти
в обнимку с книгой «Как себя вести
на интервью». Пить кофе иль не пить?
А если чай предложат, как тут быть?

Ни сахара, ни молока! Ни-ни!
От суматохи вас Господь храни!
Не дергаться, зевать, чихать, икать –
энтузиазм сплошной изображать.

Там все описано: как руку жать, сидеть,
как по-собачьи преданно глядеть,
и где держать дешевый мой портфель,
и прочая такая канитель.

На стул ты не садись на самый край.
С буддической улыбкой восседай,
подавшись (весь внимание) вперед.
Не разевай при этом только рот.

Себя возвысь, но все же не стократ.
Не Нобелевский, чай, лауреат.
Но скромность – это тоже смертный грех.
Ты просто докажи, что лучше всех.

Не брать с собой подруг, детей, родню.
Единоборство близко к интервью
по духу. Будь уверен в каблуке,
а то прискачешь на одной ноге.

Ничем не пахнуть, не благоухать,
не трепетать, но и не унывать,
не торопить события, не преть,
ни на пол и ни в окна не глазеть.

Портфеля моего ужасен вид.
Костюм не нов и не ахти сидит.
Куда я собралась? С ума сошла?
Мой муж храпит. И я бы поспала…                     

Умеренность и аккуратность – вы
души моей важнее, головы,
и прошлого, которым я полна.
Я функция и нравиться должна.

Я вижу сквозь далекие огни…
Интервьюер вопит: «Ее распни!»
И улыбается во весь огромный рот,
как будто я не человек, а торт.

Он вопрошает, словно прокурор,
что я хотела скрыть до этих пор,
про все мои ошибки и грехи,
и не пишу ли, часом,  я стихи.

Мой муж проснулся: я во сне кричу…
На интервью я больше не хочу!

 

ДЕСЯТЬ ЭМИГРАНТОВ

Десять эмигрантов приехали в Нью-Йорк.
От приступа восторга один навек умолк.

Девять эмигрантов курить пытались бросить.
Один от стресса умер. Их осталось восемь.

Восемь эмигрантов по делам весь день
пробегали. Под вечер их осталось семь.

Семь русских эмигрантов вздумали поесть.
Объелись чебуреками: их осталось шесть.

Шесть бедных эмигрантов решили погулять.
Попали под автобус.  Их осталось пять.

Пять наших эмигрантов о «Еврейском мире»
заспорили так жарко, что стало их четыре.

Четыре эмигранта шифоньер несли.
Скончался от натуги один. Осталось три.

Трое эмигрантов клеили обои.
Один свалился с лестницы. Их осталось двое.

Хороший конец

Двое эмигрантов случайно согрешили.
Родились двойняшки. Стало их четыре.

Плохой конец

Двое эмигрантов, сказав: «Невероятно
скучаем по России», уехали обратно.

 

ТИНЭЙДЖЕР

«Тинэйджера победить невозможно»
                Мадлена Розенблюм

Что стало с ребенком, разумным и милым?
Какая же муха его укусила?
Быть может колдунья коварная, злая
Вмешалась в судьбу? Непонятно… Не знаю…
Быть может, проклятье нависло над домом
Иль сглазил вас кто-то из ваших знакомых?
В догадках теряться, я думаю, нечего,
А просто дитя превратилось в тинэйджера.

Родных презирает, друзей превозносит,
Пред зеркалом вертится, школу поносит,
Грубит и бунтует, продукт Интернета,
Бессовестно лжет, коль призвали к ответу;
Гуляет ночами иль спит беспробудно,
Не вынесет мусор, не моет посуды.
Захлопнута дверь, нет пути к диалогу,
И не уважает ни черта, ни Бога.

На помощь! Аврал! Социальные службы,
Психолог, родные, и школа, и дружбы,
Духовные пастыри, старые связи –
Скорее тащите ребенка из грязи!
Но хоть навалитесь всем миром, всей мощью,
Взывайте, беседуйте денно и нощно –
А все ж существует закон непреложный:
Тинэйджера вам победить НЕВОЗМОЖНО!

