ИЛЬЯ РЕЙДЕРМАН ● СТИХИ О СЛОВЕ ● СТИХИ

Прямая речь – как линия пряма,
не потому, что, дескать, от ума,
а потому,  что рвётся в высоту,
живую утверждая правоту.
Многозначительных намёков суть
от нас, пожалуй, может ускользнуть,
и зря порой нам кажется умно
то, чьё значенье мнимо и темно.
Прямая речь наивна и гола,
но слово тут – не тень из-за угла,
оно порой уколет, как игла,
поскольку знает грань добра и зла.
.

           *   *   *
Не забыть бы, что слово есть  дело.
Так верши его в поте  лица!
Говорить ли игриво, умело,
или правду сказать до конца?
Ложь успешная – выйдет боком,
ибо быть перестанешь собой.
Если с чем  и играешь – то с роком,
со своей  торопливой  судьбой.
Сбившись в стаю, слова вылетают,
устремляются  к небесам.
Говорить ли, что все ожидают,
или то, что ты думаешь сам?
Говорить ли, что проще, понятней,
то, что все без усилий поймут,
иль догадкой делиться невнятной,
мысль выпутывая из пут?
Красотою ли –  жертвовать правде?
Правдой – жертвовать ли  красоте?
…Говорите, рифмуйте  и правьте, –
смысл проступит на белом листе.
.

 

           Моление о Слове

«Я глубоко ушёл в немеющее время»
Осип Мандельштам

Я глубоко ушёл в немеющее время,
чтоб в будущее углядеть просвет.
Простите же, что я не с вами всеми, –
и что меня на рынках ваших нет.
Ищу остатки рухнувшего храма.
Что чтите вы – не ведая о том?
Ах, может, в самом деле, – в том и драма,
что молитесь на месте вы пустом.
Вы молитесь тому, чьё имя – пусто.
Вы молитесь дыре, в которой свет.
Ну а она – не ложе ли Прокруста,
в котором в душу встраивают бред?
«Тот свет»? Уже он создан. Перед нами
сознанье усыпляющий туман.
Спим наяву. Мы одержимы снами.
И душу – экранирует экран!
Туда ли слать моления о чуде?
(Ты мог бы быть живым, иным быть мог!)
А из дыры  – потоки словоблудья,
неудержимый образов поток.
…Я глубоко ушёл в немеющее время.
Оно измаялось от немоты.
И слова в нём несказанного бремя.
Дано ли  угадать его черты?
Да, Слово нужно – не изображенье,
не новый идол (смолкни и смотри!)
Лишь в слове – смысл. Лишь в нём преображенье.
И свет, что вспыхнуть должен изнутри.
.

 

              *   *   *
Мир переполнен словами.
Средь вакханалии слов –
кто же в общении  с нами
что-то услышать готов?
Слово – яйцо, но вытек
смысл из него – желток.
Вот и жуёт политик
жвачку газетных строк.
Зря вырубают рощи,
в текст превращают мир.
Не выходи на площадь
и не кричи в эфир!
Произнесенное нами –
речью стало чужой?
Ибо затопчут ногами
то, что сказалось душой.
Мир переполнен словами.
Как же сказаться – до дна?
Мысли неяркое пламя,
внемлющая тишина…
Искреннее (в нём искра?)
слово – летит  в пустоту.
Мы не услышали? – быстро
гаснет оно на лету.
Сказанное украдкой
тихо, в беседе краткой.
Может, его доверишь
только тому, кому веришь.
Что не усилено матом,
не вываляно в грязи.
Тихо – тому, кто рядом.
Молча – тому кто вблизи.
.

*   *   *
О, вслушаться, уйдя от болтовни,
от повседневности, что оглушает,
в ту тишину, в которой мы одни,
в молчание, в котором тайный звук мерцает.
Где жизнь – сосуд,  который не почат,
где всё – предчувствие и предвкушенье,
где дикторы с экранов не кричат,
где автоматов пули не строчат,
где уличное замерло движенье…
Где слово, как зерно, лежит в земле,
где существующее – несказанно,
где мы ещё не ведаем о зле,
где мир дарован, словно с неба манна.

 

                    *   *   *
Поэзия ль кого-нибудь спасёт?
Вот музычка в ушах, а вот – картинка.
И  если слово правды проскользнёт,
то прозвучит, конечно, под сурдинку.
Уже не важно нам, что говорят,
а важно – где и как, с какою миной.
И умирает смысл, покинув звукоряд,
опутанный всемирной паутиной.
Поверить,  что поэзия жива,
что дух высокий в нас вдохнули  музы?
Пластмассовые шарики-слова,
бильярдные шары, что метят в лузы…
И треск сухой, и беспрерывный шум, –
та болтовня, в которой все мы   тонем.
А если вдруг придёт кому на ум,
мысль настоящая, – то мы её прогоним.
.

 

                 *   *   *
Пока ещё на этом берегу,
дай Бог мне впасть в последнюю свободу,
отсеивая от руды породу
и нагружая трудную строку.
Без страха: не прочтут и не поймут.
Тому, кто смертен, – некогда бояться.
Глаголы  горячи – и душу жгут.
Им нужно волю дать, сказать, сказаться.
Да, выговорить то, чему пришла
пора. То, что до формы, звука, слова.
Как голый смысл. Как правда, что гола.
Как нищенка бродячая – без крова.
Рассудок – он сговорчив и лукав,
ему нужней сегодняшняя слава.
Дай жизнь тому, что не имеет прав,
но знает, что, в конечном счёте, – право.
.

 

    «О, как ты бьёшься на пороге
      почти двойного бытия!»
Ф. Тютчев

Покуда не поставил точку,
пока кружится голова,
душа меняет оболочку,
переселяется в слова.
Как будто ей и в самом деле –
нужда в ином. И тесно ей
в моём живом и жарком теле,
– не среди букв и словарей.
О, гибельность игры-отравы!
Зачем в чащобе слов кружить?
Нужнее эфемерность славы –
иль жажда после смерти жить?
Нам в мире, потерявшем Бога –
жить только тем, что можно съесть?
Душа, ты бьёшься у порога,
чтоб просто доказать: ты есть!
Как хочешь ты сказать, сказаться,
взлететь, преодолев тщету,
и краешка небес касаться,
и бросить что-то на лету:
намёк, призыв ли, выкрик птичий,
хотя бы пёрышко с крыла –
(как бы невзрачный знак величья
души, что на земле была…)
.

 

Из книги «Вечные сны»

            *   *   *
Строка пришла издалека,
и не понять, откуда.
И, как бы ни была легка, –
в ней ожиданье чуда.
Она – из тьмы, из немоты,
из тех безумных далей,
которых сам не ведал ты…
Но тем и небывалей!
Блуждай же в дословесной мгле,
прислушиваясь к звукам,
припоминай: ты на земле,
где всё в родстве друг с другом,
где корни переплетены,
где всё – не умирает,
и в сердцевине тишины
друг друга окликает…

 

*   *   *
Зачем стихи? Ведь нашей жизни проза –
не музыка, увы… Скорее – стон.
Поэт не слышит нашего вопроса.
Он ворожит – и сам заворожён.
В его строке – деревья, реки, птицы,
бегущие куда-то облака,
всё сущее – желает с далью слиться
и в этом мире быть наверняка.
И камень – твёрд. И древо – зеленеет.
Огонь – горяч. Любимый – божество.
Всё в мире – слово тайное имеет
и нам готово высказать его.
Что сказано – навеки остаётся.
Надёжно мир стоит – ведь Слово в нём.
… А мы то, мы – почти канатоходцы,
шатаясь, балансируя, живём.
И то, что говорим друг другу – шатко.
“Всё в мире относительно!” – твердим.
Не осеняет разве нас догадка,
что жизнь без Слова – улетит, как дым?
Зачем поэт? Его строка – под током.
Коснись – забьёшься  рыбой на песке,
забыв себя. И о разлуке с Богом
вдруг отчего-то вспомнишь ты в тоске.
И мир увидишь словно бы впервые.
Он говорит с тобой –  ответь и ты!
…Вмиг позабудешь фразы бытовые
и рот откроешь в муке немоты.