И вам остается терпеть, стиснув зубы,
Стихийное бедствие –  возраст сей грубый;
Пенять, что себя вы не предохранили
И чудище это на свет породили;
Тайфун переждать, схоронившись в пещере,
Умом не рехнувшись, не тронувшись в вере;
Броней обрасти, устояв пред инфарктом,
И ждать, что иные вам выпадут карты;
И Богу молиться, надежду лелея,
Что вы доживете – дитё повзрослеет…

 

СУД ЗВЕРЕЙ (Басня)

Однажды звери собрались на суд,
Где льва судить решили, супостата.
Давно пора изгнать Большого Брата
С его политиканством «пряник-кнут»!

Пчела жужжит, что в улиях – бардак:
Дерутся трутни, ульи пахнут дурно,
Все ленятся, бранятся нецензурно,
мед плесневеет. Лев – большой дурак!

Пришел осел и заревел: «И-я-я-я
Готов стать во главе любого войска.
Я полон непочатого геройства.
А лев бездарен, жалкая свинья!»

Пищала мышь: «Лев засорил среду.
Ответит он за зной и наводненье,
А также мировое потепленье.
Заслуживает он гореть в аду!»

Лев вызвал кризис мировых кормов  –
Единодушно все сошлись во мненьи.
Он все сожрал, отсюда – запустенье.
Лесов, полей и рек, болот, лугов!  

«Долой, долой однополярный мир!» –
разгневались гиены и шакалы.
И слушал пораженный лев устало
И вой, и визг, и выкрики задир.

В пещеру лев обиженный ушел
И там остался, будто не бывал он.
Обвал проблем пошел девятым валом,
И сделалось совсем нехорошо.

Пошли обиды, драки, кутерьма.
Воюют волки, змеи, крокодилы,
Кусаются жирафы и гориллы.
И весь звериный мир сошел с ума.

Тут вспомнили про ветерана-льва.
Быть может, он на нас уже не злится?
Составили приличную петицию,
Где всякие красивые слова.

Но лев сказал: «Мой, господа, ответ:
Быть мирным обывателем желаю,
А ваших бед и ссор я знать не знаю.
Козлом не буду, извините, нет!»

Мораль пусть сварит ваша голова:
А надо ль было нападать на льва?

* * *
Шла по улицам бакинским как-то юная красотка
И заметила, что некто от нее не отстает.
И куда б ни устремилась дева с резвостью газели –
Незнакомец – вслед за нею. Ну, какой же идиот!

Было это в зимний вечер, и на ней блестела шуба.
Дева юная смекает: «Вот что нужно подлецу!»
Вот уже подъезд знакомый и ее, что звали Любой,
Быстро скидывает шубу в руки наглому юнцу.

Вне себя, дрожа от страха, Люба с воплями и плачем:
«Там за мною вор погнался, шуба у него в руках!»
Два здоровых братца Любы, агрессивности не пряча,
Стали молодца дубасить, так что пух летел и прах!

Только вор какой-то странный, заторможенный попался:
Братьям он не отвечает на кулачный беспредел.
«Заберите свою шубу. И зачем вам было драться?
Просто с девушкой я этой познакомиться хотел».

Тут сообразили братья, что расходовали силы
Не по адресу, и тут же, одержимые виной,
Избиенного под ручки двое братьев подхватили
И домой ведут знакомить с глупой младшею сестрой.

И, представьте, наша Люба незнакомца разглядела
И, представьте, бедный парень приглянулся, господа!
И они сыграли свадьбу. Вот такое было дело.
Ну а шуба? Моль проела, да и узкой стала, да.

 

ПАРОДИИ

 

ПОЭТ-ГРАЖДАНИН

……………………
Толпу к бордвоку
взглядом припечатав,
выходит на бордвок
поэт брадатый.

В импозантной шапочке,
В штанах без штанин
Шагом крепким
Поэт-гражданин.
……………………………..
……………………………..
Стремительный, как стих его,
С глазами философа
У океана лихо он
Как стрекоза носится,

Щепу подошвами
С бордвока рвет:
Стихи – ноша его,
Ими разгорячен рот.

Феликс Рейнштен. «Поэт на бордвоке»

 

Встречались вам гангстеры
Разъяренные?
Вы все ж недостаточно
Закаленные.

Страшнее, злокачественнее –
На мегатонны
поэт накачанный
И распаленный.

Топает, как слон.
«Ой, развалит бордвок!» –
раздается стон
из-под черепов.

«Чудище …озорно,
стозевно и лаяй» –
Прошу покорно,
В дом не пускай!

Носится косматый
И без штанин
Кометой брадатой
дикий гражданин.

Стихи изрыгает,
Аки дракон.
Куда смотрит полиция?
Где закон?

Дамы шарахаются,
Разбегаясь враздрыг.
Стрекоза! Слон!
Вопль! Крик!

На лицо ужасен,
Он добрый иль нет?
Госпожа удача,
Где твой ответ?

Не дает ответа
Госпожа удача.
Увидал ребенок
И ребенок плачет.

 

ПОЗДНИЙ ГОСТЬ

«Дверь не на замке,
Знаю.
Припаду к руке
Молча.
Бритва в пиджаке
Злая.
Доводы в башке
Волчьи.
……………

Через час заря.
Лёлька!
У домов кусты –
Мудро.
Может быть, и зря,
Только…
Не увидишь ты
Утро…»

Михаил Воронцов,  «Поздний гость»

 

Ой, ты гой-еси,
Лёлька!
Горемычная, тебе
Крышка.
Ты глупа постольку,
Поскольку
Ты связалась с мстительным
Мишкой.
Насмотрелся он
Сериалов
И совсем поехала
Крыша.
Ходит, словно горец,
С кинжалом
И стихи безумные
Пишет.
«У домов кусты –
Мудро».
Туалет, а также
Засада.
Как посмела разлюбить,
Курва?!
Не увидишь ты за это
Пощады.
Он Хосе, а ты
Карменсита.
Дверь запри, найми
часового.
А не то ты будешь
пришита
«графоманом» тире
Воронцовым.

 

МОЕМУ МАЛЬЧИКУ

В твоём голосе снежность/небрежность/нежность (нужное подчеркнуть).
Любишь пряники, фрукты, конфеты, но всё же предпочитаешь кнут.
Если ты на взводе, боржоми пить поздно – стоит ловить такси.
И когда я с тобой, я то взрослый мальчик, то заводной апельсин.
………………………………………….

Ты – моё либидо/плацебо/небо. Вечный мой Казантип.
Ты легко заменяешь на время отпуска дьявола во плоти,
И резвятся в бездонных глазах-озёрах тысячи чертенят.
Но по большей части ты – вылитый ангел. Перья так и летят.

Майк Зиновкин

 

В твоем голосе хрипы/угрозы/всхлипы – репертуар несилен.
Любишь воблу, пиво, раков, но больше падок на самогон.
А мое предпочтенье кнута над пряником –это полнейший бред.
И тебе удобной этой гипотезе верить не следует, нет.

Коль вдохну твой запах, когда ты в запое, – дух испустить могу.
Для спасенья легких мне будет предписан курорт на морском берегу. 
И поставить точку давно пора бы, да все не хватает сил.
Кто меня надоумил с тобой связаться? Сам черт нас соединил!

Ты телесный низ, магнетизм и изверг, черный угрюмый кот.
Мы с тобой сцепились в жестокой схватке и насмерть, и на живот.
А в твоих глазах не увидишь правды, поскольку ты страшный плут.
И хотя иногда притворяешься ангелом, Макара вот-вот заметут.

Я кормила тебя и поила отравой, но тебя и яд не берет.
Мне тебя не убить, не забыть, не сбагрить – кому нужен облезлый кот?
Если крыша поехала   это надолго.  Зачем я тебя терплю?
И чем дольше тебя не вижу, мой мальчик, тем больше тебя люблю.