 

*   *   *
  Е. Шелестовой
Как в воздухе – за что-то ухватиться?
Нет лестницы – подняться к небесам.
Опору в воздухе находит птица.
Как мне – без крыльев – укрепиться там?
И плоть моя земная – нелегка,
и пред безмерностью небес – я трушу.
Господь, скажи мне, где твоя рука,
длань, поднимающая в небо душу?
Есть Слово у меня – божественная речь,
летящий воздух, трепетный, звучащий.
Слова блуждают в небесах, как в чаще,
вещественную тяжесть сбросив с плеч.
Земной заботы отрясают прах,
аукаясь, созвучия рифмуют,
и хороводы водят в облаках,
и, обретя осмысленность, ликуют.
Ты, слово – смысла маленькая крепость.
Тому, кто ей владеет, не страшна
бессмыслица, случайный вздор, нелепость –
всё то, с чем нескончаема война.
Ведь хочет человек земной немного.
Ему милей немые ширь и даль.
Пространство, ты без Слова – однобоко,
в тебе исчезла духа вертикаль!
Есть ярлыки, названия вещей,
что шелестят. Нет духа в их основе.
На вещи вечность променял Кощей –
нет, не бессмертный. Ведь бессмертье – в Слове.

 

*    *     *
Беда не только в том, что мы умрём,
а в том, что можем умереть случайно,
не досказав своё, с открытым ртом,
а слово, что не высказано – тайна…
Ах, не случайность ли – источник зла?
(Ведь тут и вправду мы – не виноваты.)
Вот через бездну нас перенесла.
Вот равнодушно бросила куда-то.
Я не хочу участвовать в игре.
Я не хочу быть существом случайным.
…И всё-таки проснусь я на заре –
по воле случая  весёлым иль печальным.
Но вот строка…Она таких основ,
шутя, коснулась, держит нить такую,
что чудится неявный смысл (вне слов).
Вот вечное! – а я о нём тоскую.
Вот истина! Всё остальное – дым.
Угадываю истину живую –
и всё пытаюсь распрямить кривую,
прочерченную случаем слепым.

 

                       *   *   *
Стихи, написанные при свечах,
конечно, лучше, чем при свете лампы,
поскольку тот огонь горел и чах,
и убегали, тьмы пугаясь, штампы.
Живой огонь так странно волновал,
боролся с тьмой, что тихо колебалась,
и трепетал, и словно колдовал.
Ему душа  моя уподоблялась.
Не зря сказал Господь: да будет свет!
Есть свет – есть этот мир, что освещён им.
Не то же разве делает поэт
нежданным словом, чувством восхищённым?
О, вдохновенья миг не проворонь,
замкнувшись от всего вниманья кругом,
пока, хоть жив едва – горит огонь,
и свет и тьма – рифмуются друг с другом.
.

 

           *   *   *
А что нас из небытия ведёт
по хрупкому мосту, нависшему над бездной?
Не слово ль рвётся из гортани тесной
и, в жажде  быть, нам открывает рот?
В нём тайный смысл всего, чем  я живу.
А без него – всё в воздухе повисло,
всё – домик карточный, всё  – грёзы наяву,
всё – чепуха без Логоса, без смысла.
О, смысл, что воплощается, и крест
реальности находит для распятья.
Нас всех тоска без дара слова съест.
Не кровно мы, а через Слово – братья.
…Я вслушаюсь: твоё лицо звучит
и складываются во что-то звуки,
и брезжит смысл, что всё одушевит…
И замираешь в пониманья муке,
задумываешься… Кто ты? Кто я ?
Не слово ли, оброненное Богом?
То  слово, что блуждает по дорогам,
и, воплощаясь, жаждет бытия.

 

                      *   *    *
Как в клавиши ты пальцами ни тычь,
но не в словах и опечатках суть, –
в извечной страсти этот мир постичь,
не заблудиться,  выбирая путь.
Слов сею семена. В глазах черно.
Но мысль о самом главном – вот зерно.
Я жизнь отдам за то, чтоб проросло
то семя, что роняю в небеса…
Я чело-век. Я чту своё чело.
Я стар и слаб. Но верю в чудеса.
Да, верю я – и через много лет
слова живут,  хоть нас на свете нет.
Быть может, хлебом слов насытит кто-то дух
и повторит строку – ту, что пишу я – вслух.
Живи и умирай, молись и вопрошай –
чтоб кто-то мог собрать небесный урожай.