 

КЛИНИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ

Китаец с платформы задвинет смычок,
из ящика грянет оркестр,
мой копчик в мозгу, мой родной мозжечок,
облава, засада, арест,
в кипе набекрень, полумесяцем крест,
Всевышний галдит Сволочок.

Владимир Гандельсман. «Нью-йоркский ноктюрн».

 

Погиб наш поэт, и, кипы набекрень,
Парнас погружается в ступор.
И, как и положено в горестный день,
Идет эксгумация трупа.
Вдруг врач стал белее отбеленных стен
И смотрит на мозг через лупу.

Коллегу толкает: «Такое видал?
О нет, в том поклясться могу!
Давай сообщим в медицинский журнал,
Что копчик нашли мы в мозгу.
Ведь это сенсация! Это скандал!
Пока никому ни гу-гу!»

Товарищ ему не спеша отвечал:
«Коллега, мне странно все это.
Ведь копчик в мозгу что-то там замещал.
Но где же часть мозга поэта?
Не стоит писать в медицинский журнал,
Пока не найдем мы ответа».

 

МОЛЧАНЬЕ КАКАДУ

Можно сесть и разглядывать тучки,
Тарахтеть, как цветной Какаду.
Я еще не дошел до ручки.
Обещаю, что скоро дойду

Михаил Нержин. «Какаду»

 

Гул затих. На подмостки он вышел,
но до ручки еще не дошел.
И терзают сомнения Мишу,
а молчание язвенно жжет.

Винни Пух – вот пример вдохновенья:
Он пыхтелок, ворчалок творец.
И болтун-Какаду с тарахтеньем.
Да и Цветик поэт, наконец!

Ну, а если смолчать? Это сложно!
Не прожить мне без строчки ни дня!
Альманах без меня невозможен
И неполон народ без меня.

Может все-таки лучше молчанье,
Чем на тучки глядеть, тарахтя?
До свиданья, мой друг, до свиданья,
Поскорей уходи, уходя.

 

ПОЛЕТ

Ты знаешь, как целителен полёт,
Когда всеядно лапы тянет осень,
Когда в упор тебя не узнаёт,
Промозглыми ветрами крышу сносит?..

Ольга Кнорр. «Давай переберем часы разлук»

 

Нет, не всегда целителен полет!
Особенно, коль ветер крышу сносит,
Когда тебя никто не узнает
И лапы тянет не бой-френд, а осень.

По-врубелевски врубимся, мой друг,
И крышу восстановим еле-еле.
И с толком перебрав часы разлук
Очнемся: а куда же мы летели?

Над тихой аллеей склонились каштаны.
Ты – рядом. Ты – море. Ты – мыс. Ты – поляна.
Как кисть винограда, сладка и желанна.
Как я – полупьяна.

Вздымаются груди. Касаются кисти.
И падают платья. И падают листья,
И рвутся к губам виноградные кисти
Без счета, без мысли.

 

ПОЛУДЕННЫЙ БРЕД

Склонились каштаны над тихой аллеей.
Ты глубже и шире. Я тверже, смелее.
Ты пламя под каплями слез и елея.
Ты – Божья затея.

Семен Слуцкер. «В разгаре полудня».

 

Полуднем сидели с тобою в аллее.
От жара размякли мы и разомлели.
Вязали мы лыко слегка, еле-еле.
Собой не владели.

И груди вздымались, и кисти касались,
И с платьем твоим мы чуть-чуть не расстались,
Но черт меня дернул, в сравненья ударясь,
Сказать вдруг под занавес:

«Ты – мыс. Ты – поляна. Ты – целое море.
С тобой, словно парусник, буду я спорить,
Гулять на твоем необъятном просторе,
Не зная покоя».

Сказал я: «Ты пламя. Ты – Божья затея».
Ты встала, шатаясь, прекрасней Цирцеи,
Прогневавшись, больно дала мне по шее.
Я пал, холодея.

И солнце померкло, и кончилось лето,
Когда убежала ты полураздетой.
Винить остается в истории этой
талант мой поэта!

 

 

ЛИАНА АЛАВЕРДОВА ИНТЕРВЬЮ

А завтра я иду на интервью.
Я вечером ни с кем не говорю.
Не пью вина, не ем горох, чеснок:
за мной следит карьерный мой божок.