Презентация очередной книги Ильи Рейдермана «Я»

________________________________

Прямая речь – как линия пряма,
не потому, что, дескать, от ума,
а потому,  что рвётся в высоту,
живую утверждая правоту.
Многозначительных намёков суть
от нас, пожалуй, может ускользнуть,
и зря порой нам кажется умно
то, чьё значенье мнимо и темно.
Прямая речь наивна и гола,
но слово тут – не тень из-за угла,
оно порой уколет, как игла,
поскольку знает грань добра и зла.
.

           *   *   *
Не забыть бы, что слово есть  дело.
Так верши его в поте  лица!
Говорить ли игриво, умело,
или правду сказать до конца?
Ложь успешная – выйдет боком,
ибо быть перестанешь собой.
Если с чем  и играешь – то с роком,
со своей  торопливой  судьбой.
Сбившись в стаю, слова вылетают,
устремляются  к небесам.
Говорить ли, что все ожидают,
или то, что ты думаешь сам?
Говорить ли, что проще, понятней,
то, что все без усилий поймут,
иль догадкой делиться невнятной,
мысль выпутывая из пут?
Красотою ли –  жертвовать правде?
Правдой – жертвовать ли  красоте?
…Говорите, рифмуйте  и правьте, –
смысл проступит на белом листе.
.

 

           Моление о Слове

«Я глубоко ушёл в немеющее время»
Осип Мандельштам

Я глубоко ушёл в немеющее время,
чтоб в будущее углядеть просвет.
Простите же, что я не с вами всеми, –
и что меня на рынках ваших нет.
Ищу остатки рухнувшего храма.
Что чтите вы – не ведая о том?
Ах, может, в самом деле, – в том и драма,
что молитесь на месте вы пустом.
Вы молитесь тому, чьё имя – пусто.
Вы молитесь дыре, в которой свет.
Ну а она – не ложе ли Прокруста,
в котором в душу встраивают бред?
«Тот свет»? Уже он создан. Перед нами
сознанье усыпляющий туман.
Спим наяву. Мы одержимы снами.
И душу – экранирует экран!
Туда ли слать моления о чуде?
(Ты мог бы быть живым, иным быть мог!)
А из дыры  – потоки словоблудья,
неудержимый образов поток.
…Я глубоко ушёл в немеющее время.
Оно измаялось от немоты.
И слова в нём несказанного бремя.
Дано ли  угадать его черты?
Да, Слово нужно – не изображенье,
не новый идол (смолкни и смотри!)
Лишь в слове – смысл. Лишь в нём преображенье.
И свет, что вспыхнуть должен изнутри.
.

 

              *   *   *
Мир переполнен словами.
Средь вакханалии слов –
кто же в общении  с нами
что-то услышать готов?
Слово – яйцо, но вытек
смысл из него – желток.
Вот и жуёт политик
жвачку газетных строк.
Зря вырубают рощи,
в текст превращают мир.
Не выходи на площадь
и не кричи в эфир!
Произнесенное нами –
речью стало чужой?
Ибо затопчут ногами
то, что сказалось душой.
Мир переполнен словами.
Как же сказаться – до дна?
Мысли неяркое пламя,
внемлющая тишина…
Искреннее (в нём искра?)
слово – летит  в пустоту.
Мы не услышали? – быстро
гаснет оно на лету.
Сказанное украдкой
тихо, в беседе краткой.
Может, его доверишь
только тому, кому веришь.
Что не усилено матом,
не вываляно в грязи.
Тихо – тому, кто рядом.
Молча – тому кто вблизи.
.

*   *   *
О, вслушаться, уйдя от болтовни,
от повседневности, что оглушает,
в ту тишину, в которой мы одни,
в молчание, в котором тайный звук мерцает.
Где жизнь – сосуд,  который не почат,
где всё – предчувствие и предвкушенье,
где дикторы с экранов не кричат,
где автоматов пули не строчат,
где уличное замерло движенье…
Где слово, как зерно, лежит в земле,
где существующее – несказанно,
где мы ещё не ведаем о зле,
где мир дарован, словно с неба манна.