Я спать ложусь не позже десяти
в обнимку с книгой «Как себя вести
на интервью». Пить кофе иль не пить?
А если чай предложат, как тут быть?

Ни сахара, ни молока! Ни-ни!
От суматохи вас Господь храни!
Не дергаться, зевать, чихать, икать –
энтузиазм сплошной изображать.

Там все описано: как руку жать, сидеть,
как по-собачьи преданно глядеть,
и где держать дешевый мой портфель,
и прочая такая канитель.

На стул ты не садись на самый край.
С буддической улыбкой восседай,
подавшись (весь внимание) вперед.
Не разевай при этом только рот.

Себя возвысь, но все же не стократ.
Не Нобелевский, чай, лауреат.
Но скромность – это тоже смертный грех.
Ты просто докажи, что лучше всех.

Не брать с собой подруг, детей, родню.
Единоборство близко к интервью
по духу. Будь уверен в каблуке,
а то прискачешь на одной ноге.

Ничем не пахнуть, не благоухать,
не трепетать, но и не унывать,
не торопить события, не преть,
ни на пол и ни в окна не глазеть.

Портфеля моего ужасен вид.
Костюм не нов и не ахти сидит.
Куда я собралась? С ума сошла?
Мой муж храпит. И я бы поспала…                     

Умеренность и аккуратность – вы
души моей важнее, головы,
и прошлого, которым я полна.
Я функция и нравиться должна.

Я вижу сквозь далекие огни…
Интервьюер вопит: «Ее распни!»
И улыбается во весь огромный рот,
как будто я не человек, а торт.

Он вопрошает, словно прокурор,
что я хотела скрыть до этих пор,
про все мои ошибки и грехи,
и не пишу ли, часом,  я стихи.

Мой муж проснулся: я во сне кричу…
На интервью я больше не хочу!

 

ДЕСЯТЬ ЭМИГРАНТОВ

Десять эмигрантов приехали в Нью-Йорк.
От приступа восторга один навек умолк.

Девять эмигрантов курить пытались бросить.
Один от стресса умер. Их осталось восемь.

Восемь эмигрантов по делам весь день
пробегали. Под вечер их осталось семь.

Семь русских эмигрантов вздумали поесть.
Объелись чебуреками: их осталось шесть.

Шесть бедных эмигрантов решили погулять.
Попали под автобус.  Их осталось пять.

Пять наших эмигрантов о «Еврейском мире»
заспорили так жарко, что стало их четыре.

Четыре эмигранта шифоньер несли.
Скончался от натуги один. Осталось три.

Трое эмигрантов клеили обои.
Один свалился с лестницы. Их осталось двое.

Хороший конец

Двое эмигрантов случайно согрешили.
Родились двойняшки. Стало их четыре.

Плохой конец

Двое эмигрантов, сказав: «Невероятно
скучаем по России», уехали обратно.

 

ТИНЭЙДЖЕР

«Тинэйджера победить невозможно»
                Мадлена Розенблюм

Что стало с ребенком, разумным и милым?
Какая же муха его укусила?
Быть может колдунья коварная, злая
Вмешалась в судьбу? Непонятно… Не знаю…
Быть может, проклятье нависло над домом
Иль сглазил вас кто-то из ваших знакомых?
В догадках теряться, я думаю, нечего,
А просто дитя превратилось в тинэйджера.

Родных презирает, друзей превозносит,
Пред зеркалом вертится, школу поносит,
Грубит и бунтует, продукт Интернета,
Бессовестно лжет, коль призвали к ответу;
Гуляет ночами иль спит беспробудно,
Не вынесет мусор, не моет посуды.
Захлопнута дверь, нет пути к диалогу,
И не уважает ни черта, ни Бога.

На помощь! Аврал! Социальные службы,
Психолог, родные, и школа, и дружбы,
Духовные пастыри, старые связи –
Скорее тащите ребенка из грязи!
Но хоть навалитесь всем миром, всей мощью,
Взывайте, беседуйте денно и нощно –
А все ж существует закон непреложный:
Тинэйджера вам победить НЕВОЗМОЖНО!