 

                    *   *   *
Поэзия ль кого-нибудь спасёт?
Вот музычка в ушах, а вот – картинка.
И  если слово правды проскользнёт,
то прозвучит, конечно, под сурдинку.
Уже не важно нам, что говорят,
а важно – где и как, с какою миной.
И умирает смысл, покинув звукоряд,
опутанный всемирной паутиной.
Поверить,  что поэзия жива,
что дух высокий в нас вдохнули  музы?
Пластмассовые шарики-слова,
бильярдные шары, что метят в лузы…
И треск сухой, и беспрерывный шум, –
та болтовня, в которой все мы   тонем.
А если вдруг придёт кому на ум,
мысль настоящая, – то мы её прогоним.
.

 

                 *   *   *
Пока ещё на этом берегу,
дай Бог мне впасть в последнюю свободу,
отсеивая от руды породу
и нагружая трудную строку.
Без страха: не прочтут и не поймут.
Тому, кто смертен, – некогда бояться.
Глаголы  горячи – и душу жгут.
Им нужно волю дать, сказать, сказаться.
Да, выговорить то, чему пришла
пора. То, что до формы, звука, слова.
Как голый смысл. Как правда, что гола.
Как нищенка бродячая – без крова.
Рассудок – он сговорчив и лукав,
ему нужней сегодняшняя слава.
Дай жизнь тому, что не имеет прав,
но знает, что, в конечном счёте, – право.
.

 

    «О, как ты бьёшься на пороге
      почти двойного бытия!»
Ф. Тютчев

Покуда не поставил точку,
пока кружится голова,
душа меняет оболочку,
переселяется в слова.
Как будто ей и в самом деле –
нужда в ином. И тесно ей
в моём живом и жарком теле,
– не среди букв и словарей.
О, гибельность игры-отравы!
Зачем в чащобе слов кружить?
Нужнее эфемерность славы –
иль жажда после смерти жить?
Нам в мире, потерявшем Бога –
жить только тем, что можно съесть?
Душа, ты бьёшься у порога,
чтоб просто доказать: ты есть!
Как хочешь ты сказать, сказаться,
взлететь, преодолев тщету,
и краешка небес касаться,
и бросить что-то на лету:
намёк, призыв ли, выкрик птичий,
хотя бы пёрышко с крыла –
(как бы невзрачный знак величья
души, что на земле была…)
.

 

Из книги «Вечные сны»

            *   *   *
Строка пришла издалека,
и не понять, откуда.
И, как бы ни была легка, –
в ней ожиданье чуда.
Она – из тьмы, из немоты,
из тех безумных далей,
которых сам не ведал ты…
Но тем и небывалей!
Блуждай же в дословесной мгле,
прислушиваясь к звукам,
припоминай: ты на земле,
где всё в родстве друг с другом,
где корни переплетены,
где всё – не умирает,
и в сердцевине тишины
друг друга окликает…

 

*   *   *
Зачем стихи? Ведь нашей жизни проза –
не музыка, увы… Скорее – стон.
Поэт не слышит нашего вопроса.
Он ворожит – и сам заворожён.
В его строке – деревья, реки, птицы,
бегущие куда-то облака,
всё сущее – желает с далью слиться
и в этом мире быть наверняка.
И камень – твёрд. И древо – зеленеет.
Огонь – горяч. Любимый – божество.
Всё в мире – слово тайное имеет
и нам готово высказать его.
Что сказано – навеки остаётся.
Надёжно мир стоит – ведь Слово в нём.
… А мы то, мы – почти канатоходцы,
шатаясь, балансируя, живём.
И то, что говорим друг другу – шатко.
“Всё в мире относительно!” – твердим.
Не осеняет разве нас догадка,
что жизнь без Слова – улетит, как дым?
Зачем поэт? Его строка – под током.
Коснись – забьёшься  рыбой на песке,
забыв себя. И о разлуке с Богом
вдруг отчего-то вспомнишь ты в тоске.
И мир увидишь словно бы впервые.
Он говорит с тобой –  ответь и ты!
…Вмиг позабудешь фразы бытовые
и рот откроешь в муке немоты.