И вам остается терпеть, стиснув зубы,
Стихийное бедствие –  возраст сей грубый;
Пенять, что себя вы не предохранили
И чудище это на свет породили;
Тайфун переждать, схоронившись в пещере,
Умом не рехнувшись, не тронувшись в вере;
Броней обрасти, устояв пред инфарктом,
И ждать, что иные вам выпадут карты;
И Богу молиться, надежду лелея,
Что вы доживете – дитё повзрослеет…

 

СУД ЗВЕРЕЙ (Басня)

Однажды звери собрались на суд,
Где льва судить решили, супостата.
Давно пора изгнать Большого Брата
С его политиканством «пряник-кнут»!

Пчела жужжит, что в улиях – бардак:
Дерутся трутни, ульи пахнут дурно,
Все ленятся, бранятся нецензурно,
мед плесневеет. Лев – большой дурак!

Пришел осел и заревел: «И-я-я-я
Готов стать во главе любого войска.
Я полон непочатого геройства.
А лев бездарен, жалкая свинья!»

Пищала мышь: «Лев засорил среду.
Ответит он за зной и наводненье,
А также мировое потепленье.
Заслуживает он гореть в аду!»

Лев вызвал кризис мировых кормов  –
Единодушно все сошлись во мненьи.
Он все сожрал, отсюда – запустенье.
Лесов, полей и рек, болот, лугов!  

«Долой, долой однополярный мир!» –
разгневались гиены и шакалы.
И слушал пораженный лев устало
И вой, и визг, и выкрики задир.

В пещеру лев обиженный ушел
И там остался, будто не бывал он.
Обвал проблем пошел девятым валом,
И сделалось совсем нехорошо.

Пошли обиды, драки, кутерьма.
Воюют волки, змеи, крокодилы,
Кусаются жирафы и гориллы.
И весь звериный мир сошел с ума.

Тут вспомнили про ветерана-льва.
Быть может, он на нас уже не злится?
Составили приличную петицию,
Где всякие красивые слова.

Но лев сказал: «Мой, господа, ответ:
Быть мирным обывателем желаю,
А ваших бед и ссор я знать не знаю.
Козлом не буду, извините, нет!»

Мораль пусть сварит ваша голова:
А надо ль было нападать на льва?

* * *
Шла по улицам бакинским как-то юная красотка
И заметила, что некто от нее не отстает.
И куда б ни устремилась дева с резвостью газели –
Незнакомец – вслед за нею. Ну, какой же идиот!

Было это в зимний вечер, и на ней блестела шуба.
Дева юная смекает: «Вот что нужно подлецу!»
Вот уже подъезд знакомый и ее, что звали Любой,
Быстро скидывает шубу в руки наглому юнцу.

Вне себя, дрожа от страха, Люба с воплями и плачем:
«Там за мною вор погнался, шуба у него в руках!»
Два здоровых братца Любы, агрессивности не пряча,
Стали молодца дубасить, так что пух летел и прах!

Только вор какой-то странный, заторможенный попался:
Братьям он не отвечает на кулачный беспредел.
«Заберите свою шубу. И зачем вам было драться?
Просто с девушкой я этой познакомиться хотел».

Тут сообразили братья, что расходовали силы
Не по адресу, и тут же, одержимые виной,
Избиенного под ручки двое братьев подхватили
И домой ведут знакомить с глупой младшею сестрой.

И, представьте, наша Люба незнакомца разглядела
И, представьте, бедный парень приглянулся, господа!
И они сыграли свадьбу. Вот такое было дело.
Ну а шуба? Моль проела, да и узкой стала, да.

 

ПАРОДИИ

 

ПОЭТ-ГРАЖДАНИН

……………………
Толпу к бордвоку
взглядом припечатав,
выходит на бордвок
поэт брадатый.

В импозантной шапочке,
В штанах без штанин
Шагом крепким
Поэт-гражданин.
……………………………..
……………………………..
Стремительный, как стих его,
С глазами философа
У океана лихо он
Как стрекоза носится,

Щепу подошвами
С бордвока рвет:
Стихи – ноша его,
Ими разгорячен рот.

Феликс Рейнштен. «Поэт на бордвоке»

 

Встречались вам гангстеры
Разъяренные?
Вы все ж недостаточно
Закаленные.

Страшнее, злокачественнее –
На мегатонны
поэт накачанный
И распаленный.

Топает, как слон.
«Ой, развалит бордвок!» –
раздается стон
из-под черепов.

«Чудище …озорно,
стозевно и лаяй» –
Прошу покорно,
В дом не пускай!

Носится косматый
И без штанин
Кометой брадатой
дикий гражданин.

Стихи изрыгает,
Аки дракон.
Куда смотрит полиция?
Где закон?

Дамы шарахаются,
Разбегаясь враздрыг.
Стрекоза! Слон!
Вопль! Крик!

На лицо ужасен,
Он добрый иль нет?
Госпожа удача,
Где твой ответ?

Не дает ответа
Госпожа удача.
Увидал ребенок
И ребенок плачет.

 

ПОЗДНИЙ ГОСТЬ

«Дверь не на замке,
Знаю.
Припаду к руке
Молча.
Бритва в пиджаке
Злая.
Доводы в башке
Волчьи.
……………

Через час заря.
Лёлька!
У домов кусты –
Мудро.
Может быть, и зря,
Только…
Не увидишь ты
Утро…»

Михаил Воронцов,  «Поздний гость»

 

Ой, ты гой-еси,
Лёлька!
Горемычная, тебе
Крышка.
Ты глупа постольку,
Поскольку
Ты связалась с мстительным
Мишкой.
Насмотрелся он
Сериалов
И совсем поехала
Крыша.
Ходит, словно горец,
С кинжалом
И стихи безумные
Пишет.
«У домов кусты –
Мудро».
Туалет, а также
Засада.
Как посмела разлюбить,
Курва?!
Не увидишь ты за это
Пощады.
Он Хосе, а ты
Карменсита.
Дверь запри, найми
часового.
А не то ты будешь
пришита
«графоманом» тире
Воронцовым.

 

МОЕМУ МАЛЬЧИКУ

В твоём голосе снежность/небрежность/нежность (нужное подчеркнуть).
Любишь пряники, фрукты, конфеты, но всё же предпочитаешь кнут.
Если ты на взводе, боржоми пить поздно – стоит ловить такси.
И когда я с тобой, я то взрослый мальчик, то заводной апельсин.
………………………………………….

Ты – моё либидо/плацебо/небо. Вечный мой Казантип.
Ты легко заменяешь на время отпуска дьявола во плоти,
И резвятся в бездонных глазах-озёрах тысячи чертенят.
Но по большей части ты – вылитый ангел. Перья так и летят.

Майк Зиновкин

 

В твоем голосе хрипы/угрозы/всхлипы – репертуар несилен.
Любишь воблу, пиво, раков, но больше падок на самогон.
А мое предпочтенье кнута над пряником –это полнейший бред.
И тебе удобной этой гипотезе верить не следует, нет.

Коль вдохну твой запах, когда ты в запое, – дух испустить могу.
Для спасенья легких мне будет предписан курорт на морском берегу. 
И поставить точку давно пора бы, да все не хватает сил.
Кто меня надоумил с тобой связаться? Сам черт нас соединил!

Ты телесный низ, магнетизм и изверг, черный угрюмый кот.
Мы с тобой сцепились в жестокой схватке и насмерть, и на живот.
А в твоих глазах не увидишь правды, поскольку ты страшный плут.
И хотя иногда притворяешься ангелом, Макара вот-вот заметут.

Я кормила тебя и поила отравой, но тебя и яд не берет.
Мне тебя не убить, не забыть, не сбагрить – кому нужен облезлый кот?
Если крыша поехала   это надолго.  Зачем я тебя терплю?
И чем дольше тебя не вижу, мой мальчик, тем больше тебя люблю.