 

*   *   *
  Е. Шелестовой
Как в воздухе – за что-то ухватиться?
Нет лестницы – подняться к небесам.
Опору в воздухе находит птица.
Как мне – без крыльев – укрепиться там?
И плоть моя земная – нелегка,
и пред безмерностью небес – я трушу.
Господь, скажи мне, где твоя рука,
длань, поднимающая в небо душу?
Есть Слово у меня – божественная речь,
летящий воздух, трепетный, звучащий.
Слова блуждают в небесах, как в чаще,
вещественную тяжесть сбросив с плеч.
Земной заботы отрясают прах,
аукаясь, созвучия рифмуют,
и хороводы водят в облаках,
и, обретя осмысленность, ликуют.
Ты, слово – смысла маленькая крепость.
Тому, кто ей владеет, не страшна
бессмыслица, случайный вздор, нелепость –
всё то, с чем нескончаема война.
Ведь хочет человек земной немного.
Ему милей немые ширь и даль.
Пространство, ты без Слова – однобоко,
в тебе исчезла духа вертикаль!
Есть ярлыки, названия вещей,
что шелестят. Нет духа в их основе.
На вещи вечность променял Кощей –
нет, не бессмертный. Ведь бессмертье – в Слове.

 

*    *     *
Беда не только в том, что мы умрём,
а в том, что можем умереть случайно,
не досказав своё, с открытым ртом,
а слово, что не высказано – тайна…
Ах, не случайность ли – источник зла?
(Ведь тут и вправду мы – не виноваты.)
Вот через бездну нас перенесла.
Вот равнодушно бросила куда-то.
Я не хочу участвовать в игре.
Я не хочу быть существом случайным.
…И всё-таки проснусь я на заре –
по воле случая  весёлым иль печальным.
Но вот строка…Она таких основ,
шутя, коснулась, держит нить такую,
что чудится неявный смысл (вне слов).
Вот вечное! – а я о нём тоскую.
Вот истина! Всё остальное – дым.
Угадываю истину живую –
и всё пытаюсь распрямить кривую,
прочерченную случаем слепым.

 

                       *   *   *
Стихи, написанные при свечах,
конечно, лучше, чем при свете лампы,
поскольку тот огонь горел и чах,
и убегали, тьмы пугаясь, штампы.
Живой огонь так странно волновал,
боролся с тьмой, что тихо колебалась,
и трепетал, и словно колдовал.
Ему душа  моя уподоблялась.
Не зря сказал Господь: да будет свет!
Есть свет – есть этот мир, что освещён им.
Не то же разве делает поэт
нежданным словом, чувством восхищённым?
О, вдохновенья миг не проворонь,
замкнувшись от всего вниманья кругом,
пока, хоть жив едва – горит огонь,
и свет и тьма – рифмуются друг с другом.
.

 

           *   *   *
А что нас из небытия ведёт
по хрупкому мосту, нависшему над бездной?
Не слово ль рвётся из гортани тесной
и, в жажде  быть, нам открывает рот?
В нём тайный смысл всего, чем  я живу.
А без него – всё в воздухе повисло,
всё – домик карточный, всё  – грёзы наяву,
всё – чепуха без Логоса, без смысла.
О, смысл, что воплощается, и крест
реальности находит для распятья.
Нас всех тоска без дара слова съест.
Не кровно мы, а через Слово – братья.
…Я вслушаюсь: твоё лицо звучит
и складываются во что-то звуки,
и брезжит смысл, что всё одушевит…
И замираешь в пониманья муке,
задумываешься… Кто ты? Кто я ?
Не слово ли, оброненное Богом?
То  слово, что блуждает по дорогам,
и, воплощаясь, жаждет бытия.

 

                      *   *    *
Как в клавиши ты пальцами ни тычь,
но не в словах и опечатках суть, –
в извечной страсти этот мир постичь,
не заблудиться,  выбирая путь.
Слов сею семена. В глазах черно.
Но мысль о самом главном – вот зерно.
Я жизнь отдам за то, чтоб проросло
то семя, что роняю в небеса…
Я чело-век. Я чту своё чело.
Я стар и слаб. Но верю в чудеса.
Да, верю я – и через много лет
слова живут,  хоть нас на свете нет.
Быть может, хлебом слов насытит кто-то дух
и повторит строку – ту, что пишу я – вслух.
Живи и умирай, молись и вопрошай –
чтоб кто-то мог собрать небесный урожай.

Презентация очередной книги Ильи Рейдермана «Я»

________________________________