 

КЛИНИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ

Китаец с платформы задвинет смычок,
из ящика грянет оркестр,
мой копчик в мозгу, мой родной мозжечок,
облава, засада, арест,
в кипе набекрень, полумесяцем крест,
Всевышний галдит Сволочок.

Владимир Гандельсман. «Нью-йоркский ноктюрн».

 

Погиб наш поэт, и, кипы набекрень,
Парнас погружается в ступор.
И, как и положено в горестный день,
Идет эксгумация трупа.
Вдруг врач стал белее отбеленных стен
И смотрит на мозг через лупу.

Коллегу толкает: «Такое видал?
О нет, в том поклясться могу!
Давай сообщим в медицинский журнал,
Что копчик нашли мы в мозгу.
Ведь это сенсация! Это скандал!
Пока никому ни гу-гу!»

Товарищ ему не спеша отвечал:
«Коллега, мне странно все это.
Ведь копчик в мозгу что-то там замещал.
Но где же часть мозга поэта?
Не стоит писать в медицинский журнал,
Пока не найдем мы ответа».

 

МОЛЧАНЬЕ КАКАДУ

Можно сесть и разглядывать тучки,
Тарахтеть, как цветной Какаду.
Я еще не дошел до ручки.
Обещаю, что скоро дойду

Михаил Нержин. «Какаду»

 

Гул затих. На подмостки он вышел,
но до ручки еще не дошел.
И терзают сомнения Мишу,
а молчание язвенно жжет.

Винни Пух – вот пример вдохновенья:
Он пыхтелок, ворчалок творец.
И болтун-Какаду с тарахтеньем.
Да и Цветик поэт, наконец!

Ну, а если смолчать? Это сложно!
Не прожить мне без строчки ни дня!
Альманах без меня невозможен
И неполон народ без меня.

Может все-таки лучше молчанье,
Чем на тучки глядеть, тарахтя?
До свиданья, мой друг, до свиданья,
Поскорей уходи, уходя.

 

ПОЛЕТ

Ты знаешь, как целителен полёт,
Когда всеядно лапы тянет осень,
Когда в упор тебя не узнаёт,
Промозглыми ветрами крышу сносит?..

Ольга Кнорр. «Давай переберем часы разлук»

 

Нет, не всегда целителен полет!
Особенно, коль ветер крышу сносит,
Когда тебя никто не узнает
И лапы тянет не бой-френд, а осень.

По-врубелевски врубимся, мой друг,
И крышу восстановим еле-еле.
И с толком перебрав часы разлук
Очнемся: а куда же мы летели?

Над тихой аллеей склонились каштаны.
Ты – рядом. Ты – море. Ты – мыс. Ты – поляна.
Как кисть винограда, сладка и желанна.
Как я – полупьяна.

Вздымаются груди. Касаются кисти.
И падают платья. И падают листья,
И рвутся к губам виноградные кисти
Без счета, без мысли.

 

ПОЛУДЕННЫЙ БРЕД

Склонились каштаны над тихой аллеей.
Ты глубже и шире. Я тверже, смелее.
Ты пламя под каплями слез и елея.
Ты – Божья затея.

Семен Слуцкер. «В разгаре полудня».

 

Полуднем сидели с тобою в аллее.
От жара размякли мы и разомлели.
Вязали мы лыко слегка, еле-еле.
Собой не владели.

И груди вздымались, и кисти касались,
И с платьем твоим мы чуть-чуть не расстались,
Но черт меня дернул, в сравненья ударясь,
Сказать вдруг под занавес:

«Ты – мыс. Ты – поляна. Ты – целое море.
С тобой, словно парусник, буду я спорить,
Гулять на твоем необъятном просторе,
Не зная покоя».

Сказал я: «Ты пламя. Ты – Божья затея».
Ты встала, шатаясь, прекрасней Цирцеи,
Прогневавшись, больно дала мне по шее.
Я пал, холодея.

И солнце померкло, и кончилось лето,
Когда убежала ты полураздетой.
Винить остается в истории этой
талант мой поэта!